С завтрашнего дня Конан-киммериец и его наемники смогут занять при нем подобающее место. Тем более, что скоро им вновь найдется работа.
Да, король угасал на глаза. Воля его слабела с каждым часом, и сам он делался покорной глиной в руках Нумедидеса. И все это буквально за несколько дней! Но не только смерть Тиберия подкосила правителя.
Нет, ему в этом изрядно помогли.
Принц ласково погладил небольшую округлую коробочку, что таилась во внутреннем кармане его туники. Вырезанная из бивня элефанта – чудесного зверя далекой Вендии, – на крышке своей шкатулка эта несла изображение змея, и то был знак ее смертоносного содержимого.
Пять маленьких шариков еще оставались в ней. Пять маленьких шариков синеватого цвета, похожих на круглые льдинки. Пять из семи, за столько же полных мер золота предоставленные принцу помощником королевского лекаря, с которым они так любезно побеседовали как раз перед отъездом Нумедидеса в Амилию… Уже тогда он понял, насколько опасно для него зависеть от планов коварного немедийца, и принялся строить собственные, в которые не посвятил никого. И вот настал час привести эти планы в действие.
Пожалуй, сказал себе принц с усмешкой, завтра нужно будет вновь навестить Вилера. Под вечер, когда король почувствует усталость, он, наверняка, не откажется выпить с племянником немного вина. И тогда, если удача будет вновь на его стороне, в коробочке останется лишь четыре пилюли. Пятая же, подобно своим смертоносным сестрам, исчезнет, без следа растворившись, в недрах бокала, полного огненной рубиновой жидкости. А на другой день королевские лекари заметят с ужасом, что лихорадка, одолевающая суверена, вновь усилилась… В отчаянии станут они пробовать одно средство за другим – лишь чтобы убедиться, что нет спасения. А в шкатулке из кости таинственного зверя будут ждать своего часа четыре застывшие льдинки.
Так уйдут они все – унесенные ядом, уничтоженные рукой наемных убийц, королевским правосудием или таинственными черными силами. И лишь одному Нумедидесу будет ведом источник того очищающего пламени, что спалил их гнусную плоть, призванного возродить древнюю землю и подготовить ее к приходу истинных владык. Ему же, властителю этого края, уготована роль руки, держащей факел, длани карающей, несущей воздаяние и искупление! Миссия эта была настолько необъятна и рождала в душе его столь светлые и возвышенные картины, что слезы выступили на глазах у принца.
Только бы это свершилось скорее! Он не мог больше ждать.
Стиснув зубы, он вознес безмолвную мольбу древним богам.
Затем благоговейно коснулся головы, где набухали твердые холмики растущих рогов…
Аой.
ВРЕМЯ СКОРБИ
Траурный королевский кортеж длинной черной гусеницей выполз из Северных Ворот Лурда. Чтобы достичь Храма Тысячи Лучей, где должен был состояться поминальный обряд, процессии предстояло сделать приличный крюк, ибо святилище находилось в южной оконечности Тарантии, – однако обычай велел, чтобы для торжественных выездов король пользовался только этими воротами и никакими иными, пренебрегая соображениями удобства и скорости.
Самого правителя мало трогали все эти ограничения, подчас совершенно нелепые, которыми опутана была жизнь монарха, однако многим придворным подобные уступки требованиям седой старины казались совершеннейшей нелепостью. Разумеется, все они с почтением относились к старому Тиберию, уважая в нем опытного воина, царедворца и рачительного хозяина, и скорбели об участи, постигшей барона и его домочадцев, – но молодые вельможи, почти не скрывали, что куда с большим наслаждением провели бы этот день в пирушках и прочих забавах, вместо того, чтобы тащиться через весь город в храм и внимать там с показным благочестием заунывному вою жрецов, в душе мечтая лишь о том, чтобы поскорее кончилась служба и все это можно было забыть, как дурной сон.
Впрочем, недовольство недовольством – но отказаться сопровождать короля не посмел никто, как никто не решился бы высказать вслух своих истинных чувств. И, оглядывая траурный кортеж, Валерий, прекрасно понимавший, что гложет сейчас этих завитых, напомаженных франтов, с усмешкой сказал себе, что уныние на их лицах только самым наивным наблюдателем могло бы быть отнесено на счет скорби по барону Тиберию.
Сам он, к стыду своему, также должен был признать, что не мог найти в себе сил искренне оплакивать владетеля Амилии. Он не настолько хорошо знал барона, да и возраст не позволил бы им сойтись ближе, и кроме того, Валерий повидал за свою жизнь слишком многое, чтобы позволить увиденному надолго завладеть своим сердцем. Тем более, что тело Тиберия, равно как и тело его второго сына, так и не были найдены в развалинах, несмотря на то, что, по приказу короля, стражники прочесали их со всем тщанием.
