И он едва удержался, чтобы не преклонить перед Марной колени.
Что чернокнижница заметила его смятение, Валерий не сомневался. В прошлый раз она ясно дала ему понять, что читает все мысли его, как открытую книгу. И потому он остался стоять перед нею, недвижимый, безмолвный, лишь слегка наклонив голову, ожидая, пока та заговорит с ним, ощущая себя придворным на приеме у королевы.
– Хорошо, – произнесла, наконец, ведьма, и он не знал, отнести ли это к своим думам, к их встрече, или же к чему-то третьему, ведомому лишь ей одной. – Марна позвала, и ты пришел. Хорошо.
Это не удивило принца. Здесь, в этом заколдованном месте, ему казалось, ничто не имело способности удивить его или повергнуть в растерянность. Он был уверен, что знает наперед все, что колдунья скажет ему. Теперь, когда Нумедидес не может им помешать, он был уверен, что услышит от нее немало интересного. И он выжидающе поднял на Марну глаза.
Та, однако, не торопилась приветствовать наследника аквилонского престола, и лишь когда он сделал шаг по направлению к ней, предостерегающе вскинула руку.
– Остановись, принц! – Голос ее прозвучал неожиданно хрипло и пронзительно, точно крик ночной птицы. – Ты откликнулся на наш зов, но мы должны знать, что привело тебя к нам.
Валерий застыл в недоумении. К чему она клонит? А ведьма, тем временем, потянулась к нему и кончиками длинных когтей коснулась левого виска принца… и тут же отпрянула, брезгливо отряхивая руку, точно дотронулась до чего-то невыносимо мерзкого. Как если бы человек, желавший погладить нежную шелковистую шерстку щенка, наткнулся бы вдруг на осклизлую бородавчатую жабу…
– Похоть! – взвыла колдунья. – Так это похоть привела тебя к Марне?!
Принц замер, готовый от стыда провалиться сквозь землю. Он не знал – не предполагал даже, что она узнает. Он не мог и подумать…
Ему хотелось немедленно развернуться, бежать прочь – но, к ужасу своему, Валерий обнаружил, что не в силах даже сдвинуться с места, точно ноги его за это время успели пустить корни, и сумрачный лес завладел им, сделав частью заколдованной чащи.
– Ты не выдержал испытания! – Голос из-под кожаной маски звучал теперь глухо и зло. – Мы хотели знать, что движет тобой – властолюбие, долг, ненависть… Таковы чары, что наложила на тебя Марна. Они должны были возбудить самую яростную страсть из всех, что дремлют в твоем сердце.
Теперь она говорила быстро, захлебываясь, и принц не мог отвести взгляда от ее маленьких, стиснутых на груди смуглых рук. Где-то он видел эти руки… Но это было так давно. И было ли? Может, это ему приснилось?
– Эта страсть должна была привести тебя к нам, чтобы мы поняли, кем ты стал, что за пламень пылает в твоей душе, шамарец! Честолюбию мы готовы были указать путь наверх, мщению вручить меч, алчности – ключ от сокровищницы… Ко всему мы готовились, пока ждали тебя. Но вот ты здесь – и Марне нечего дать тебе. Уходи.
– Постой! – взмолился Валерий.
Он не мог вынести, чтобы она отвергла его. Чувствовал себя на пороге чего-то неизмеримо важного, что могло бы перевернуть всю его жизнь – и вот, по вине досадной нелепости, дверь перед ним захлопнули. От досады он готов был кусать себе локти. Если колдунья и впрямь намеревалась чем-то помочь ему, не может быть, чтобы из-за такой глупости…
– Постой, не гони меня! – воскликнул он вновь. Он был уверен, что она передумает. Невозможно, в конце концов, чтобы все это было зря! Невозможно! Поломается немного, чтобы набить цену, и скажет все, что хотела сказать.
Чувствуя, что ведьма почти готова уступить, он продолжал умоляющим тоном:
– Госпожа, я проделал долгий путь, чтобы отыскать тебя. Если оскорбил тебя хоть жестом или мыслью – прости! На то не было моей воли. Ты не можешь винить человека за то, над чем он не властен. Так не гневайся больше и ответь, наконец. Я хочу знать, что ждет меня в будущем и что означало странное предсказание, что ты сделала мне два дня назад. Я хочу знать, кто займет трон.
Но колдунья лишь упрямо покачала головой. Гнев ее улегся, и голос звучал теперь приглушенно, однако поколебать ее решимость оказалось Валерию не под силу.
– Мы готовы были на все ради тебя, шамарец, но ты предал нас. Ты и сам не знаешь, как предал… Ибо на тебя возложены были большие надежды. Теперь же мы видим явственно, что не тебе суждено их исполнить. Должно быть, иной придет – и из иных рук примет он помощь. Тебе же нечего больше ждать от нас, принц проклятой страны. Уходи!
