В самом деле, мальчики, кончайте треп, и пошли проветриваться, а?
— Вот разумная мысль, — сказал Андрей. — Здесь и в самом деле душно. Ты, Ника, как на это смотришь?
— Можно, — задумчиво сказала та, глядя в окно.
— Что «можно»?
— Можно пойти. Можно погулять здесь или в Сокольники поехать…
— Сокольники! — Игорь поморщился. — Это не место для белого человека. Но что-нибудь придумаем, поэтому вставайте, братья и сестры, и организованно хиляйте к выходу.
— Надо не забыть расплатиться, — напомнила Катя.
— Правда? Ух ты, моя радость, какая же ты у нас сознательная! Пит, можно ее поцеловать?
— А по шее не хочешь? — спросил Пит.
Выйдя из «Праги», компания свернула направо и потащилась по Арбату, лениво обсуждая планы дальнейшего времяпрепровождения; однако, несмотря на оптимизм Игоря, ничего достойного придумать не удалось, и, дотащившись до Смоленской площади, они расстались под сенью МИДовского чертога, пообещав друг другу позванивать и вообще не терять контакта. Рената с Игорем побежали на троллейбусную остановку, Пит с Катей отправились разыскивать в районе Киевского вокзала какую-то комиссионку, где, по непроверенным слухам, были дешевые японские транзисторы, а Ника с Андреем, проводив их до моста, побрели вниз по Ростовской набережной.
— Это правда, что ты уезжаешь с отрядом на целину? — спросила Ника.
— Правда и только правда, ничего кроме правды.
— Странно…
— Что странно?
Ника не ответила, заинтересовавшись вдруг речным трамваем, который медленно отходил от причала «Киевский вокзал».
— Странно, что я узнала об этом только сегодня, — сказала она наконец. — Тебе не кажется, что ты мог бы и раньше поделиться со мной своими летними планами?
— А ты делилась со мной своими?
— А у меня, представь себе, их вообще не было! Все зависело от того, получит ли Светка отпуск, а она не знала, только вчера наконец позвонила: отпуск у них в июле, они с мужем собираются на Юг, спрашивала, будет ли свободна машина. Зовет меня ехать вместе.
— Поезжай, конечно.
— Разумеется, поеду, но это выяснилось только вчера! А ты когда решил насчет стройотряда?
— Решил давно, но оформили меня тоже вот только что.
— Решил — и молчал?
— Последнюю неделю ты вообще не изволила меня замечать.
— Ах вот что! Но у меня, согласись, на это были основания.
— Например?
— Не притворяйся, пожалуйста. Ты ходил в театр с Мариной?
— Первой, если помнишь, я пригласил тебя.
— А я не смогла пойти, меня не пустили.
— Не пустили?
— Да, не пустили! За то, что я тогда потеряла портфель и не пошла в школу.
— Первый раз слышу, — сказал Андрей, пожимая плечами. — Мне ты сказала, что сама не хочешь идти.
— Мало ли что я сказала! Ты все равно не должен был приглашать Марину…
— Почему это? Ты отказалась, я предлагал билеты родителям — они в тот вечер были заняты А Марина давно хотела побывать в «Современнике».
— Все равно, — упрямо повторила Ника. — Я на тебя очень обижена. Ты действительно уже оформился в стройотряд?
— Да, уже. А что?
— Да нет, я просто подумала… Собственно, я могла бы и не ехать со Светкой, — неуверенно сказала Ника. — С ними еще будет какой-то Юркин сотрудник, я его совершенно не знаю…
— Поезжай, что тебе делать летом в Москве.
— Да, наверное, поеду, — вздохнула Ника. — Ты рад, что перешел в десятый класс?
— Я не сомневался в этом, так что радоваться особенно нечему. А вообще, конечно, хорошо — еще всего-навсего один год, и…
— И? — насмешливо переспросила Ника. — В том-то и дело, что ты сам не знаешь!
— В каком смысле?
— А во всех решительно. Со мной вдруг случилось что-то непонятное. Понимаешь… Еще недавно я так хотела поскорее стать взрослой. Так радовалась, когда весной получила паспорт! А сейчас я… сейчас мне… не то чтобы расхотелось стать взрослой — мне вдруг стало страшно…
— Но чего именно?
— Не знаю, не знаю… Вдруг все получится вовсе не так, как ожидаешь, и потом… еще эта ответственность! Я вдруг подумала: какая это ответственность — быть взрослой…
— А чего ты, собственно, ожидаешь от жизни? — спросил после паузы внимательно слушавший Андрей.
— Не знаю, но чего-то… настоящего, наверное.
— Нет, но все-таки — более конкретно?
— Не знаю, — беспомощно повторила Ника.
— Послушай-ка. Ты Чехова любишь?
— Чехова? Нет, не очень, а что?
— Почему не любишь?
