Пришел старый проводник и прокомпостировал их билеты. Потом по проходу прошел белый мальчик с лотком; Гэс купил у него по огромной цене два яблока. После этого их уже никто не беспокоил, и они могли спокойно смотреть в окно.
Холмы Арканзаса скоро уступили место равнинам Озарка. Мимо окна проносились дубовые леса, шахты, где добывали свинец, развалюхи по краям лугов и полей. Изредка возникало что-нибудь, что привлекало внимание, но тут же оставалось позади и исчезало: человек, свежующий свинью, подвешенную к ветке дуба; чернокожий мальчик, сидящий на муле и размахивающий рваной шляпой; большой бык, пытающийся взгромоздиться на стройную, слегка присевшую на задние ноги корову... Все, что проносилось за окном, напоминало Гэсу о доме, о графстве Форд.
Месяцы, проведенные в каменном муравейнике, казались годами; он был как дикий мустанг, которого привезли в город, чтобы научить принимать участие в соревнованиях по выездке и стиплчейзу. По мере того как пейзаж, обозреваемый из окна вагона, становился все более диким и первозданным, воспоминания о каменных коробках, асфальте под ногами стали отступать. Каньоны, которые они переезжали по мостам, становились все глубже, а земля вокруг казалась совершенно девственной; никаких следов деятельности человека — если, конечно, не считать самих железнодорожных путей, которые вились через равнины, по зеленым склонам холмов... Вдруг Гэс услышал, как кто-то выкрикивает: “Хот-Спрингз! Хот-Спрингз!” Он очнулся окончательно и поднял голову с плеча Бесси, облаченного в шелк платья.
Глядя в ее египетские глаза, на ее радушную улыбку, он сказал:
— Нам здесь выходить.
Легко соскочив с подножки вагона, они обнаружили, что рядом с ними на платформе никого больше не было. Немного подальше, возле вагона первого класса для белых, вертелись носильщики и еще какие-то личности, которые помогали белым пассажирам, важным как магараджи, спускаться со ступенек вагона на вымощенную плиткой платформу; потом этих пассажиров почтительно сопровождали к машинам.
— Ну, посмотри, — сказал Гэс, — а здесь ни одного носильщика.
Гэс засунул пару пальцев в рот и пронзительно свистнул. К ним тут же бросился носильщик — седой растерянный негр, качающий головой и будто вопрошающий: что этот непредсказуемый белый человек придумает завтра?
Носильщик взял чемоданы; Гэс отдал ему чеки на багаж:
— Спасибо за помощь. Мы собираемся остановиться в гостинице.
— В той самой гостинице? — спросил седовласый носильщик с какой-то непонятной обреченностью, закатив при этом глаза.
— Да, именно там, — сказал Гэс, беря Бесси за руку и направляясь к стоянке такси.
Старый носильщик уложил чемоданы в машину, и Гэс сунул ем в руку доллар.
— Куда едем? — спросил таксист.
— В ту самую гостиницу, — сказал Гэс.
— Мог бы отвезти вас в одно местечко, тут совсем недалеко, вроде как, знаете, квартирка, никто не беспокоит, — предложил водитель.
— Нет, спасибо, мы все же поедем в гостиницу. Я учу свою племянницу играть в гольф.
— Да, похоже, у нее есть замечательная дырочка, куда можно ох как загнать! — Таксист оскалился.
Гэс очень быстрым движением приставил ствол пистолета к голове таксиста за ухом и очень спокойно сказал:
— Извинись немедленно.
— Да, сэр! Извините, ради Бога, извините, мэм, — просипел водитель. — Эти мои дурацкие шуточки... у меня всегда из-за них неприятности. Нет, нет, сэр, я ничего такого и не думал, нет, сэр, это просто так, глупая болтовня... У вас очень красивая племянница, знаете, вот честное слово. Да, сэр... извините, мадам!
Белое центральное здание гостиницы было весьма странной архитектуры, со множеством всяческих башенок и прочих излишеств. Дежурный администратор был небольшого роста, весьма упитанный, лысый мужчина, предупредительный, невозмутимый и исключительно вежливый. Но когда он увидел, что Гэса сопровождает Бесси, его мягкая предупредительность укрылась под маской холодной вежливости.
— Мистер Гилпин... — Он повертел в руках карточку бронирования. — Мы не были предупреждены, что с вами прибудет...
— Мой секретарь, — сказал Гилпин. — Она занимается моими финансами и чистит оружие — после употребления.
— Но извините, мы не ожидали... — Лицо администратора приняло каменное выражение.
