Его снова били, и, проваливаясь в липкую жижу боли, он неожиданно поймал себя на одной мысли. Ветеран нескольких войн, профессиональный наемник, каждый раз, отправляясь на войну, он прекрасно осознавал, что его могут не только ранить, но и убить. Но все равно надеялся, что «курносая» обойдет его стороной. Какие испытания свалятся на него, он и представить себе не мог. Умереть мучительной смертью под пытками террористов, за тысячи километров от войны, в теплом южном городе, – это ли не подлость судьбы…
Снова его вернули в сознание, но на этот раз первым заговорил Бабай. Он быстро произнес несколько коротких предложений на арабском.
– Если ты не будешь говорить, тебе отрежут голову, как барану, – медленно сказал переводчик, потом негромко добавил от себя: – Он не шутит.
Разбитое в кровь и опухшее от побоев лицо пленника исказилось страшной гримасой улыбки. Сплюнув на пол сгусток крови, он пробормотал:
– Мак туб.
Эту фразу он услышал во время войны в Боснии от мусульманского старца, в заброшенной деревушке, куда ворвались сербские войска с русскими волонтерами.
Бабай и его помощники встрепенулись, они услышали священные для любого мусульманина слова означающие: «Так прописано». Судьбу человека не изменить, ибо она написана в Книге Судеб. В этой фразе алжирец услышал вызов его собственному предназначению.
– Кто тебя послал? – перевел стоящий рядом толмач.
Пленник криво усмехнулся и буркнул:
– Да пошел ты…
Толмач перевел, Ахмат аж задохнулся от ярости, но Бабай взмахом руки остановил его. Он приблизился к пленнику и коротко ударил того в плечо.
– У-у-у, – взвыл Федоров и по-звериному прорычал: – Мало я вас, блядей, давил.
Злость избитого пленника алжирцу понравилась, его карие глаза сощурились и стали похожи на две пулеметные амбразуры, он тихо на ломаном русском спросил:
– Как тебя зовут?
Николай попытался изобразить улыбку, но сделать это изуродованными губами было трудно, он смог только прошептать:
– Я русский солдат, – решив до конца держаться и умереть с достоинством бойца.
– Что он сказал? – спросил алжирец.
– Он отказывается назвать свое имя, —по-своему перевел услышанное переводчик, глядя на изуродованного пленника со смешанным чувством жалости и восхищения.
– Я хочу, чтобы он умирал долго, – заговорил Бабай, обращаясь к своему преемнику. – Очень долго, так долго, чтобы он молил о смерти как об избавлении, а она не приходила.
– Все сделаем, – поклонился Ахмат. – Я лично подберу ему казнь.
Неожиданно на заднем дворе появился угрюмого вида араб и негромко произнес:
– Грузовик с ракетами прибыл. «Вымпеловцы» внимательно следили за въезжающим на территорию особняка рефрижератором.
– Для чего им «КамАЗ»? – недоумевал лейтенант Фамов, рассматривая тяжелую машину. – Куда это они ехать собрались?
– Это они, Фантомас, не ехать собрались, – прильнув к наглазнику оптического прицела, медленно проговорил второй снайпер Сергуня. – Посмотри на рессоры, им привезли что-то большое и тяжелое.
– Точно, – через минуту подтвердил Фамов, вслушиваясь в разговоры, записываемые с дистанционного микрофона. – Выгружают, торопятся.
– А чего выгружают? – поинтересовался снайпер.
– Не говорят, басурмане.
За каменной оградой кипела разгрузочно-погрузочная работа, но внешне это никак не проявлялось, как будто там жили праздные дачники.
Свист жаворонка, обозначавший сигнал опасности, прозвучал неожиданно. Наблюдатели, следящие за виллой, на мгновение отвлеклись и обернулись. С трассы съехал темный «Форд Таурас» и, подъехав вплотную к лесополосе, остановился. Из автомобиля выбрался атлетически сложенный блондин с громоздким биноклем в руках. Пригибаясь, он стал воровски красться, пробираясь между деревьями.
– Твою мать, – выругался Игорь Маклахов. – Что за… – Взглянув на своих бойцов, он проговорил: – Все на своих местах, Шнифт, за мной. Будем брать этого козла.
Подобно двум гигантским ящерицам, двое диверсантов по-пластунски двинулись наперерез незнакомцу.
Единственное место, где мог остановиться Виктор, была дача..Та самая дача кинорежиссера, которую для него сняли агенты ФСБ и которую законсервировал Кирилл Лялькин, переведя Виктора вместе с его связником на санаторский режим, оставив дачу на самый «пожарный» случай. Теперь этот случай наступил.
