Гэс изловчился и нанес удар правой прямо в челюсть Бонзо, но лишь повредил себе руку. Он попытался нанести еще один удар, но стоя на одной ноге сделать это было очень трудно; к тому же после всех побоев у него сильно кружилась голова. Бонзо улыбался, подставляя челюсть и приглашая Гэса ударить снова. И Гэс ударил, вкладывая в удар все силы, какие еще оставались. Бонзо удовлетворенно кивнул, будто отведал хорошего вина, и пробормотал:
— Прекрасно, просто отлично.
И в следующее мгновение нанес прыгающему на одной ноге Гэсу мощнейший удар снизу вверх. Гэс отлетел и, ударившись о стену, сполз на пол. Лицо у него было залито кровью. Вместе с кровью Гэс выплюнул зуб. Он попытался подняться, чтобы сохранить в драке хоть какое-то достоинство. Стоя у стены, он получил еще один удар в лицо, который чуть не выбил ему глаз. Пока он сползал вниз, Бонзо обрушил на него целый град ударов, сыпавшихся со всех сторон. Гэс пару раз слабо ткнул кулаком Бонзо в живот.
Глаза Бонзо сияли; слюна в уголках рта то появлялась, то, когда Бонзо делал вдох, затягивалась назад в рот. Он продолжал методично избивать уже почти бесчувственного Гэса и правой и левой рукой. Гэс завалился боком на цементный пол. Бонзо вздохнул и вытер рот.
На Гэса вывернули ведро холодной воды, и он пришел в себя. Во рту был вкус крови и блевотины. А в голове — одна мысль: продержись, продержись, уже немного осталось.
Перед глазами висел кровавый туман. О Господи, как у него все болит! Боль в ноге была просто нестерпимой. Лицо превратилось в бесформенную кровавую маску...
— Ладно, парень, — сказал кто-то добрым голосом, — все теперь будет в порядке.
Гэс попытался открыть глаза. Открылся один. Рядом с ним сидел Гроувер Дарби и влажной губкой обтирал ему лицо.
— Нога, — выговорил Гэс. — Очень болит нога.
— Да, эти ребята не церемонятся. А этого быка мне пришлось просто оттаскивать от тебя. Я ему заявил, что как шериф не потерплю в графстве Форд такого насилия.
— Спасибо, Гроувер. Я знал, что вы никому не продадитесь.
— Скажу тебе, что нелегко — ой как нелегко! — не поддаться ни тем ни другим, — сказал Гроувер, — но я стараюсь. И я постараюсь больше не подпускать к тебе этих не в меру резвых ребят. Но при условии, если ты будешь со мной честен.
— Честен? Что вы имеете в виду?
— Ну, понимаешь, ведь я ничего толком не знаю. Не понимаю, что, собственно, происходит. Против тебя выдвигают всякие, знаешь, весьма серьезные обвинения. Я хотел бы быть на твоей стороне, но я не знаю, что правда, а что нет.
Голос у Дарби был такой, какой, наверное, бывал у шерифов маленьких городков Дикого Запада в те времена, когда эти городки только начинали свое существование; казалось, он предлагает гостеприимство, свежезажаренный бифштекс... Ну прямо добрый, старый дядюшка Гроувер!
— Я понимаю, но если я вам что-то расскажу, они же за вас примутся!
— Ну, им вовсе не обязательно знать, что ты мне рассказал.
— Нет, будет все-таки надежнее, если вы не будете ничего знать. К тому же, может, они уже уехали, — сказал Гэс задумчиво.
— Уехали куда?
— Ну, между нами был такой договор: если я не возвращаюсь к полуночи, они должны были отправляться дальше на запад, вдоль реки, в Нортон, а потом развернуться и двигать на восток, в Линкольн-Сентер.
— Да, Гэс, занялся ты негодным делом, — сказал Гроувер печально. — Я еще и Лютеру, твоему брату, говорил когда-то — боюсь я, как бы этот парень — то есть ты — не встал на плохой путь.
— Гроувер, вытащите меня отсюда! Я же ничего у вас в городе противозаконного не сделал. Мне не предъявлено никаких обвинений. По какому праву меня здесь держат? Вы должны отпустить меня.
— К сожалению, это не в моей власти.
— Но по закону меня не имеют права здесь держать, Гроувер! Вы же представляете закон, а, Гроувер?
— Да, конечно, Закон и Порядок. Только не надо тут выступать. Вроде адвокат какой-то! Я свои обязанности знаю и выполняю.
И он вышел из камеры, тщательно заперев за собою дверь.
Может быть, теперь уловка Гэса позволит ему выиграть несколько часов? А этот Дарби, для деревенщины, сыграл свою роль совсем неплохо.
Гэс попытался заснуть, чтоб хотя бы немного восстановить силы; к тому же — что еще ему оставалось делать? Выбраться из тюрьмы он все равно не мог.