Ника подумала и пожала плечами:
— Ну… мне скучно его читать. Нет, не потому, что он плохо пишет, — пишет он хорошо, но просто… очень уж скучно то, что он описывает.
— Скучно — или страшно?
— Да, пожалуй, и страшно… если задуматься, — согласилась Ника.
— Помнишь рассказ про человека, который всю жизнь мечтал купить усадьбу и есть собственный крыжовник?
— Да, помню Это действительно очень страшный рассказ…
— Очень страшный, — подтвердил Андрей. — И знаешь чем? Самое страшное в этом рассказе — это то, что такие люди всегда были, есть и будут. Чеховский герой копил деньги на усадьбу, а сегодня такой будет копить на машину — десять лет будет копить, потом получит и будет дрожать над каждой царапиной. Представить себе такую жизнь…
— Да, это страшно. Если нет ничего другого…
— В том-то и дело. Я ведь не против того, чтобы что-то приобретать, если есть возможность, — добавил Андрей. — От машины, например, я бы не отказался, но мечтать о ней считаю ниже своего достоинства.
— Я понимаю… А о чем ты мечтаешь? Поступить в Строгановку?
— Я мечтаю стать художником. Это главное. А Строганова — это уже деталь. Рано или поздно я туда поступлю, вероятно, но даже если нет… В Ленинграде тоже есть хорошее училище — имени Мухиной, можно будет попытаться туда Но это все детали, самое главное — хватит ли способностей…
— У тебя есть способности, — твердо сказала Ника.
— В обычном понимании — да. Но мне этого мало, мне нужно другое.
— Талант?
— Да, если хочешь, талант, — с вызовом подтвердил Андрей. — Я считаю, в искусстве нельзя быть средним. Где угодно можно, а в искусстве — нельзя. Понимаешь, средний инженер или средний закройщик — они все равно делают полезное дело, пусть немного хуже, чем получается у других, но все равно. А средний художник, средний композитор, средний писатель — они приносят вред. Понимаешь? Человек не имеет права быть средним, если он хочет заниматься искусством. Первым — или никаким!
— Не могут же все быть первыми, — рассудительно заметила Ника.
— Ты права, я не так выразился. Не первым — в смысле единственным, — но одним из первых. В первом разряде, скажем так.
Ника долго молчала.
— Это, наверное, трудно определить… в каком кто разряде Ты рассказывал про импрессионистов — их ведь никто не признавал, помнишь? Всем они казались самыми что ни на есть последними…
— Они опередили свою эпоху, в этом все дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Вот разумная мысль, — сказал Андрей. — Здесь и в самом деле душно. Ты, Ника, как на это смотришь?
— Можно, — задумчиво сказала та, глядя в окно.
— Что «можно»?
— Можно пойти. Можно погулять здесь или в Сокольники поехать…
— Сокольники! — Игорь поморщился. — Это не место для белого человека. Но что-нибудь придумаем, поэтому вставайте, братья и сестры, и организованно хиляйте к выходу.
— Надо не забыть расплатиться, — напомнила Катя.
— Правда? Ух ты, моя радость, какая же ты у нас сознательная! Пит, можно ее поцеловать?
— А по шее не хочешь? — спросил Пит.
Выйдя из «Праги», компания свернула направо и потащилась по Арбату, лениво обсуждая планы дальнейшего времяпрепровождения; однако, несмотря на оптимизм Игоря, ничего достойного придумать не удалось, и, дотащившись до Смоленской площади, они расстались под сенью МИДовского чертога, пообещав друг другу позванивать и вообще не терять контакта. Рената с Игорем побежали на троллейбусную остановку, Пит с Катей отправились разыскивать в районе Киевского вокзала какую-то комиссионку, где, по непроверенным слухам, были дешевые японские транзисторы, а Ника с Андреем, проводив их до моста, побрели вниз по Ростовской набережной.
— Это правда, что ты уезжаешь с отрядом на целину? — спросила Ника.
— Правда и только правда, ничего кроме правды.
— Странно…
— Что странно?
Ника не ответила, заинтересовавшись вдруг речным трамваем, который медленно отходил от причала «Киевский вокзал».
— Странно, что я узнала об этом только сегодня, — сказала она наконец. — Тебе не кажется, что ты мог бы и раньше поделиться со мной своими летними планами?
— А ты делилась со мной своими?
— А у меня, представь себе, их вообще не было! Все зависело от того, получит ли Светка отпуск, а она не знала, только вчера наконец позвонила: отпуск у них в июле, они с мужем собираются на Юг, спрашивала, будет ли свободна машина. Зовет меня ехать вместе.
— Поезжай, конечно.
— Разумеется, поеду, но это выяснилось только вчера! А ты когда решил насчет стройотряда?
— Решил давно, но оформили меня тоже вот только что.
— Решил — и молчал?
— Последнюю неделю ты вообще не изволила меня замечать.
