— Завтра они, как только получат помпу, приедут сюда на такси, — объяснил Мамай Нике. — И этот фазан тоже остался в городе — он, мне кажется, уже подклеился там к одной дамочке. А это вам, Лягушонок!
Он достал с заднего сиденья целую стопку сложенных вместе соломенных сомбреро и бесцеремонно нахлобучил одно ей на голову.
— Эй, «лошадиные силы»!! — заорал он, обернувшись в сторону раскопа. — Дамы и господа! Посмотрите-ка, что я вам привез!
Через минуту отряд стал похож на шайку мексиканских бандитов. Мамай, надев набекрень свое сомбреро, подбоченился и выставил бороду торчком.
— Карамба и кукарача, сеньоры! — крикнул он. — Перед вами блистательный дон Фернандо Родриго де Клопоморро — гроза сильных и защита слабых! За мной, мизерабли!!!
Узнав, что Светка с «мальчиками» осталась в городе и что с ремонтом задержка, Ника так обрадовалась, что ей даже стало неловко. «Это из-за Адамяна, — утешила она себя. — Вот уж действительно фазан…»
Кончился рабочий день. Все, как и вчера, пошли купаться, потом отдыхали, ужинали. Быстро, по-южному, стемнело. «Лошадиные силы» затеяли петь под гитару туристские песни, командор писал что-то в своей палатке при свете аккумуляторной лампочки, Лия Самойловна с Никой и практикантками помогали поварихе мыть посуду. Ника едва держалась на ногах от усталости, но была счастлива: хоть на сутки она стала участницей археологической экспедиции!
Плохо было одно — как ей и предсказывали, она действительно сожгла себе ноги выше колен. Кожа, несмотря на обманчивый московский загар, покраснела и воспалилась так, что нельзя было прикоснуться; Ника с ужасом подумала о завтрашнем солнце и о том, что уже теперь-то надеть юбку она просто не сможет и ей, по всей вероятности, придется весь день просидеть в палатке. Когда уже ложились спать, она не выдержала и созналась в своей беде Лии Самойловне. Та, осветив ее ноги фонариком, заохала и засуетилась, принесла одеколон, послала одну из студенток за мазью от ожогов. В ее хлопотах было что-то материнское: Ника внезапно почувствовала к ней большое доверие.
— Лия Самойловна, я хотела попросить, — сказала она с замирающим сердцем. — Вы не могли бы поговорить с Дмитрием Павловичем… может быть, он разрешит… мне так хотелось бы остаться поработать здесь этот месяц, пока мои не вернутся с Кавказа… Он позволит, как вы думаете? Мне все равно, что делать, хоть на кухне, правда, мне совершенно все равно — ужасно не хочется отсюда уезжать…
ГЛАВА 2
На другой день, перед обеденным перерывом, Игнатьев пришел на разборочную площадку. Лии Самойловны не было, она понесла фотографировать заинтересовавшее ее горлышко амфоры с хорошо сохранившимся гончарным клеймом, и Ника трудилась в одиночестве.
— Ну, как работается? — спросил он, постояв рядом.
— Спасибо, очень интересно, — ответила Ника из-под своего сомбреро, но выглянуть не отважилась.
— Я слышал, вы вчера обгорели?
— О, это ничего, сегодня уже совсем не болит, мне дали мазь…
— Со здешним солнцем нужно быть осторожным, у нас первое время многие ходят в волдырях.
— Да, Лия Самойловна меня предупреждала, — с раскаянием в голосе сказала Ника. — Сегодня вот я уже решила надеть платье…
— Правильно, — сказал Игнатьев, подумав, что это так называемое «платье» ненамного длиннее шорт, в которых юная модница щеголяла вчера. — Этот черепок отложите в сторону, он орнаментирован. Мне сказали, что вы хотите поработать в отряде?
У Ники, хотя она и ждала этого вопроса, отчаянно заколотилось сердце.
— Я очень-очень хотела бы, — сказала она едва слышно.
Игнатьев помолчал, разминая в пальцах папиросу.
— Как относится к этому ваша сестра?
— Я ей еще не говорила…
— Она ведь может и не разрешить вам остаться.
— Пусть попробует! — вспыхнула Ника. — Как это она может не разрешить, у меня есть паспорт!
— Дело не в паспорте. Хорошо, — он взглянул на часы, — сейчас будет обед, потом зайдете ко мне в палатку, там и поговорим. Вам, вероятно, хотелось бы решить в принципе этот вопрос до возвращения Светланы Ивановны?
— Ну, конечно, было бы лучше… если бы я уже знала!
— Хорошо Так я вас жду у себя.
Он ушел, а через минуту от лагеря донесся звон рельса, которым повариха звала на обед. Из раскопа бодро полезли «лошадиные силы», показалась бандитская борода Витеньки Мамая — голого по пояс, в джинсах с клеймом на заду и в сомбреро набекрень.
— Пошли рубать, Лягушонок! — заорал он, обернувшись к разборочной площадке. — А то не останется!
«Рубать» Нике вдруг совершенно расхотелось — аппетит пропал от волнения при мысли о предстоящем разговоре с командором. Командор сам по себе был не так уж страшен, разве только немного суховат, — впрочем, может быть, это только так казалось по контрасту с неуемным гаерством Мамая, — но от этого разговора так много зависело, что она сидела за столом сама не своя.
— Что у вас за вид такой, — обеспокоенно спросила Лия Самойловна, — может, вам вообще нельзя быть на солнце?
И еще Ника очень боялась внезапного приезда сестры. Тогда ей пришлось бы уговаривать сразу двоих, а на это может не хватить ни настойчивости, ни аргументов. Вот если бы к моменту возвращения Светки у нее было бы уже принципиальное согласие командора… Она украдкой посмотрела на него, сидящего на другом конце стола, и вдруг прямо столкнулась с его взглядом — внимательным, словно изучающим. Ей панически захотелось провалиться, исчезнуть, вообще перестать быть. «Как я пойду к нему?» — подумала она с отчаянием.
Но идти все равно пришлось. Настал момент, когда оттягивать визит стало уже нельзя, и Ника поплелась к командорской палатке, совершенно не представляя себе, что будет говорить и какими доводами подкрепит свою просьбу, чтобы она не показалась бессмысленной и несерьезной.
Игнатьев сидел за своим дачным столиком, осторожно раскладывая на листе бумаги какие-то бесформенные плоские комки, коряво обросшие ржавчиной. Палатку, одно полотнище которой было поднято с северной стороны, приятно продувало ветром, и угол бумажного листа на столе все время шевелился, словно пытаясь приподняться и улететь.
— Садитесь, — коротко сказал Игнатьев, указав ей на складной стул из алюминиевых трубок, обтянутых брезентом. — Я сейчас, одну минутку.
— Пожалуйста, это совершенно не к спеху… — прошептала Ника.
Командор повозился еще немного с бурыми комочками, бережно перекладывая их так и эдак, словно решая головоломку; потом осторожно, взяв за углы, передвинул лист с ними на край стола и, положив перед собой переплетенные пальцами кисти рук, посмотрел на Нику — опять так же в упор и изучающе, как за столом во время обеда.
— Итак, вы хотите остаться в отряде, — сказал он. — Почему?
— Здесь так хорошо, — пробормотала Ника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115