В город Виктор возвращался той же дорогой, какой его вез Федоров, чтобы избежать постов ГАИ.
До дачи он добрался без происшествий. Только на одном из перекрестков, где пришлось остановиться на сигнал светофора, водитель старого «газона»-молоковоза ошалело стал пялиться на водителя, выглядевшего весьма подозрительно для раннего утра. Но в конце концов красный свет сменился зеленым, и они разъехались в разные стороны.
Подъехав к чугунным воротам дачи, Виктор выбрался из машины и достал из тайника под камнем у ограды связку ключей от ворот и дома. Распахнув настежь ворота, загнал машину во двор, потом запер ворота и, захватив чемодан с арсеналом, направился в дачный домик.
На садовом столе все еще оставались следы недавнего пиршества с боевым товарищем, и душу Савченко наполнила тревога за жизнь напарника. Тряхнув головой, он попытался настроиться на оптимистические мысли.
Войдя в дом, Виктор первым делом отправился в душ. Не зажигая газовую колонку, он с удовольствием ополоснулся под холодной водой, от которой начали саднить ушибы и царапины, затем тщательно обработал раны перекисью водорода и йодом. Переодевшись в имевшуюся в доме одежду, достал из тайника «засвеченные» стволы. Хотя в ресторане Виктор использовал одну «беретту», но куратор настоял, чтобы оба пистолета остались на даче, и мобильный телефон, по которому Савченко держал связь с полковником Христофоровым, Лялькин велел оставить, так как теперь связь он должен был осуществлять через связника (Дядю Федора).
Набрав номер Христофорова, Савченко несколько минут ждал ответа, но бесполезно, трубка молчала. В этот момент полковник находился в консульстве и по закрытой связи отчитывался перед начальством за «происходящие в городе безобразия» по вине его людей.
Не дождавшись ответа, Виктор отключил телефон и положил его на стол, погружаясь в невеселые раздумья. Он остался без связи, без помощи в чужом городе, в чужой стране, совершенно один. Самое лучшее в таком положении было бы все бросить и смотаться в Москву, там, по крайней мере, у него были знакомые, которые на первых порах могли бы ему помочь. В конце концов, там была его страна, за которую он воевал…
Но здесь оставался Николай Федоров, он же Дядя Федор, друг и однополчанин, человек, связывающий Виктора с прошлым и настоящим. И пока была надежда, что он жив, Савченко не мог покинуть этот город и вернуться в Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Снова его вернули в сознание, но на этот раз первым заговорил Бабай. Он быстро произнес несколько коротких предложений на арабском.
– Если ты не будешь говорить, тебе отрежут голову, как барану, – медленно сказал переводчик, потом негромко добавил от себя: – Он не шутит.
Разбитое в кровь и опухшее от побоев лицо пленника исказилось страшной гримасой улыбки. Сплюнув на пол сгусток крови, он пробормотал:
– Мак туб.
Эту фразу он услышал во время войны в Боснии от мусульманского старца, в заброшенной деревушке, куда ворвались сербские войска с русскими волонтерами.
Бабай и его помощники встрепенулись, они услышали священные для любого мусульманина слова означающие: «Так прописано». Судьбу человека не изменить, ибо она написана в Книге Судеб. В этой фразе алжирец услышал вызов его собственному предназначению.
– Кто тебя послал? – перевел стоящий рядом толмач.
Пленник криво усмехнулся и буркнул:
– Да пошел ты…
Толмач перевел, Ахмат аж задохнулся от ярости, но Бабай взмахом руки остановил его. Он приблизился к пленнику и коротко ударил того в плечо.
– У-у-у, – взвыл Федоров и по-звериному прорычал: – Мало я вас, блядей, давил.
Злость избитого пленника алжирцу понравилась, его карие глаза сощурились и стали похожи на две пулеметные амбразуры, он тихо на ломаном русском спросил:
– Как тебя зовут?
Николай попытался изобразить улыбку, но сделать это изуродованными губами было трудно, он смог только прошептать:
– Я русский солдат, – решив до конца держаться и умереть с достоинством бойца.
– Что он сказал? – спросил алжирец.
– Он отказывается назвать свое имя, —по-своему перевел услышанное переводчик, глядя на изуродованного пленника со смешанным чувством жалости и восхищения.
– Я хочу, чтобы он умирал долго, – заговорил Бабай, обращаясь к своему преемнику. – Очень долго, так долго, чтобы он молил о смерти как об избавлении, а она не приходила.
