Похоже, что живут они скромно, да иначе и быть не может, а теперь из-за нее непредвиденные расходы…
Она раздумывала над этим, казнясь сознанием собственной несообразительности. Господи, она ведь сама писала Дмитрию о ранних браках в прошлом веке; ей скоро семнадцать, а она не умеет сделать ни одного самостоятельного шага, сразу теряется в непривычной обстановке, — действительно, только замуж не хватает такой дуре никчемной…
У дверей «Гастронома» двое, уже порядком навеселе, долго пересчитывали в ладонях мелочь, потом один приблизился к Нике и в изысканных выражениях осведомился, не желает ли девушка скинуться на полбанки. Ника испуганно отказалась; тут, на ее счастье, вернулся Ярослав. Сразу оценив обстановку, он подошел к Никиному собеседнику и легонько тряхнул его за плечо.
— Давай, Леша, — сказал он дружелюбно. — Давай сыпь отсюда, пока не набузовался…
— Славка, др-р-уг! — радостно взревел тот. — Слышь, Славка, познакомься вот с девушкой — ты глянь, симпатичная какая, ну?
— А мы, Леша, знакомы. Пошли, Вероника, — сказал Ярослав, взяв ее за локоть. — Не замерзла, пока ждала?
— Нет, вовсе не замерзла. По-моему, потеплело немного, вам не кажется? — светским тоном спросила Ника.
Они отошли от «Гастронома», когда сзади послышался обиженный вопль:
— Славка, пар-р-разит, ты что ж это делаешь — ребятам сказал, что в техникум, а сам вон куда рванул! И еще бутылка в кармане! Н-ну, погоди, хитрован, мы тебя укоротим — завтра все чисто Галке расскажем! А вы не ходите с ним, слышьте, девушка, — он, змей, женатый давно!!
— Вы его знаете? — небрежно спросила Ника.
— Вместе работаем. Хороший парень, но принять любит, беда… А чего это ты мне все «вы» да «вы»? Вроде не по-родственному получается… а, сестренка? Или мне тебя тоже на «вы» называть нужно?
— Что вы… Просто — вы понимаете… ну, ты… понимаешь, это ведь трудно — так сразу!
— Ну, чего тут трудного. Привыкнешь! Да-а, значит, вон у меня еще какая сестренка объявилась, ты смотри. Свету-то я видел года три назад. А ты что ж, выходит… не знала про меня ничего?
— Нет, ничего совершенно.
— Так-так… ну, ничего, вот познакомились. Это хорошо, что приехала навестить, с Галиной еще познакомишься, она у меня хорошая. Петька тоже — заводной такой пацаненок, жалко только, что в садик приходится таскать. Болеют они там часто. А ты, значит, в этом году школу кончила… Понятно. С институтом что ж, не получилось пока?
— Что ты, я еще в десятом, — удивленно сказала Ника. — Еще целый год впереди!
— Вон как. Я подумал — кончила ты… сейчас-то ведь каникул нет?
— Нет, какие же теперь каникулы. Понимаешь, Ярослав, я… ну, я совсем уехала из Москвы. И вообще… я с прошлым решила порвать совершенно, вот. Мне нужно начинать жить заново. Понимаешь?
— Что-то, сестренка, не доходит, — признался он. — Как это «порвать с прошлым»? Какое же оно у тебя такое… это прошлое? Ну ладно, сейчас дома все и расскажешь. А то я чего-то не очень соображаю…
— Погоди! — сказала Ника, схватив его за рукав. — Ты спешишь домой?
— Да нет, Галина меня раньше одиннадцати не ждет. А что?
— Давай тогда походим немного, нам лучше поговорить сначала наедине, тебе не кажется? Я тебе сказала уже, что ничего не знала о… ну, о том, как это все тогда с тобой получилось. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Понимаю, сестренка. Сыпь дальше.
— Я узнала случайно, не от родителей. Буквально вот… месяц назад. Ты понимаешь? Они лгали мне всю жизнь и продолжали бы лгать и дальше, если бы не… не эта…
— Да ты погоди, ты не плачь, опять ты за свое! Нельзя ж так, Вероника… а то смотри, будешь плакать — отведу сейчас домой и говорить с тобой ни о чем не стану. Может, давай лучше завтра потолкуем? Успокоишься пока, отдохнешь, а?
— Нет-нет, ничего, я… я совсем не устала, и я не волнуюсь сейчас нисколько, просто… ну, мне трудно об этом! Ты не представляешь, что это такое — вдруг, вот так, потерять все совершенно!
— Так уж и все, — хмыкнул Ярослав.
— Во всяком случае — главное. Самое страшное, ты знаешь, это когда пропадает вера в людей… правда? Скажи, Ярослав, вот ты, когда узнал, — у тебя ведь появилось такое чувство, что в мире вообще никому нельзя верить?
— Да нет, — сказал Ярослав, подумав, — такого не было… И зря ты, по-моему, говоришь «вообще». Неверно это. Люди, они ведь разные… Допустим, кто-то тебя предал — а другой и поможет, и поддержит. Нет, всех под одну гребенку нельзя.
