Сюда, в западный Канзас, он добрался лишь благодаря своей молодости, чувству юмора и еще виски. Ну и, наверное, ему хотелось сюда вернуться. И вовсе я не отказываюсь помогать ему как могу. Я могу давать ему всякие таблетки, даже поднять немного давление, но легкие и почки уже почти совсем не работают. И рассказываю я это тебе только потому, что считаю — твоему отцу надо знать, что его сын может умереть со дня на день.
— Я знал, что от него остались лишь кожа да кости, но он все улыбался, шутил, говорил, что по-прежнему бегает за девочками.
Когда Гэс поворачивался, чтобы снова подойти к Лу, он услышал голос Мартина, доносящийся с улицы:
— Доктор! Доктор Винкельман! Вы здесь?
И Гэс каким-то образом сразу догадался, что произошло, почему это произошло, и кто виноват в том, что произошло.
— Доктор, это Мартин, мой брат, — сказал Гэс. — У нас на ферме что-то случилось!
Доктор схватил свой чемоданчик, и они вышли из номера Лютера. В это время в фойе ворвался Мартин. У него был полубезумный вид, но глаза оставались проницательными и колючими.
Он сразу рассказал, что произошло.
— Несчастье с папой! Его затянуло в культиватор. Он не смог сдержать лошадей... — Мартин посмотрел на Гэса и сказал так, будто зачитывал обвинительный акт в суде: — Ты запрягал этих лошадей.
— Я поеду на машине, — сказал врач. — Но вы мне покажете дорогу.
Машина “Форд” модели “Т” производила намного больше шума, чем коляска Мартина, но ехала немного быстрее.
— А что с лошадьми? — спросил Гэс, когда они с грохотом, на полной скорости, выезжали из города. Люди на улицах смотрели им вслед, чувствуя, что произошло несчастье, что спешка неспроста.
— Я обрезал поводья. Они тут же умчались к черту. Может, они уже в Монтане.
— Он был жив, когда ты отправился в город? — прокричал доктор. Он склонялся над большим деревянным рулем, не отрывая глаз от дороги и выжимая полный газ.
— Жив. Он кричал, — сказал Мартин, — ну, как вот верещат кабаны, когда их подстрелят в брюхо.
Они мчались по гравиевой дороге, прыгая по ухабам и выбоинам, притормаживая на крутых поворотах, а потом, с прежней скоростью, снова устремляясь вперед. Они проехали новоприобретенные участки Гилпинов, пронеслись мимо всего этого приумножения, оставили позади большой дом центральной фермы.
Выбрав относительно ровное место, доктор на небольшой скорости съехал с дороги, перебрался через канаву, отделявшую дорогу от поля, и выехал на поле. Здесь он снова прибавил газу. Когда он увидел, куда именно ему нужно ехать, то еще прибавил скорости. И черная машина с высокими колесами помчалась сквозь зеленую кукурузу, потом по грядкам. Подъехав к культиватору, который стоял недалеко от ореховой рощицы, доктор резко затормозил, остановил машину, и, не открывая дверцы, перепрыгнул через нее и соскочил на землю. На стальных зубьях культиватора висел человек.
Глаза отца сделались серо-зелеными, как у зверя, попавшего в ловушку; челюсть была упрямо выставлена вперед, будто он и сейчас не хотел признать поражения, не допускал мысли, что сталь может пронзить его внутренности.
— Не двигайтесь, мистер Гилпин, — спокойно сказал врач, доставая из чемоданчика шприц. Наполняя его, он так же спокойно сказал сыновьям: — Может, вы попросите у него благословения, пока еще есть время?
— Да, сэр. — Гэс первый бросился к отцу, наверное, подгоняемый странным чувством вины, которое наполнило его глаза слезами. — Папа, папа, извините меня, извините, что я вот так уехал, извините, что из-за меня вы!..
А Мартин спросил:
— Папа, а что мне сейчас нужно сделать?
— Боже, я еще не готов, — простонал отец, когда врач наклонился к нему, чтобы сделать укол.
— Наверное, никто никогда не готов к такому, — мягко сказал врач. — Вы хотите что-нибудь сказать своим сыновьям?
— Будьте достойными людьми, ребята, не позорьте моего имени, заботьтесь о матери. С гордостью носите фамилию Гилпин... — Он стал говорить что-то несвязное, голос срывался на рыдание. Потом снова произнес четко: — Заботьтесь о матери, о сестре, молитесь, когда положено, и работайте, работайте без передышки, все должно давать доход, приумножение.
Опиум наконец подействовал: у отца отвалилась челюсть, глаза затуманились, речь стала совершенно бессвязной. И, наконец, голос стих, как иногда неожиданно стихает в прерии ветер, гонявший пыль.
— Он умер? — спросил Мартин.