– Все сделаем, – поклонился Ахмат. – Я лично подберу ему казнь.
Неожиданно на заднем дворе появился угрюмого вида араб и негромко произнес:
– Грузовик с ракетами прибыл. «Вымпеловцы» внимательно следили за въезжающим на территорию особняка рефрижератором.
– Для чего им «КамАЗ»? – недоумевал лейтенант Фамов, рассматривая тяжелую машину. – Куда это они ехать собрались?
– Это они, Фантомас, не ехать собрались, – прильнув к наглазнику оптического прицела, медленно проговорил второй снайпер Сергуня. – Посмотри на рессоры, им привезли что-то большое и тяжелое.
– Точно, – через минуту подтвердил Фамов, вслушиваясь в разговоры, записываемые с дистанционного микрофона. – Выгружают, торопятся.
– А чего выгружают? – поинтересовался снайпер.
– Не говорят, басурмане.
За каменной оградой кипела разгрузочно-погрузочная работа, но внешне это никак не проявлялось, как будто там жили праздные дачники.
Свист жаворонка, обозначавший сигнал опасности, прозвучал неожиданно. Наблюдатели, следящие за виллой, на мгновение отвлеклись и обернулись. С трассы съехал темный «Форд Таурас» и, подъехав вплотную к лесополосе, остановился. Из автомобиля выбрался атлетически сложенный блондин с громоздким биноклем в руках. Пригибаясь, он стал воровски красться, пробираясь между деревьями.
– Твою мать, – выругался Игорь Маклахов. – Что за… – Взглянув на своих бойцов, он проговорил: – Все на своих местах, Шнифт, за мной. Будем брать этого козла.
Подобно двум гигантским ящерицам, двое диверсантов по-пластунски двинулись наперерез незнакомцу.
Единственное место, где мог остановиться Виктор, была дача..Та самая дача кинорежиссера, которую для него сняли агенты ФСБ и которую законсервировал Кирилл Лялькин, переведя Виктора вместе с его связником на санаторский режим, оставив дачу на самый «пожарный» случай. Теперь этот случай наступил.
В город Виктор возвращался той же дорогой, какой его вез Федоров, чтобы избежать постов ГАИ.
До дачи он добрался без происшествий. Только на одном из перекрестков, где пришлось остановиться на сигнал светофора, водитель старого «газона»-молоковоза ошалело стал пялиться на водителя, выглядевшего весьма подозрительно для раннего утра. Но в конце концов красный свет сменился зеленым, и они разъехались в разные стороны.
Подъехав к чугунным воротам дачи, Виктор выбрался из машины и достал из тайника под камнем у ограды связку ключей от ворот и дома. Распахнув настежь ворота, загнал машину во двор, потом запер ворота и, захватив чемодан с арсеналом, направился в дачный домик.
На садовом столе все еще оставались следы недавнего пиршества с боевым товарищем, и душу Савченко наполнила тревога за жизнь напарника. Тряхнув головой, он попытался настроиться на оптимистические мысли.
Войдя в дом, Виктор первым делом отправился в душ. Не зажигая газовую колонку, он с удовольствием ополоснулся под холодной водой, от которой начали саднить ушибы и царапины, затем тщательно обработал раны перекисью водорода и йодом. Переодевшись в имевшуюся в доме одежду, достал из тайника «засвеченные» стволы. Хотя в ресторане Виктор использовал одну «беретту», но куратор настоял, чтобы оба пистолета остались на даче, и мобильный телефон, по которому Савченко держал связь с полковником Христофоровым, Лялькин велел оставить, так как теперь связь он должен был осуществлять через связника (Дядю Федора).
Набрав номер Христофорова, Савченко несколько минут ждал ответа, но бесполезно, трубка молчала. В этот момент полковник находился в консульстве и по закрытой связи отчитывался перед начальством за «происходящие в городе безобразия» по вине его людей.
Не дождавшись ответа, Виктор отключил телефон и положил его на стол, погружаясь в невеселые раздумья. Он остался без связи, без помощи в чужом городе, в чужой стране, совершенно один. Самое лучшее в таком положении было бы все бросить и смотаться в Москву, там, по крайней мере, у него были знакомые, которые на первых порах могли бы ему помочь. В конце концов, там была его страна, за которую он воевал…
Но здесь оставался Николай Федоров, он же Дядя Федор, друг и однополчанин, человек, связывающий Виктора с прошлым и настоящим. И пока была надежда, что он жив, Савченко не мог покинуть этот город и вернуться в Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102