– Просто к нашему пассажирскому составу должны прицепить еще четыре грузовых вагона с боеприпасами. В этом случае состав становится полностью военным, а потому гражданским в нем делать нечего.
Это было тоже беспрецедентным случаем. Обычно части, уходящие с боевых позиций, оставляли боеприпасы тем, кто их менял. В этот раз приказ командования был однозначен: боеприпасы доставить к месту постоянной дислокации.
Неожиданно вагон дернулся и медленно тронулся, за окном поплыли вокзальные постройки.
– Ну, вот и поехали, – обрадованно воскликнул замполит. – Как говорится, с северного берега Черного моря к южному берегу Белого моря.
Ехать долго не пришлось, через двадцать минут состав остановился на сортировочной. В окна было хорошо видно, как зеленые угловатые маневровые тепловозы растаскивали железнодорожные вагоны, платформы с грузами. Глядя на эту суету, замполит, в недавнем прошлом начальник гарнизонного Дома офицеров, не удержался от реплики с пропагандистской подоплекой:
– Несмотря на продолжающуюся войну, все-таки чувствуется приближение мира. Видите, товарищи, здесь в основном преобладают мирные грузы.
– Ага, потому что военные стоят с другой стороны, – ответил зампотех и указал кивком головы на открытую дверь: сквозь окна коридора были хорошо видны платформы с тяжелыми самоходными орудиями «мста-С», возле которых курсировали часовые.
Замполит ничего не успел ответить, состав вдруг сильно тряхнуло, раздался пронзительный визг металла. К хвосту состава цепляли вагоны с боеприпасами.
– Вот и мы получили свою порцию мирного груза, – не без издевки над воспитателем произнес начальник штаба. Тот же в свою очередь сделал вид, что не заметил сарказма.
Вскоре состав вновь тронулся, некоторое время он двигался в городской черте. Но вот последние постройки промелькнули за окном, и поплыла степь с рыжей, выгоревшей на солнце редкой травой. Лето подходило к концу, на пороге стояла осень.
Когда тепловоз набрал скорость и хождение неприкаянных офицеров по коридору прекратилось, главный батальонный механик снова взялся за свой тревожный чемодан и, открыв крышку, извлек литровую бутылку «Московской» водки.
– Божья роса, настоящая хлебная, а не какой-то суррогат, – тоном рекламного агента расхваливал сорокаградусный напиток зампотех. – Мне ее по блату знакомые летуны специально привезли из Первопрестольной.
Лукаво взглянув на офицеров, он спросил:
– Товарищ подполковник, может, по паре капель в честь нашего отъезда, а?
– Вообще-то я думал, что мы это отметим, когда наш состав покинет пределы Чечни, – произнес Вавилов.
– А какая разница? – удивленно пожал плечами начальник штаба. – Все равно мы уже едем, кто посмеет на нас вякнуть? К тому же ваш зам в голове состава строго блюдет бойцов. Так что нам не грех и немного расслабиться.
– Ладно, убедили, – проговорил комбат, после этих слов все дружно потянулись к своим чемоданам.
* * *
На войне, как правило, нет ни разносолов, ни разнообразия. Ассортимент офицеров был одинаковым: сухая колбаса, сало, рыбные консервы.
Небольшой любитель алкоголя, подполковник Вавилов после третьей рюмки почувствовал навалившуюся тяжелым грузом неимоверную усталость. Сказалась нервотрепка последних дней.
Широко зевнув, комбат прикрыл веки и негромко сказал:
– Я пас, мужики, гуляйте без меня.
Улегшись на верхнюю полку, он тут же провалился в черную бездну сна. Спал подполковник чутко, без сновидений, это позволяло проснуться по первой же команде и сразу вникнуть в происходящее.
– Василий Николаевич, – тронул его за плечо начальник штаба.
– Что такое? – Мгновение – и комбат спрыгнул на пол, окинув взглядом купе. Зампотех и замполит безмятежно спали. На столике были разбросаны остатки недавнего пиршества, внизу на полу стояла пустая бутылка из-под водки.
– Кажется, мы не в том направлении едем, —доложил начальник штаба.
– Что за ерунда, – буркнул комбат и, выйдя в коридор, посмотрел в окно. За Окном была кромешная темнота, по мелькавшим силуэтам деревьев можно было легко догадаться, что тепловоз толкает состав в обратном направлении. – Что за ерунда! – еще раз выругался Вавилов, и тут за окном ударил яркий свет. Там уже находился еще один эшелон. На открытых платформах стояла зачехленная бронетехника. Несколько секунд потребовалось комбату, чтобы сообразить, что это состав с батальонной техникой, вышедшей на север сутки назад.