Доктор Винкельман взял старика за запястье, стал нащупывать пульс. Потом, после долгого молчания, кивнул головой.
— А какой это укол вы ему сделали? — спросил Мартин холодным и подозрительным голосом.
— Болеутоляющий. Я хотел, чтобы он не мучился так сильно. Я думал, и вы хотели, чтобы я сделал именно это. Но если вы недовольны, если вас что-то беспокоит, можете мне не платить за услуги.
— Подождите, подождите, — сказал Гэс сквозь слезы. — Не сердитесь, доктор Винкельман. Что нам теперь делать?
— Предстоит очень неприятное дело. Может быть, вам сначала стоит выпить немножко медицинского спирта.
С этими словами он вытащил коричневую бутылку из своего черного чемоданчика, открыл ее, отхлебнул и передал бутылку Мартину.
— Мне это не нужно, — отказался Мартин. — Я и без этого обойдусь. — И добавил, обращаясь к Гэсу: — И тебе не нужно.
— А мне, наверное, нужно, а не то я сейчас упаду, — сказал Гэс слабым голосом, опускаясь на колени. Он взял бутылку и сделал глоток. Спирт обжег горло и внутренности.
— Эй, хватит! — крикнул Мартин.
— Нам надо поторапливаться, — сказал врач. — Скоро сюда набежит много народу, некоторые полезут помогать, а большинство будет просто глазеть.
— Да, сэр, — ответил Гэс. — А папе всегда очень не нравилось, когда посторонние совали нос в его дела.
— Тогда, ребята, беритесь за вот то колесо и разворачивайте эту штуку... Так... на ровное место... так... а теперь подальше от этого дерева... а я попытаюсь вытащить у него из живота эту проклятую железяку.
Мартин и Гэс исправно выполняли распоряжения доктора, который пытался стащить тело с вонзившегося в него изогнутого стального шипа.
— Мартин! — По лицу доктора обильно стекал пот. — А ну-ка, поддай, вот здесь, чтоб приподнять его чуть повыше.
Мартин всем весом навалился на одну сторону культиватора, а врач, покрякивая, тянул тело в разные стороны.
— Как на крючок попался.
Уперевшись коленом в грудь мертвеца, доктор всем своим весом стал давить на тело, продолжая дергать его из стороны в сторону. Наконец сошник, по форме напоминающий изогнутый кверху наконечник стрелы, был очередным сильным рывком вырван из тела, которое тяжело отвалилось в сторону и распласталось на земле. Врач громко вздохнул.
— Мне очень неприятно, что пришлось так с ним обращаться, но он уже ничего не чувствует.
Гэс с трудом сдерживал рвотные спазмы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Я знал, что от него остались лишь кожа да кости, но он все улыбался, шутил, говорил, что по-прежнему бегает за девочками.
Когда Гэс поворачивался, чтобы снова подойти к Лу, он услышал голос Мартина, доносящийся с улицы:
— Доктор! Доктор Винкельман! Вы здесь?
И Гэс каким-то образом сразу догадался, что произошло, почему это произошло, и кто виноват в том, что произошло.
— Доктор, это Мартин, мой брат, — сказал Гэс. — У нас на ферме что-то случилось!
Доктор схватил свой чемоданчик, и они вышли из номера Лютера. В это время в фойе ворвался Мартин. У него был полубезумный вид, но глаза оставались проницательными и колючими.
Он сразу рассказал, что произошло.
— Несчастье с папой! Его затянуло в культиватор. Он не смог сдержать лошадей... — Мартин посмотрел на Гэса и сказал так, будто зачитывал обвинительный акт в суде: — Ты запрягал этих лошадей.
— Я поеду на машине, — сказал врач. — Но вы мне покажете дорогу.
Машина “Форд” модели “Т” производила намного больше шума, чем коляска Мартина, но ехала немного быстрее.
— А что с лошадьми? — спросил Гэс, когда они с грохотом, на полной скорости, выезжали из города. Люди на улицах смотрели им вслед, чувствуя, что произошло несчастье, что спешка неспроста.
— Я обрезал поводья. Они тут же умчались к черту. Может, они уже в Монтане.
— Он был жив, когда ты отправился в город? — прокричал доктор. Он склонялся над большим деревянным рулем, не отрывая глаз от дороги и выжимая полный газ.
— Жив. Он кричал, — сказал Мартин, — ну, как вот верещат кабаны, когда их подстрелят в брюхо.
Они мчались по гравиевой дороге, прыгая по ухабам и выбоинам, притормаживая на крутых поворотах, а потом, с прежней скоростью, снова устремляясь вперед. Они проехали новоприобретенные участки Гилпинов, пронеслись мимо всего этого приумножения, оставили позади большой дом центральной фермы.