– Но почему? Почему ты готова была простить ненависть, властолюбие, жажду мщения, всю низость человеческую… но не простила любви?
Ведьма опустила голову в маске.
– Все эти страсти – человеческие, шамарец. В том же, с чем пришел к нам ты, нет разума, нет стремления вверх. Один увидит Марну и узрит в ней путь к трону. Другой – ключ к сокровищнице познаний. Третий – силу, что поможет достичь цели. Но ты увидел в ней лишь тело, и ничего более. Те, другие, обретут желаемое, пусть и не так, как им мыслилось… Но для тебя, шамарец, у Марны нет ничего. – И внезапно закричала пронзительно, так что испуганные птицы, захлопав крыльями, вспорхнули с ветвей. – Уходи прочь! Уходи!
И сама развернулась и решительно двинулась с лесную чащу, ступая тяжело, устало, так что принцу не казалось больше, будто ноги ее не касаются травы. Растерянный, униженный и недоумевающий, он постоял еще немного, глядя колдунье вслед. Затем отвязал коня, вскочил в седло и, со злостью ударив его пятками в бока, понесся через лес напролом и вскоре выбрался на широкую, нахоженную тропу.
В малом тронном зале было натоплено и душно. Король Вилер только что закончил обычный прием подданных, который проводил каждую седмицу. Множество аквилонцев съезжалось со всех концов державы, дабы представить на верховный суд свои жалобы и прошения. Когда он только ввел эту традицию, вычитав о ней в древних списках, это не вызвало большой радости среди вельмож.
«Негоже королю позволять докучать себе всякому сброду», – твердили они, однако, Вилер остался тверд.
«Этот самый „сброд“, как вы изволите выразиться, почтенные месьоры, – мои подданные, и перед Судом Герольда я дал клятву быть им отцом и господином. Творить суд и милосердие – мой долг как верховного правителя Аквилонии, и если взор ваш оскорблен этим, вам лучше будет удалиться от нашего двора».
Речи эти прозвучали неожиданно твердо, даже резко, и напуганные угрозой отлучения от столицы придворные поспешили смириться, лицемерно восхваляя вслух мудрость и справедливость самодержца.
Вилер не слишком обманывался на их счет, и, впрочем, в глубине души позволял себе признать, что и ему самому эти судилища особой радости не доставляют. Отправление правосудия было делом тяжелым и неблагодарным, ибо законов в древнем государстве оказалось великое множество, зачастую противоречащих один другому;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Что чернокнижница заметила его смятение, Валерий не сомневался. В прошлый раз она ясно дала ему понять, что читает все мысли его, как открытую книгу. И потому он остался стоять перед нею, недвижимый, безмолвный, лишь слегка наклонив голову, ожидая, пока та заговорит с ним, ощущая себя придворным на приеме у королевы.
– Хорошо, – произнесла, наконец, ведьма, и он не знал, отнести ли это к своим думам, к их встрече, или же к чему-то третьему, ведомому лишь ей одной. – Марна позвала, и ты пришел. Хорошо.
Это не удивило принца. Здесь, в этом заколдованном месте, ему казалось, ничто не имело способности удивить его или повергнуть в растерянность. Он был уверен, что знает наперед все, что колдунья скажет ему. Теперь, когда Нумедидес не может им помешать, он был уверен, что услышит от нее немало интересного. И он выжидающе поднял на Марну глаза.
Та, однако, не торопилась приветствовать наследника аквилонского престола, и лишь когда он сделал шаг по направлению к ней, предостерегающе вскинула руку.
– Остановись, принц! – Голос ее прозвучал неожиданно хрипло и пронзительно, точно крик ночной птицы. – Ты откликнулся на наш зов, но мы должны знать, что привело тебя к нам.
Валерий застыл в недоумении. К чему она клонит? А ведьма, тем временем, потянулась к нему и кончиками длинных когтей коснулась левого виска принца… и тут же отпрянула, брезгливо отряхивая руку, точно дотронулась до чего-то невыносимо мерзкого. Как если бы человек, желавший погладить нежную шелковистую шерстку щенка, наткнулся бы вдруг на осклизлую бородавчатую жабу…
– Похоть! – взвыла колдунья. – Так это похоть привела тебя к Марне?!
Принц замер, готовый от стыда провалиться сквозь землю. Он не знал – не предполагал даже, что она узнает. Он не мог и подумать…
Ему хотелось немедленно развернуться, бежать прочь – но, к ужасу своему, Валерий обнаружил, что не в силах даже сдвинуться с места, точно ноги его за это время успели пустить корни, и сумрачный лес завладел им, сделав частью заколдованной чащи.
– Ты не выдержал испытания! – Голос из-под кожаной маски звучал теперь глухо и зло. – Мы хотели знать, что движет тобой – властолюбие, долг, ненависть… Таковы чары, что наложила на тебя Марна. Они должны были возбудить самую яростную страсть из всех, что дремлют в твоем сердце.