Гэс вытащил из кармана довольно крупную купюру и подсунул ее под локоть кругленького администратора, которому так хотелось оставаться оплотом респектабельности в гостинице, куда съезжались гангстеры со всей страны.
— Я знаю, о чем вы подумали, — сказал Гэс, почувствовавший вдруг уверенность в себе. — Каждый раз, когда это происходит, ей становится очень неловко, хотя и не скажешь, что это бывает так уж часто... Понимаете, она дочь египетского короля Фарука, и с ней следует обращаться соответственно — как с принцессой.
Деньги исчезли; едва заметная улыбка смягчила камень.
— О, принцесса! Мы очень рады, что вы решили остановиться в нашей гостинице. Совсем рядом с полем для гольфа у нас есть замечательные отдельные домики, как раз на двоих. Там вам никто не будет мешать.
— Да, это как раз то, что нужно, — сказал Гэс.
Администратор позвонил в колокольчик и крикнул:
— Гости в коттедж первый!
Это прозвучало как окончательное признание их права на поселение в гостинице.
Выражение на лице Бесси изменилось: суровая, непроницаемая маска расовой отчужденности уступила место сверкающей улыбке озорной девчонки, которая получила то, чего ей очень хотелось. Ее плечи распрямились еще больше, и она действительно казалась дочерью древнеегипетского фараона.
Предложенный администратором коттедж и в самом деле оказался хорош — большой, чистый, уютный, в сторонке от других, — и Гэс решил про себя, что администратора еще нужно как-то отблагодарить.
С одной стороны коттеджа располагался бассейн, выложенный белой плиткой, с постоянно сменяемой, подогреваемой минеральной водой; с другой стороны простиралось поле для игры в гольф. Вокруг коттеджа росли большие, старые ореховые деревья, придававшие ему очарование и благородство старины.
Гэс раздал “на чай”, и когда их оставили одних, он повернулся к Бесси, обнял ее и поцеловал — ее губы сладки и свежи, как вода чистого ручья весенним утром. Гэс поднял Бесси на руки и занес ее в коттедж.
Он пронес ее сквозь гостиную, занес в просторную, полную свежего воздуха спальню и уложил на пуховые перины, громоздившиеся на кровати замысловатым сооружением с балдахином.
Бесси покусывала мочку его уха, охала, похихикивала, бормотала что-то тихим, хрипловатым голосом, мяла его плечи своими золотистыми пальцами...
Весь тот замечательный день казался сплошной идиллией и блаженством. Они плескались обнаженными в бассейне;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Холмы Арканзаса скоро уступили место равнинам Озарка. Мимо окна проносились дубовые леса, шахты, где добывали свинец, развалюхи по краям лугов и полей. Изредка возникало что-нибудь, что привлекало внимание, но тут же оставалось позади и исчезало: человек, свежующий свинью, подвешенную к ветке дуба; чернокожий мальчик, сидящий на муле и размахивающий рваной шляпой; большой бык, пытающийся взгромоздиться на стройную, слегка присевшую на задние ноги корову... Все, что проносилось за окном, напоминало Гэсу о доме, о графстве Форд.
Месяцы, проведенные в каменном муравейнике, казались годами; он был как дикий мустанг, которого привезли в город, чтобы научить принимать участие в соревнованиях по выездке и стиплчейзу. По мере того как пейзаж, обозреваемый из окна вагона, становился все более диким и первозданным, воспоминания о каменных коробках, асфальте под ногами стали отступать. Каньоны, которые они переезжали по мостам, становились все глубже, а земля вокруг казалась совершенно девственной; никаких следов деятельности человека — если, конечно, не считать самих железнодорожных путей, которые вились через равнины, по зеленым склонам холмов... Вдруг Гэс услышал, как кто-то выкрикивает: “Хот-Спрингз! Хот-Спрингз!” Он очнулся окончательно и поднял голову с плеча Бесси, облаченного в шелк платья.
Глядя в ее египетские глаза, на ее радушную улыбку, он сказал:
— Нам здесь выходить.
Легко соскочив с подножки вагона, они обнаружили, что рядом с ними на платформе никого больше не было. Немного подальше, возле вагона первого класса для белых, вертелись носильщики и еще какие-то личности, которые помогали белым пассажирам, важным как магараджи, спускаться со ступенек вагона на вымощенную плиткой платформу; потом этих пассажиров почтительно сопровождали к машинам.
— Ну, посмотри, — сказал Гэс, — а здесь ни одного носильщика.
Гэс засунул пару пальцев в рот и пронзительно свистнул. К ним тут же бросился носильщик — седой растерянный негр, качающий головой и будто вопрошающий: что этот непредсказуемый белый человек придумает завтра?