Выбрав относительно ровное место, доктор на небольшой скорости съехал с дороги, перебрался через канаву, отделявшую дорогу от поля, и выехал на поле. Здесь он снова прибавил газу. Когда он увидел, куда именно ему нужно ехать, то еще прибавил скорости. И черная машина с высокими колесами помчалась сквозь зеленую кукурузу, потом по грядкам. Подъехав к культиватору, который стоял недалеко от ореховой рощицы, доктор резко затормозил, остановил машину, и, не открывая дверцы, перепрыгнул через нее и соскочил на землю. На стальных зубьях культиватора висел человек.
Глаза отца сделались серо-зелеными, как у зверя, попавшего в ловушку; челюсть была упрямо выставлена вперед, будто он и сейчас не хотел признать поражения, не допускал мысли, что сталь может пронзить его внутренности.
— Не двигайтесь, мистер Гилпин, — спокойно сказал врач, доставая из чемоданчика шприц. Наполняя его, он так же спокойно сказал сыновьям: — Может, вы попросите у него благословения, пока еще есть время?
— Да, сэр. — Гэс первый бросился к отцу, наверное, подгоняемый странным чувством вины, которое наполнило его глаза слезами. — Папа, папа, извините меня, извините, что я вот так уехал, извините, что из-за меня вы!..
А Мартин спросил:
— Папа, а что мне сейчас нужно сделать?
— Боже, я еще не готов, — простонал отец, когда врач наклонился к нему, чтобы сделать укол.
— Наверное, никто никогда не готов к такому, — мягко сказал врач. — Вы хотите что-нибудь сказать своим сыновьям?
— Будьте достойными людьми, ребята, не позорьте моего имени, заботьтесь о матери. С гордостью носите фамилию Гилпин... — Он стал говорить что-то несвязное, голос срывался на рыдание. Потом снова произнес четко: — Заботьтесь о матери, о сестре, молитесь, когда положено, и работайте, работайте без передышки, все должно давать доход, приумножение.
Опиум наконец подействовал: у отца отвалилась челюсть, глаза затуманились, речь стала совершенно бессвязной. И, наконец, голос стих, как иногда неожиданно стихает в прерии ветер, гонявший пыль.
— Он умер? — спросил Мартин.
Доктор Винкельман взял старика за запястье, стал нащупывать пульс. Потом, после долгого молчания, кивнул головой.
— А какой это укол вы ему сделали? — спросил Мартин холодным и подозрительным голосом.
— Болеутоляющий. Я хотел, чтобы он не мучился так сильно. Я думал, и вы хотели, чтобы я сделал именно это. Но если вы недовольны, если вас что-то беспокоит, можете мне не платить за услуги.
— Подождите, подождите, — сказал Гэс сквозь слезы. — Не сердитесь, доктор Винкельман. Что нам теперь делать?
— Предстоит очень неприятное дело. Может быть, вам сначала стоит выпить немножко медицинского спирта.
С этими словами он вытащил коричневую бутылку из своего черного чемоданчика, открыл ее, отхлебнул и передал бутылку Мартину.
— Мне это не нужно, — отказался Мартин. — Я и без этого обойдусь. — И добавил, обращаясь к Гэсу: — И тебе не нужно.
— А мне, наверное, нужно, а не то я сейчас упаду, — сказал Гэс слабым голосом, опускаясь на колени. Он взял бутылку и сделал глоток. Спирт обжег горло и внутренности.
— Эй, хватит! — крикнул Мартин.
— Нам надо поторапливаться, — сказал врач. — Скоро сюда набежит много народу, некоторые полезут помогать, а большинство будет просто глазеть.
— Да, сэр, — ответил Гэс. — А папе всегда очень не нравилось, когда посторонние совали нос в его дела.
— Тогда, ребята, беритесь за вот то колесо и разворачивайте эту штуку... Так... на ровное место... так... а теперь подальше от этого дерева... а я попытаюсь вытащить у него из живота эту проклятую железяку.
Мартин и Гэс исправно выполняли распоряжения доктора, который пытался стащить тело с вонзившегося в него изогнутого стального шипа.
— Мартин! — По лицу доктора обильно стекал пот. — А ну-ка, поддай, вот здесь, чтоб приподнять его чуть повыше.
Мартин всем весом навалился на одну сторону культиватора, а врач, покрякивая, тянул тело в разные стороны.
— Как на крючок попался.
Уперевшись коленом в грудь мертвеца, доктор всем своим весом стал давить на тело, продолжая дергать его из стороны в сторону. Наконец сошник, по форме напоминающий изогнутый кверху наконечник стрелы, был очередным сильным рывком вырван из тела, которое тяжело отвалилось в сторону и распласталось на земле. Врач громко вздохнул.
— Мне очень неприятно, что пришлось так с ним обращаться, но он уже ничего не чувствует.
Гэс с трудом сдерживал рвотные спазмы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92