— Я тебя понимаю! Не думай, что я решительно всех людей считаю способными на предательство, — горячо запротестовала Ника. — Нет, конечно! Но просто… появляется какое-то недоверие. Я так верила родителям! Я их считала образцом, понимаешь? Особенно маму. А оказывается…
Голос ее снова задрожал и оборвался.
— Ты что ж, значит, решила от них… уйти? — спросил после затянувшейся паузы Ярослав.
— Я от них уже ушла! Я не могу с ними жить после этого.
Ярослав опять долго молчал.
— Не дело это, сестренка, — сказал он наконец тихо.
Ника остановилась, обернула к нему лицо.
— Как? — В голосе ее было недоумение, почти испуг. — Ты считаешь, их можно… простить? Простить их поступок?
— Не так ставишь вопрос. Я, может, и сам не сумею сейчас объяснить… Но ты все-таки постарайся понять, Вероника. Кончать пора эту историю, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Я не понимаю тебя, Ярослав. Что нужно кончать?
— Да вот… всю эту бодягу. Я ведь сам, когда узнал… ладно, думаю, нужны вы мне! Жил до сих пор без вас — и дальше проживу. После приезжал ко мне Иван Афанасьич… отец твой… ну, поговорили мы с ним. Откровенно поговорили. Он мне сказал: виноваты мы перед тобой, на всю жизнь виноваты, но теперь что ж делать — давай хоть сейчас исправлять что можно. Приезжай, мол, в Москву, будем жить вместе…
— А где они были раньше?! — воскликнула Ника. — Шестнадцать лет ждали, пока дело не дошло до милиции!
— Погоди, погоди. В общем, я отказался. Мне тогда в армию было скоро идти, этим и отговорился. Отслужу, говорю, а там видно будет. Ну, а после демобилизации написал, что возвращаюсь в Новоуральск, буду жить здесь…
— Ты совершенно правильно поступил!
— Наверное. Но только я не со зла так поступил, ты вот это пойми. Зла у меня тогда уже не было. Я просто подумал, что ни к чему это — семья-то, в общем, чужая, чувствовали бы себя неловко… А злости я на них уже не держал, хочешь — верь, хочешь — не верь.
— Злость — это не то слово, — помолчав, сказала Ника. — У меня тоже нет злости к родителям. Тут другое, Слава… Я не знаю — ну, непримиримость, что ли. Непримиримость к тому, что они сделали, непримиримость к тому, что позволило им жить все эти годы спокойно, как ни в чем не бывало…
— А ты не знаешь, так ли уж они спокойно жили, — возразил Ярослав. — Ну, жили, конечно, что ж было делать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Она раздумывала над этим, казнясь сознанием собственной несообразительности. Господи, она ведь сама писала Дмитрию о ранних браках в прошлом веке; ей скоро семнадцать, а она не умеет сделать ни одного самостоятельного шага, сразу теряется в непривычной обстановке, — действительно, только замуж не хватает такой дуре никчемной…
У дверей «Гастронома» двое, уже порядком навеселе, долго пересчитывали в ладонях мелочь, потом один приблизился к Нике и в изысканных выражениях осведомился, не желает ли девушка скинуться на полбанки. Ника испуганно отказалась; тут, на ее счастье, вернулся Ярослав. Сразу оценив обстановку, он подошел к Никиному собеседнику и легонько тряхнул его за плечо.
— Давай, Леша, — сказал он дружелюбно. — Давай сыпь отсюда, пока не набузовался…
— Славка, др-р-уг! — радостно взревел тот. — Слышь, Славка, познакомься вот с девушкой — ты глянь, симпатичная какая, ну?
— А мы, Леша, знакомы. Пошли, Вероника, — сказал Ярослав, взяв ее за локоть. — Не замерзла, пока ждала?
— Нет, вовсе не замерзла. По-моему, потеплело немного, вам не кажется? — светским тоном спросила Ника.
Они отошли от «Гастронома», когда сзади послышался обиженный вопль:
— Славка, пар-р-разит, ты что ж это делаешь — ребятам сказал, что в техникум, а сам вон куда рванул! И еще бутылка в кармане! Н-ну, погоди, хитрован, мы тебя укоротим — завтра все чисто Галке расскажем! А вы не ходите с ним, слышьте, девушка, — он, змей, женатый давно!!
— Вы его знаете? — небрежно спросила Ника.
— Вместе работаем. Хороший парень, но принять любит, беда… А чего это ты мне все «вы» да «вы»? Вроде не по-родственному получается… а, сестренка? Или мне тебя тоже на «вы» называть нужно?
— Что вы… Просто — вы понимаете… ну, ты… понимаешь, это ведь трудно — так сразу!
— Ну, чего тут трудного. Привыкнешь! Да-а, значит, вон у меня еще какая сестренка объявилась, ты смотри. Свету-то я видел года три назад. А ты что ж, выходит… не знала про меня ничего?
— Нет, ничего совершенно.
— Так-так… ну, ничего, вот познакомились. Это хорошо, что приехала навестить, с Галиной еще познакомишься, она у меня хорошая. Петька тоже — заводной такой пацаненок, жалко только, что в садик приходится таскать. Болеют они там часто. А ты, значит, в этом году школу кончила… Понятно. С институтом что ж, не получилось пока?