— Ах вот что! Но у меня, согласись, на это были основания.
— Например?
— Не притворяйся, пожалуйста. Ты ходил в театр с Мариной?
— Первой, если помнишь, я пригласил тебя.
— А я не смогла пойти, меня не пустили.
— Не пустили?
— Да, не пустили! За то, что я тогда потеряла портфель и не пошла в школу.
— Первый раз слышу, — сказал Андрей, пожимая плечами. — Мне ты сказала, что сама не хочешь идти.
— Мало ли что я сказала! Ты все равно не должен был приглашать Марину…
— Почему это? Ты отказалась, я предлагал билеты родителям — они в тот вечер были заняты А Марина давно хотела побывать в «Современнике».
— Все равно, — упрямо повторила Ника. — Я на тебя очень обижена. Ты действительно уже оформился в стройотряд?
— Да, уже. А что?
— Да нет, я просто подумала… Собственно, я могла бы и не ехать со Светкой, — неуверенно сказала Ника. — С ними еще будет какой-то Юркин сотрудник, я его совершенно не знаю…
— Поезжай, что тебе делать летом в Москве.
— Да, наверное, поеду, — вздохнула Ника. — Ты рад, что перешел в десятый класс?
— Я не сомневался в этом, так что радоваться особенно нечему. А вообще, конечно, хорошо — еще всего-навсего один год, и…
— И? — насмешливо переспросила Ника. — В том-то и дело, что ты сам не знаешь!
— В каком смысле?
— А во всех решительно. Со мной вдруг случилось что-то непонятное. Понимаешь… Еще недавно я так хотела поскорее стать взрослой. Так радовалась, когда весной получила паспорт! А сейчас я… сейчас мне… не то чтобы расхотелось стать взрослой — мне вдруг стало страшно…
— Но чего именно?
— Не знаю, не знаю… Вдруг все получится вовсе не так, как ожидаешь, и потом… еще эта ответственность! Я вдруг подумала: какая это ответственность — быть взрослой…
— А чего ты, собственно, ожидаешь от жизни? — спросил после паузы внимательно слушавший Андрей.
— Не знаю, но чего-то… настоящего, наверное.
— Нет, но все-таки — более конкретно?
— Не знаю, — беспомощно повторила Ника.
— Послушай-ка. Ты Чехова любишь?
— Чехова? Нет, не очень, а что?
— Почему не любишь?
Ника подумала и пожала плечами:
— Ну… мне скучно его читать. Нет, не потому, что он плохо пишет, — пишет он хорошо, но просто… очень уж скучно то, что он описывает.
— Скучно — или страшно?
— Да, пожалуй, и страшно… если задуматься, — согласилась Ника.
— Помнишь рассказ про человека, который всю жизнь мечтал купить усадьбу и есть собственный крыжовник?
— Да, помню Это действительно очень страшный рассказ…
— Очень страшный, — подтвердил Андрей. — И знаешь чем? Самое страшное в этом рассказе — это то, что такие люди всегда были, есть и будут. Чеховский герой копил деньги на усадьбу, а сегодня такой будет копить на машину — десять лет будет копить, потом получит и будет дрожать над каждой царапиной. Представить себе такую жизнь…
— Да, это страшно. Если нет ничего другого…
— В том-то и дело. Я ведь не против того, чтобы что-то приобретать, если есть возможность, — добавил Андрей. — От машины, например, я бы не отказался, но мечтать о ней считаю ниже своего достоинства.
— Я понимаю… А о чем ты мечтаешь? Поступить в Строгановку?
— Я мечтаю стать художником. Это главное. А Строганова — это уже деталь. Рано или поздно я туда поступлю, вероятно, но даже если нет… В Ленинграде тоже есть хорошее училище — имени Мухиной, можно будет попытаться туда Но это все детали, самое главное — хватит ли способностей…
— У тебя есть способности, — твердо сказала Ника.
— В обычном понимании — да. Но мне этого мало, мне нужно другое.
— Талант?
— Да, если хочешь, талант, — с вызовом подтвердил Андрей. — Я считаю, в искусстве нельзя быть средним. Где угодно можно, а в искусстве — нельзя. Понимаешь, средний инженер или средний закройщик — они все равно делают полезное дело, пусть немного хуже, чем получается у других, но все равно. А средний художник, средний композитор, средний писатель — они приносят вред. Понимаешь? Человек не имеет права быть средним, если он хочет заниматься искусством. Первым — или никаким!
— Не могут же все быть первыми, — рассудительно заметила Ника.
— Ты права, я не так выразился. Не первым — в смысле единственным, — но одним из первых. В первом разряде, скажем так.
Ника долго молчала.
— Это, наверное, трудно определить… в каком кто разряде Ты рассказывал про импрессионистов — их ведь никто не признавал, помнишь? Всем они казались самыми что ни на есть последними…
— Они опередили свою эпоху, в этом все дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115