Через пару часов шериф Дарби снова открыл дверь камеры и сказал гробовым голосом:
— Ну, сынок, напрасно ты так. Это очень дурная привычка — лгать представителям закона.
— А у меня другого выбора не было, шериф, — ответил Гэс.
— Ладно, пойдем. Тебя ждут федеральные полицейские. И знаешь, они говорят, что могут очень быстро выдавить из человека все что угодно.
— Напрасная трата времени, шериф, — сказал Гэс. — Я все равно не выдам ни своих людей, ни своего босса.
— А может, и выдашь. А может быть — и сломаешься. Мне заплатили и с твоей стороны, и с другой, но мне очень любопытно посмотреть, как применяются эти новые методы по поддержанию Законности и Порядка. Я о них слышал, но не видел в действии.
Гэсу никто не помогал, и ему пришлось прыгать по коридору на одной ноге. Дарби открыл какую-то дверь и впустил Гэса в комнату, где ждали три полицейских из федерального управления. Тяжелые челюсти, гладко выбритые, до синевы, щеки, взгляд исподлобья. Гэса усадили на стул с высокой прямой спинкой. Полицейские выглядели до того похожими друг на друга, что Гэсу было трудно отличить одного от другого. Он говорил себе, что они все-таки человеческие существа, что, может быть, когда-то в них было что-то человеческое, и что даже если они теперь ощущают себя лишь вымуштрованными полицейскими собаками, с торчащими ушами и пустым, темным взглядом, они могут на какое-то время снова стать людьми, вспомнить о своей человечности и таким образом прийти к спасению.
— Сигарету?
— Нет, спасибо, — сказал Гэс. — Я не курю.
— Замечательно. — И один из полицейских затушил сигарету о руку Гэса.
Гэса охватила бессильная ярость: как же так? Он свободный американец, в свободной стране, а с ним обращаются таким зверским образом! И кто?! Те, кто должны являть пример добропорядочности! Эти скоты, живущие за счет налогоплательщиков!
Вспыхнул слепящий свет так близко от его лица, что он ощутил жар, исходящий от лампы. Он закрыл глаз, второй так заплыл, что вообще не открывался.
Его ударили по лицу.
— Открой глаза.
Один глаз открылся — второй нет. Еще одну сигарету затушили о его руку.
— Где груз? Где груз? Где груз? — повторяли полицейские один за другим скучными голосами. Их убедили, что федеральный агент всегда должен добиваться своего. И не важно, каким образом это будет достигнуто. И полицейские действовали в соответствии с этой убежденностью.
Гэса поддерживала его ярость, она была для него как питательный бульон;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Прекрасно, просто отлично.
И в следующее мгновение нанес прыгающему на одной ноге Гэсу мощнейший удар снизу вверх. Гэс отлетел и, ударившись о стену, сполз на пол. Лицо у него было залито кровью. Вместе с кровью Гэс выплюнул зуб. Он попытался подняться, чтобы сохранить в драке хоть какое-то достоинство. Стоя у стены, он получил еще один удар в лицо, который чуть не выбил ему глаз. Пока он сползал вниз, Бонзо обрушил на него целый град ударов, сыпавшихся со всех сторон. Гэс пару раз слабо ткнул кулаком Бонзо в живот.
Глаза Бонзо сияли; слюна в уголках рта то появлялась, то, когда Бонзо делал вдох, затягивалась назад в рот. Он продолжал методично избивать уже почти бесчувственного Гэса и правой и левой рукой. Гэс завалился боком на цементный пол. Бонзо вздохнул и вытер рот.
На Гэса вывернули ведро холодной воды, и он пришел в себя. Во рту был вкус крови и блевотины. А в голове — одна мысль: продержись, продержись, уже немного осталось.
Перед глазами висел кровавый туман. О Господи, как у него все болит! Боль в ноге была просто нестерпимой. Лицо превратилось в бесформенную кровавую маску...
— Ладно, парень, — сказал кто-то добрым голосом, — все теперь будет в порядке.
Гэс попытался открыть глаза. Открылся один. Рядом с ним сидел Гроувер Дарби и влажной губкой обтирал ему лицо.
— Нога, — выговорил Гэс. — Очень болит нога.
— Да, эти ребята не церемонятся. А этого быка мне пришлось просто оттаскивать от тебя. Я ему заявил, что как шериф не потерплю в графстве Форд такого насилия.
— Спасибо, Гроувер. Я знал, что вы никому не продадитесь.
— Скажу тебе, что нелегко — ой как нелегко! — не поддаться ни тем ни другим, — сказал Гроувер, — но я стараюсь. И я постараюсь больше не подпускать к тебе этих не в меру резвых ребят. Но при условии, если ты будешь со мной честен.
— Честен? Что вы имеете в виду?