Поезд сбавил скорость, но еще не остановился, когда в вагон вошла группа мужчин в камуфляже без знаков различия. Впереди идущий невысокий коренастый крепыш с короткой стрижкой продемонстрировал красную корочку служебного удостоверения и представился:
– ФСБ, полковник Христофоров.
* * *
Черные обугленные развалины строений, как скелеты из фильма ужасов, стояли вдоль дороги, по которой шел Виктор Савченко.
Сине-розовое небо висело над вершинами развалин, придавая пейзажу фантастический вид. Виктор шел медленно, то и дело задирая голову вверх. На фоне гигантских скелетов он ощущал себя букашкой, муравьем, ползущим по тропе жизни от первой минуты своего рождения к последнему вздоху своей жизни. Но муравью не полагается думать, муравей живет заложенными в него природой инстинктами. А он думает, осмысливает свои поступки, он живет человеческой жизнью.
Неожиданно строения исчезли, и Виктор вышел на большую площадь. Огромная, круглая, как блин, территория была разделена широкой полосой пополам. И он шел по этой полосе, не удерживаясь, чтобы не смотреть по сторонам. На обеих сторонах площади сидели люди. Слева косматые, бородатые чеченцы, арабы, окровавленные, изуродованные, с оторванными конечностями и выпученными стеклянными глазами, у некоторых были опалены бороды, у других в длинных волосах запутались комья могильной земли, именно такими он видел убитых боевиков на войне. Справа – погибшие морпехи, положившие свои жизни на пользу государства. Среди погибших он узнал своих: разведчиков, пулеметчика Сергея Морозова и радиста, земляка и тезку Виктора Калитова. Они сидели на перевернутой бочке, курили и шепотом переговаривались. Заметив на себе взгляд Савченко, Калитов улыбнулся и ободряюще ему подмигнул.
– Щенок, —донеслось с противоположной стороны площади. Виктор оглянулся и увидел бегущего к нему Тимура Гафурова. От лощеного внешнего вида чеченца не осталось и следа, лицо темно-синего цвета, в кровоподтеках, глаза навыкате. Одежда, превращенная в лохмотья, при быстрой ходьбе развевалась, как волосы на ветру.
Остановившись в метре от невидимой черты, Тимур ткнул корявым пальцем в сторону Виктора и гневно выкрикнул:
– Щенок, я спас тебе жизнь, а ты убил меня! Но ничего, скоро пробьет и твой час, думаешь, все кончилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Это было тоже беспрецедентным случаем. Обычно части, уходящие с боевых позиций, оставляли боеприпасы тем, кто их менял. В этот раз приказ командования был однозначен: боеприпасы доставить к месту постоянной дислокации.
Неожиданно вагон дернулся и медленно тронулся, за окном поплыли вокзальные постройки.
– Ну, вот и поехали, – обрадованно воскликнул замполит. – Как говорится, с северного берега Черного моря к южному берегу Белого моря.
Ехать долго не пришлось, через двадцать минут состав остановился на сортировочной. В окна было хорошо видно, как зеленые угловатые маневровые тепловозы растаскивали железнодорожные вагоны, платформы с грузами. Глядя на эту суету, замполит, в недавнем прошлом начальник гарнизонного Дома офицеров, не удержался от реплики с пропагандистской подоплекой:
– Несмотря на продолжающуюся войну, все-таки чувствуется приближение мира. Видите, товарищи, здесь в основном преобладают мирные грузы.
– Ага, потому что военные стоят с другой стороны, – ответил зампотех и указал кивком головы на открытую дверь: сквозь окна коридора были хорошо видны платформы с тяжелыми самоходными орудиями «мста-С», возле которых курсировали часовые.
Замполит ничего не успел ответить, состав вдруг сильно тряхнуло, раздался пронзительный визг металла. К хвосту состава цепляли вагоны с боеприпасами.
– Вот и мы получили свою порцию мирного груза, – не без издевки над воспитателем произнес начальник штаба. Тот же в свою очередь сделал вид, что не заметил сарказма.
Вскоре состав вновь тронулся, некоторое время он двигался в городской черте. Но вот последние постройки промелькнули за окном, и поплыла степь с рыжей, выгоревшей на солнце редкой травой. Лето подходило к концу, на пороге стояла осень.
Когда тепловоз набрал скорость и хождение неприкаянных офицеров по коридору прекратилось, главный батальонный механик снова взялся за свой тревожный чемодан и, открыв крышку, извлек литровую бутылку «Московской» водки.
– Божья роса, настоящая хлебная, а не какой-то суррогат, – тоном рекламного агента расхваливал сорокаградусный напиток зампотех. – Мне ее по блату знакомые летуны специально привезли из Первопрестольной.