Носильщик взял чемоданы; Гэс отдал ему чеки на багаж:
— Спасибо за помощь. Мы собираемся остановиться в гостинице.
— В той самой гостинице? — спросил седовласый носильщик с какой-то непонятной обреченностью, закатив при этом глаза.
— Да, именно там, — сказал Гэс, беря Бесси за руку и направляясь к стоянке такси.
Старый носильщик уложил чемоданы в машину, и Гэс сунул ем в руку доллар.
— Куда едем? — спросил таксист.
— В ту самую гостиницу, — сказал Гэс.
— Мог бы отвезти вас в одно местечко, тут совсем недалеко, вроде как, знаете, квартирка, никто не беспокоит, — предложил водитель.
— Нет, спасибо, мы все же поедем в гостиницу. Я учу свою племянницу играть в гольф.
— Да, похоже, у нее есть замечательная дырочка, куда можно ох как загнать! — Таксист оскалился.
Гэс очень быстрым движением приставил ствол пистолета к голове таксиста за ухом и очень спокойно сказал:
— Извинись немедленно.
— Да, сэр! Извините, ради Бога, извините, мэм, — просипел водитель. — Эти мои дурацкие шуточки... у меня всегда из-за них неприятности. Нет, нет, сэр, я ничего такого и не думал, нет, сэр, это просто так, глупая болтовня... У вас очень красивая племянница, знаете, вот честное слово. Да, сэр... извините, мадам!
Белое центральное здание гостиницы было весьма странной архитектуры, со множеством всяческих башенок и прочих излишеств. Дежурный администратор был небольшого роста, весьма упитанный, лысый мужчина, предупредительный, невозмутимый и исключительно вежливый. Но когда он увидел, что Гэса сопровождает Бесси, его мягкая предупредительность укрылась под маской холодной вежливости.
— Мистер Гилпин... — Он повертел в руках карточку бронирования. — Мы не были предупреждены, что с вами прибудет...
— Мой секретарь, — сказал Гилпин. — Она занимается моими финансами и чистит оружие — после употребления.
— Но извините, мы не ожидали... — Лицо администратора приняло каменное выражение.
Гэс вытащил из кармана довольно крупную купюру и подсунул ее под локоть кругленького администратора, которому так хотелось оставаться оплотом респектабельности в гостинице, куда съезжались гангстеры со всей страны.
— Я знаю, о чем вы подумали, — сказал Гэс, почувствовавший вдруг уверенность в себе. — Каждый раз, когда это происходит, ей становится очень неловко, хотя и не скажешь, что это бывает так уж часто... Понимаете, она дочь египетского короля Фарука, и с ней следует обращаться соответственно — как с принцессой.
Деньги исчезли; едва заметная улыбка смягчила камень.
— О, принцесса! Мы очень рады, что вы решили остановиться в нашей гостинице. Совсем рядом с полем для гольфа у нас есть замечательные отдельные домики, как раз на двоих. Там вам никто не будет мешать.
— Да, это как раз то, что нужно, — сказал Гэс.
Администратор позвонил в колокольчик и крикнул:
— Гости в коттедж первый!
Это прозвучало как окончательное признание их права на поселение в гостинице.
Выражение на лице Бесси изменилось: суровая, непроницаемая маска расовой отчужденности уступила место сверкающей улыбке озорной девчонки, которая получила то, чего ей очень хотелось. Ее плечи распрямились еще больше, и она действительно казалась дочерью древнеегипетского фараона.
Предложенный администратором коттедж и в самом деле оказался хорош — большой, чистый, уютный, в сторонке от других, — и Гэс решил про себя, что администратора еще нужно как-то отблагодарить.
С одной стороны коттеджа располагался бассейн, выложенный белой плиткой, с постоянно сменяемой, подогреваемой минеральной водой; с другой стороны простиралось поле для игры в гольф. Вокруг коттеджа росли большие, старые ореховые деревья, придававшие ему очарование и благородство старины.
Гэс раздал “на чай”, и когда их оставили одних, он повернулся к Бесси, обнял ее и поцеловал — ее губы сладки и свежи, как вода чистого ручья весенним утром. Гэс поднял Бесси на руки и занес ее в коттедж.
Он пронес ее сквозь гостиную, занес в просторную, полную свежего воздуха спальню и уложил на пуховые перины, громоздившиеся на кровати замысловатым сооружением с балдахином.
Бесси покусывала мочку его уха, охала, похихикивала, бормотала что-то тихим, хрипловатым голосом, мяла его плечи своими золотистыми пальцами...
Весь тот замечательный день казался сплошной идиллией и блаженством. Они плескались обнаженными в бассейне;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92