— Что ты, я еще в десятом, — удивленно сказала Ника. — Еще целый год впереди!
— Вон как. Я подумал — кончила ты… сейчас-то ведь каникул нет?
— Нет, какие же теперь каникулы. Понимаешь, Ярослав, я… ну, я совсем уехала из Москвы. И вообще… я с прошлым решила порвать совершенно, вот. Мне нужно начинать жить заново. Понимаешь?
— Что-то, сестренка, не доходит, — признался он. — Как это «порвать с прошлым»? Какое же оно у тебя такое… это прошлое? Ну ладно, сейчас дома все и расскажешь. А то я чего-то не очень соображаю…
— Погоди! — сказала Ника, схватив его за рукав. — Ты спешишь домой?
— Да нет, Галина меня раньше одиннадцати не ждет. А что?
— Давай тогда походим немного, нам лучше поговорить сначала наедине, тебе не кажется? Я тебе сказала уже, что ничего не знала о… ну, о том, как это все тогда с тобой получилось. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Понимаю, сестренка. Сыпь дальше.
— Я узнала случайно, не от родителей. Буквально вот… месяц назад. Ты понимаешь? Они лгали мне всю жизнь и продолжали бы лгать и дальше, если бы не… не эта…
— Да ты погоди, ты не плачь, опять ты за свое! Нельзя ж так, Вероника… а то смотри, будешь плакать — отведу сейчас домой и говорить с тобой ни о чем не стану. Может, давай лучше завтра потолкуем? Успокоишься пока, отдохнешь, а?
— Нет-нет, ничего, я… я совсем не устала, и я не волнуюсь сейчас нисколько, просто… ну, мне трудно об этом! Ты не представляешь, что это такое — вдруг, вот так, потерять все совершенно!
— Так уж и все, — хмыкнул Ярослав.
— Во всяком случае — главное. Самое страшное, ты знаешь, это когда пропадает вера в людей… правда? Скажи, Ярослав, вот ты, когда узнал, — у тебя ведь появилось такое чувство, что в мире вообще никому нельзя верить?
— Да нет, — сказал Ярослав, подумав, — такого не было… И зря ты, по-моему, говоришь «вообще». Неверно это. Люди, они ведь разные… Допустим, кто-то тебя предал — а другой и поможет, и поддержит. Нет, всех под одну гребенку нельзя.
— Я тебя понимаю! Не думай, что я решительно всех людей считаю способными на предательство, — горячо запротестовала Ника. — Нет, конечно! Но просто… появляется какое-то недоверие. Я так верила родителям! Я их считала образцом, понимаешь? Особенно маму. А оказывается…
Голос ее снова задрожал и оборвался.
— Ты что ж, значит, решила от них… уйти? — спросил после затянувшейся паузы Ярослав.
— Я от них уже ушла! Я не могу с ними жить после этого.
Ярослав опять долго молчал.
— Не дело это, сестренка, — сказал он наконец тихо.
Ника остановилась, обернула к нему лицо.
— Как? — В голосе ее было недоумение, почти испуг. — Ты считаешь, их можно… простить? Простить их поступок?
— Не так ставишь вопрос. Я, может, и сам не сумею сейчас объяснить… Но ты все-таки постарайся понять, Вероника. Кончать пора эту историю, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Я не понимаю тебя, Ярослав. Что нужно кончать?
— Да вот… всю эту бодягу. Я ведь сам, когда узнал… ладно, думаю, нужны вы мне! Жил до сих пор без вас — и дальше проживу. После приезжал ко мне Иван Афанасьич… отец твой… ну, поговорили мы с ним. Откровенно поговорили. Он мне сказал: виноваты мы перед тобой, на всю жизнь виноваты, но теперь что ж делать — давай хоть сейчас исправлять что можно. Приезжай, мол, в Москву, будем жить вместе…
— А где они были раньше?! — воскликнула Ника. — Шестнадцать лет ждали, пока дело не дошло до милиции!
— Погоди, погоди. В общем, я отказался. Мне тогда в армию было скоро идти, этим и отговорился. Отслужу, говорю, а там видно будет. Ну, а после демобилизации написал, что возвращаюсь в Новоуральск, буду жить здесь…
— Ты совершенно правильно поступил!
— Наверное. Но только я не со зла так поступил, ты вот это пойми. Зла у меня тогда уже не было. Я просто подумал, что ни к чему это — семья-то, в общем, чужая, чувствовали бы себя неловко… А злости я на них уже не держал, хочешь — верь, хочешь — не верь.
— Злость — это не то слово, — помолчав, сказала Ника. — У меня тоже нет злости к родителям. Тут другое, Слава… Я не знаю — ну, непримиримость, что ли. Непримиримость к тому, что они сделали, непримиримость к тому, что позволило им жить все эти годы спокойно, как ни в чем не бывало…
— А ты не знаешь, так ли уж они спокойно жили, — возразил Ярослав. — Ну, жили, конечно, что ж было делать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115