— Ну, понимаешь, ведь я ничего толком не знаю. Не понимаю, что, собственно, происходит. Против тебя выдвигают всякие, знаешь, весьма серьезные обвинения. Я хотел бы быть на твоей стороне, но я не знаю, что правда, а что нет.
Голос у Дарби был такой, какой, наверное, бывал у шерифов маленьких городков Дикого Запада в те времена, когда эти городки только начинали свое существование; казалось, он предлагает гостеприимство, свежезажаренный бифштекс... Ну прямо добрый, старый дядюшка Гроувер!
— Я понимаю, но если я вам что-то расскажу, они же за вас примутся!
— Ну, им вовсе не обязательно знать, что ты мне рассказал.
— Нет, будет все-таки надежнее, если вы не будете ничего знать. К тому же, может, они уже уехали, — сказал Гэс задумчиво.
— Уехали куда?
— Ну, между нами был такой договор: если я не возвращаюсь к полуночи, они должны были отправляться дальше на запад, вдоль реки, в Нортон, а потом развернуться и двигать на восток, в Линкольн-Сентер.
— Да, Гэс, занялся ты негодным делом, — сказал Гроувер печально. — Я еще и Лютеру, твоему брату, говорил когда-то — боюсь я, как бы этот парень — то есть ты — не встал на плохой путь.
— Гроувер, вытащите меня отсюда! Я же ничего у вас в городе противозаконного не сделал. Мне не предъявлено никаких обвинений. По какому праву меня здесь держат? Вы должны отпустить меня.
— К сожалению, это не в моей власти.
— Но по закону меня не имеют права здесь держать, Гроувер! Вы же представляете закон, а, Гроувер?
— Да, конечно, Закон и Порядок. Только не надо тут выступать. Вроде адвокат какой-то! Я свои обязанности знаю и выполняю.
И он вышел из камеры, тщательно заперев за собою дверь.
Может быть, теперь уловка Гэса позволит ему выиграть несколько часов? А этот Дарби, для деревенщины, сыграл свою роль совсем неплохо.
Гэс попытался заснуть, чтоб хотя бы немного восстановить силы; к тому же — что еще ему оставалось делать? Выбраться из тюрьмы он все равно не мог.
Через пару часов шериф Дарби снова открыл дверь камеры и сказал гробовым голосом:
— Ну, сынок, напрасно ты так. Это очень дурная привычка — лгать представителям закона.
— А у меня другого выбора не было, шериф, — ответил Гэс.
— Ладно, пойдем. Тебя ждут федеральные полицейские. И знаешь, они говорят, что могут очень быстро выдавить из человека все что угодно.
— Напрасная трата времени, шериф, — сказал Гэс. — Я все равно не выдам ни своих людей, ни своего босса.
— А может, и выдашь. А может быть — и сломаешься. Мне заплатили и с твоей стороны, и с другой, но мне очень любопытно посмотреть, как применяются эти новые методы по поддержанию Законности и Порядка. Я о них слышал, но не видел в действии.
Гэсу никто не помогал, и ему пришлось прыгать по коридору на одной ноге. Дарби открыл какую-то дверь и впустил Гэса в комнату, где ждали три полицейских из федерального управления. Тяжелые челюсти, гладко выбритые, до синевы, щеки, взгляд исподлобья. Гэса усадили на стул с высокой прямой спинкой. Полицейские выглядели до того похожими друг на друга, что Гэсу было трудно отличить одного от другого. Он говорил себе, что они все-таки человеческие существа, что, может быть, когда-то в них было что-то человеческое, и что даже если они теперь ощущают себя лишь вымуштрованными полицейскими собаками, с торчащими ушами и пустым, темным взглядом, они могут на какое-то время снова стать людьми, вспомнить о своей человечности и таким образом прийти к спасению.
— Сигарету?
— Нет, спасибо, — сказал Гэс. — Я не курю.
— Замечательно. — И один из полицейских затушил сигарету о руку Гэса.
Гэса охватила бессильная ярость: как же так? Он свободный американец, в свободной стране, а с ним обращаются таким зверским образом! И кто?! Те, кто должны являть пример добропорядочности! Эти скоты, живущие за счет налогоплательщиков!
Вспыхнул слепящий свет так близко от его лица, что он ощутил жар, исходящий от лампы. Он закрыл глаз, второй так заплыл, что вообще не открывался.
Его ударили по лицу.
— Открой глаза.
Один глаз открылся — второй нет. Еще одну сигарету затушили о его руку.
— Где груз? Где груз? Где груз? — повторяли полицейские один за другим скучными голосами. Их убедили, что федеральный агент всегда должен добиваться своего. И не важно, каким образом это будет достигнуто. И полицейские действовали в соответствии с этой убежденностью.
Гэса поддерживала его ярость, она была для него как питательный бульон;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92