И все же, если не удастся захватить убийцу в его норе, не поможет ни подкинутая дохлая «утка», ни помлесника — придется возвращаться в Медвежью Падь, раскалывать болтливую хозяйку Толкунова. То-есть, начинать расследование с самого начала.
— Прости за откровенность, Серафим, но глуп ты, как невыкорчеванный пень!
— Это… почему?
— Включи в работу извилины, коли они сохранились — поймешь… Ладно, сделанного не исправить — пошли.
Толкунов наморщил лоб, спрятал в жировых складках недоумевающие глаза. Классическая гримаса малоумка, пациента психушки. И снова сыщик отмел возникшие подозрения о предательстве спутника.
Внимательно оглядев виднеющийся вдали забор заимки, Тарасик решительно свернул в заросли и зашагал в обратную сторону.
— Куда вы? — всполошился Серафим. — К Логову — вон по этой дороге, никуда не сворачивая… Колдунья же как сказала?
— Ни к какому Логову мы с тобой не пойдем! — буркнул Добято. — Подозреваю, там уже ожидают. Те самые налетчики, которые едва не отправили нас на тот свет. Возможно, не без помощи твоей Евдокии…
— А там, — пропустив мимо покрасневших ушей упоминание имени сопостельницы, прапорщик ткнул пальцем в сторону медвежьепадьевской дороги, — не отправят?
— Серафим, ты — человек военный, обязан понимать — снаряды в одну и ту же воронку не падают… Понял?
«Военный человек», позабыв о недавних оскорблениях, горделиво выпятил место, которое у нормальных мужчин зовется грудью.
— И что мы там станем делать? — спросил он, с умным видом. — Искать следы, да?
— Вот именно. Хочется мне поглядеть на сваленную липу, поползать под кустами. Заодно погрызть лечебный лимонник…
Им повезло — не пришлось шагать по грязным лужам или по мокрой траве, огибая глубокие рытвины — на выезде из распадка путников догнала телега с бородатым возницей. Пегая лошаденка, уныло наклонив гривастую голову, тащила немалый груз — мешки, набитые кедровыми шишками.
— Подвезешь, батя?
— Чего ж не подвезти добрых людей, — мужик задумчиво поскреб в дремучей бороде, хитро прищурился. — Кинете на пузырь — садитесь. Ныне жизня такая пошла — рыночная. Я, значится, нагружу разнесчастную свою кобыленку, вы, как положено, раскошелитесь…
— Сколько запросишь, «рыночник»? — осторожно осведомился прапорщик. Ему не хотелось расплачиваться за дерьмовую услугу. — Ежели сойдемся в цене — поедем.
— Сойдемся, не сойдемся, — передразнил дедок. — Сказано — на пузырь. Иль не поняли?… Хочется топать по грязи — топайте, не хочется — выкладывайте по червонцу. Вот и весь запрос. Торговаться не стану, не надейтесь! С недельку тому назад тожеть подвозил двух охотников — по четвертной выложили, не поскупились… А ты — сойдемся, не сойдемся! Уговариваешь, будто бабу.
Сыщик насторожился, на подобии борзой, унюхавшей пробегающего зайца. Если старик не брешет — пассажирами могли быть и Убийца с Чудаковым. Господи, сделай чудо, помоги сыскному своему рабу, истово про себя молился Тарасик. Такая уж привычка, такая манера — обращаться к Богу, когда преступники уже видны невооруженным взглядом, до них остается, фигурально выражаясь, два шага.
Он вытащил из внутреннего кармана тощий бумажник, отсчитал скряге двадцать рублей. Тот оглядел деньги на свет, недоверчиво ощупал — видимо, не рассчитывал на такое быстрое согласие, настроился на «торговлю» — спрятал в карман куртки. Выразительно кивнул на мешки. Садитесь, мол, не тяните, дорога дальняя, приходится поторапливаться.
Прапорщик облегченно выдохнул удерживаемый внутри воздух, первым забрался на покосившуюся под его тяжестью телегу. Великодушно показал моквичу на место рядом с собой. Будто не Добято — он расплатился за поездку. Но Тарасик уселся не рядом с тяжеловесным прапорщиком, решил выправить накренившуюся телегу — примостился с другой стороны.
Телега ползла по размытой дороге, будто лодка по бурному морю. Клонилась то в одну, то в другую сторону, подскакивала на рытвинах, выплескивала из-под колес грязевые фонтаны. Шишки больно вдавливались в тело, лошаденка качалась — вот-вот упадет.
— Не боись, — возница будто подслушал опасения пассажира. — Манька двужильная, без устали потянет воз до самой Медвежьей Пади. Хотели её в прошлом году — на живодерню, дак я отвоевал. Енто с виду — доходяга, придуряется, подлюга… Но, треклятая! — похлестнул он «лентяйку» и снова обернулся к охотникам. — О чем это я баял?…
— Про мужиков, которые одарили тебя четвертными, — торопливо напомнил Тарасик. — Небось, ехали до самого поселка?
— Даешь, паря! — возмутился бородач. — Стал бы я брать по четвертной аж до Медвежьей Пади — меньше полтинника и разговора бы не было. Сошли не то в пяти, не то в десяти верстах от Голубого… Ничего не могу сказать — культурные парни, вежливые. До свиданья, сказали, батя, руку пожали… Одного знаю — помощником лесника трудится, встречались единожды на делянке…
Похоже, интуиция не обманула сыщика, второй «пассажир» наверняка лжеКоролев. Преступник допустил непростительный прокол — не убрал важного свидетеля! Впрочем, в его положении офлажкованного зверя оставлять ещё один труп — будто вручать преследующему его сыщику визитную карточку с указанием адреса.
Но переспрашивать старика опасно, тем более, что он сам не собирается сворачивать с найденной темы.
Прапорщик равнодушно зевал, тер ладонью закрывающиеся глаза.
— О чем это я талдычил? Засек меня вреднючий помлесника на порубке. Как водится, штрафанул… А куда мне деваться, ежели нижние венцы избы подгнили, требовают замену, а в кармане — два шиша, на которые ничего не купишь… Опосля видел вредину, хрен ему в задницу, у лесника на заимке. Дажеть не поздоровкался!
— А второй мужик? — не выдержал Добято. — Тоже служит у лесника?
— Служит — точно говорено. Токо не у Пашки-лесника — в погонах разгуливает… Врать не стану, после той встречи капитана не довелось встречать. Да и то сказать — я по земле ползаю, он поверху летает, где уж нам свидеться…
— Не темни, дед! — неожиданно возмутился, казалось, засыпающий Толкунов. — Вся тайга знает об исчезновении капитана.
— А ты, заяц-кролик, не больно шуми на меня! — тоже вз»ерепенился дедок. — Пропал офицерик, говоришь? А вдруг начальство его вызвало? Или в тайге по неумелости заблудился да нарвался на тигринные зубы? Болтун ты, чисто трепач! Все наши беды из-за таких, как ты, крапиву тебе под хвост! Посрамленный Серафим умолк. Обдумывая новую информацию, молчал и Добято. Один дед сердито что-то бурчал, то и дело подхлестывал уставшую лошадь.
Сыщик попросил остановиться не доезжая полукилометра до сваленной липы.
— Значится, на охоту собрались, браконьеры? — полувопросительно, полуутвердительно проворчал старик, все ещё не отошедший от недавней схватки с «болтуном».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67