Теперь она говорила быстро, захлебываясь, и принц не мог отвести взгляда от ее маленьких, стиснутых на груди смуглых рук. Где-то он видел эти руки… Но это было так давно. И было ли? Может, это ему приснилось?
– Эта страсть должна была привести тебя к нам, чтобы мы поняли, кем ты стал, что за пламень пылает в твоей душе, шамарец! Честолюбию мы готовы были указать путь наверх, мщению вручить меч, алчности – ключ от сокровищницы… Ко всему мы готовились, пока ждали тебя. Но вот ты здесь – и Марне нечего дать тебе. Уходи.
– Постой! – взмолился Валерий.
Он не мог вынести, чтобы она отвергла его. Чувствовал себя на пороге чего-то неизмеримо важного, что могло бы перевернуть всю его жизнь – и вот, по вине досадной нелепости, дверь перед ним захлопнули. От досады он готов был кусать себе локти. Если колдунья и впрямь намеревалась чем-то помочь ему, не может быть, чтобы из-за такой глупости…
– Постой, не гони меня! – воскликнул он вновь. Он был уверен, что она передумает. Невозможно, в конце концов, чтобы все это было зря! Невозможно! Поломается немного, чтобы набить цену, и скажет все, что хотела сказать.
Чувствуя, что ведьма почти готова уступить, он продолжал умоляющим тоном:
– Госпожа, я проделал долгий путь, чтобы отыскать тебя. Если оскорбил тебя хоть жестом или мыслью – прости! На то не было моей воли. Ты не можешь винить человека за то, над чем он не властен. Так не гневайся больше и ответь, наконец. Я хочу знать, что ждет меня в будущем и что означало странное предсказание, что ты сделала мне два дня назад. Я хочу знать, кто займет трон.
Но колдунья лишь упрямо покачала головой. Гнев ее улегся, и голос звучал теперь приглушенно, однако поколебать ее решимость оказалось Валерию не под силу.
– Мы готовы были на все ради тебя, шамарец, но ты предал нас. Ты и сам не знаешь, как предал… Ибо на тебя возложены были большие надежды. Теперь же мы видим явственно, что не тебе суждено их исполнить. Должно быть, иной придет – и из иных рук примет он помощь. Тебе же нечего больше ждать от нас, принц проклятой страны. Уходи!
– Но почему? Почему ты готова была простить ненависть, властолюбие, жажду мщения, всю низость человеческую… но не простила любви?
Ведьма опустила голову в маске.
– Все эти страсти – человеческие, шамарец. В том же, с чем пришел к нам ты, нет разума, нет стремления вверх. Один увидит Марну и узрит в ней путь к трону. Другой – ключ к сокровищнице познаний. Третий – силу, что поможет достичь цели. Но ты увидел в ней лишь тело, и ничего более. Те, другие, обретут желаемое, пусть и не так, как им мыслилось… Но для тебя, шамарец, у Марны нет ничего. – И внезапно закричала пронзительно, так что испуганные птицы, захлопав крыльями, вспорхнули с ветвей. – Уходи прочь! Уходи!
И сама развернулась и решительно двинулась с лесную чащу, ступая тяжело, устало, так что принцу не казалось больше, будто ноги ее не касаются травы. Растерянный, униженный и недоумевающий, он постоял еще немного, глядя колдунье вслед. Затем отвязал коня, вскочил в седло и, со злостью ударив его пятками в бока, понесся через лес напролом и вскоре выбрался на широкую, нахоженную тропу.
В малом тронном зале было натоплено и душно. Король Вилер только что закончил обычный прием подданных, который проводил каждую седмицу. Множество аквилонцев съезжалось со всех концов державы, дабы представить на верховный суд свои жалобы и прошения. Когда он только ввел эту традицию, вычитав о ней в древних списках, это не вызвало большой радости среди вельмож.
«Негоже королю позволять докучать себе всякому сброду», – твердили они, однако, Вилер остался тверд.
«Этот самый „сброд“, как вы изволите выразиться, почтенные месьоры, – мои подданные, и перед Судом Герольда я дал клятву быть им отцом и господином. Творить суд и милосердие – мой долг как верховного правителя Аквилонии, и если взор ваш оскорблен этим, вам лучше будет удалиться от нашего двора».
Речи эти прозвучали неожиданно твердо, даже резко, и напуганные угрозой отлучения от столицы придворные поспешили смириться, лицемерно восхваляя вслух мудрость и справедливость самодержца.
Вилер не слишком обманывался на их счет, и, впрочем, в глубине души позволял себе признать, что и ему самому эти судилища особой радости не доставляют. Отправление правосудия было делом тяжелым и неблагодарным, ибо законов в древнем государстве оказалось великое множество, зачастую противоречащих один другому;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140