Лукаво взглянув на офицеров, он спросил:
– Товарищ подполковник, может, по паре капель в честь нашего отъезда, а?
– Вообще-то я думал, что мы это отметим, когда наш состав покинет пределы Чечни, – произнес Вавилов.
– А какая разница? – удивленно пожал плечами начальник штаба. – Все равно мы уже едем, кто посмеет на нас вякнуть? К тому же ваш зам в голове состава строго блюдет бойцов. Так что нам не грех и немного расслабиться.
– Ладно, убедили, – проговорил комбат, после этих слов все дружно потянулись к своим чемоданам.
* * *
На войне, как правило, нет ни разносолов, ни разнообразия. Ассортимент офицеров был одинаковым: сухая колбаса, сало, рыбные консервы.
Небольшой любитель алкоголя, подполковник Вавилов после третьей рюмки почувствовал навалившуюся тяжелым грузом неимоверную усталость. Сказалась нервотрепка последних дней.
Широко зевнув, комбат прикрыл веки и негромко сказал:
– Я пас, мужики, гуляйте без меня.
Улегшись на верхнюю полку, он тут же провалился в черную бездну сна. Спал подполковник чутко, без сновидений, это позволяло проснуться по первой же команде и сразу вникнуть в происходящее.
– Василий Николаевич, – тронул его за плечо начальник штаба.
– Что такое? – Мгновение – и комбат спрыгнул на пол, окинув взглядом купе. Зампотех и замполит безмятежно спали. На столике были разбросаны остатки недавнего пиршества, внизу на полу стояла пустая бутылка из-под водки.
– Кажется, мы не в том направлении едем, —доложил начальник штаба.
– Что за ерунда, – буркнул комбат и, выйдя в коридор, посмотрел в окно. За Окном была кромешная темнота, по мелькавшим силуэтам деревьев можно было легко догадаться, что тепловоз толкает состав в обратном направлении. – Что за ерунда! – еще раз выругался Вавилов, и тут за окном ударил яркий свет. Там уже находился еще один эшелон. На открытых платформах стояла зачехленная бронетехника. Несколько секунд потребовалось комбату, чтобы сообразить, что это состав с батальонной техникой, вышедшей на север сутки назад.
Поезд сбавил скорость, но еще не остановился, когда в вагон вошла группа мужчин в камуфляже без знаков различия. Впереди идущий невысокий коренастый крепыш с короткой стрижкой продемонстрировал красную корочку служебного удостоверения и представился:
– ФСБ, полковник Христофоров.
* * *
Черные обугленные развалины строений, как скелеты из фильма ужасов, стояли вдоль дороги, по которой шел Виктор Савченко.
Сине-розовое небо висело над вершинами развалин, придавая пейзажу фантастический вид. Виктор шел медленно, то и дело задирая голову вверх. На фоне гигантских скелетов он ощущал себя букашкой, муравьем, ползущим по тропе жизни от первой минуты своего рождения к последнему вздоху своей жизни. Но муравью не полагается думать, муравей живет заложенными в него природой инстинктами. А он думает, осмысливает свои поступки, он живет человеческой жизнью.
Неожиданно строения исчезли, и Виктор вышел на большую площадь. Огромная, круглая, как блин, территория была разделена широкой полосой пополам. И он шел по этой полосе, не удерживаясь, чтобы не смотреть по сторонам. На обеих сторонах площади сидели люди. Слева косматые, бородатые чеченцы, арабы, окровавленные, изуродованные, с оторванными конечностями и выпученными стеклянными глазами, у некоторых были опалены бороды, у других в длинных волосах запутались комья могильной земли, именно такими он видел убитых боевиков на войне. Справа – погибшие морпехи, положившие свои жизни на пользу государства. Среди погибших он узнал своих: разведчиков, пулеметчика Сергея Морозова и радиста, земляка и тезку Виктора Калитова. Они сидели на перевернутой бочке, курили и шепотом переговаривались. Заметив на себе взгляд Савченко, Калитов улыбнулся и ободряюще ему подмигнул.
– Щенок, —донеслось с противоположной стороны площади. Виктор оглянулся и увидел бегущего к нему Тимура Гафурова. От лощеного внешнего вида чеченца не осталось и следа, лицо темно-синего цвета, в кровоподтеках, глаза навыкате. Одежда, превращенная в лохмотья, при быстрой ходьбе развевалась, как волосы на ветру.
Остановившись в метре от невидимой черты, Тимур ткнул корявым пальцем в сторону Виктора и гневно выкрикнул:
– Щенок, я спас тебе жизнь, а ты убил меня! Но ничего, скоро пробьет и твой час, думаешь, все кончилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102