Другая смерть – смерть Винсента Амилийского – тревожила Валерия куда больше. Он знал, что злые языки уже болтают вовсю, будто именно он направлял руку безвестного убийцы, сразившего наследника Тиберия. Якобы, стремясь заткнуть рот своему обвинителю…
Он не пытался оспорить эти сплетни. Заставить глупцов умолкнуть было невозможно, и что бы он ни говорил, как бы не оправдывался, все равно любое его слово было бы истолковано против него. Разумнее было молчать и ждать, пока все само успокоится. Рано или поздно о нем забудут. Найдутся новые темы для досужей болтовни… И кроме того, принцу в последнее время претила любая деятельность. Необходимость совершать какие-то шаги, принимать решения, нести ответственность за них – все это казалось ему слишком суетным.
Он предпочитал созерцать.
Жаль только, дядя осерчал и не дозволяет ему удалиться от двора. Накануне Валерий вновь просил короля, чтобы тот разрешил ему отбыть в Шамар. Но Вилер остался непреклонен, и у принца возникло странное чувство, будто правитель втайне мстит ему за некое прегрешение, о котором сам Валерий и не подозревал. Как бы то ни было, слово сюзерена было законом для принца. Он остался в столице.
Конечно лучше было бы уехать. И увезти Релату. Здесь, в Лурде, он жил в постоянном страхе разоблачения. Пребывание девушки в Алых палатах не могло оставаться незамеченным вечно. Как ни преданы были Валерию его слуги, рано или поздно кто-нибудь из них проболтается…
Если это случится, то ему вменят ко всему прочему еще и похищение девицы. Ибо никто и никогда не поверит, что она пришла к нему по собственной воле, вопреки его желанию. Вот тогда ему уже никогда не удастся доказать, что слова Винсента были злонамеренной ложью, равно как и обвинения, брошенные кузеном. Он до сих пор не знал, что заставило Нумедидеса солгать, но из-за его слов Валерий оказался спутан по рукам и ногам. Если прежде Релата еще могла появиться во дворце, не вызывая особых подозрений – стоило лишь объяснить, как удалось ей бежать из Амилии, – то теперь об этом нельзя было и помыслить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Да, король угасал на глаза. Воля его слабела с каждым часом, и сам он делался покорной глиной в руках Нумедидеса. И все это буквально за несколько дней! Но не только смерть Тиберия подкосила правителя.
Нет, ему в этом изрядно помогли.
Принц ласково погладил небольшую округлую коробочку, что таилась во внутреннем кармане его туники. Вырезанная из бивня элефанта – чудесного зверя далекой Вендии, – на крышке своей шкатулка эта несла изображение змея, и то был знак ее смертоносного содержимого.
Пять маленьких шариков еще оставались в ней. Пять маленьких шариков синеватого цвета, похожих на круглые льдинки. Пять из семи, за столько же полных мер золота предоставленные принцу помощником королевского лекаря, с которым они так любезно побеседовали как раз перед отъездом Нумедидеса в Амилию… Уже тогда он понял, насколько опасно для него зависеть от планов коварного немедийца, и принялся строить собственные, в которые не посвятил никого. И вот настал час привести эти планы в действие.
Пожалуй, сказал себе принц с усмешкой, завтра нужно будет вновь навестить Вилера. Под вечер, когда король почувствует усталость, он, наверняка, не откажется выпить с племянником немного вина. И тогда, если удача будет вновь на его стороне, в коробочке останется лишь четыре пилюли. Пятая же, подобно своим смертоносным сестрам, исчезнет, без следа растворившись, в недрах бокала, полного огненной рубиновой жидкости. А на другой день королевские лекари заметят с ужасом, что лихорадка, одолевающая суверена, вновь усилилась… В отчаянии станут они пробовать одно средство за другим – лишь чтобы убедиться, что нет спасения. А в шкатулке из кости таинственного зверя будут ждать своего часа четыре застывшие льдинки.
Так уйдут они все – унесенные ядом, уничтоженные рукой наемных убийц, королевским правосудием или таинственными черными силами. И лишь одному Нумедидесу будет ведом источник того очищающего пламени, что спалил их гнусную плоть, призванного возродить древнюю землю и подготовить ее к приходу истинных владык. Ему же, властителю этого края, уготована роль руки, держащей факел, длани карающей, несущей воздаяние и искупление! Миссия эта была настолько необъятна и рождала в душе его столь светлые и возвышенные картины, что слезы выступили на глазах у принца.
Только бы это свершилось скорее! Он не мог больше ждать.
Стиснув зубы, он вознес безмолвную мольбу древним богам.
Затем благоговейно коснулся головы, где набухали твердые холмики растущих рогов…
Аой.
ВРЕМЯ СКОРБИ
Траурный королевский кортеж длинной черной гусеницей выполз из Северных Ворот Лурда. Чтобы достичь Храма Тысячи Лучей, где должен был состояться поминальный обряд, процессии предстояло сделать приличный крюк, ибо святилище находилось в южной оконечности Тарантии, – однако обычай велел, чтобы для торжественных выездов король пользовался только этими воротами и никакими иными, пренебрегая соображениями удобства и скорости.
Самого правителя мало трогали все эти ограничения, подчас совершенно нелепые, которыми опутана была жизнь монарха, однако многим придворным подобные уступки требованиям седой старины казались совершеннейшей нелепостью. Разумеется, все они с почтением относились к старому Тиберию, уважая в нем опытного воина, царедворца и рачительного хозяина, и скорбели об участи, постигшей барона и его домочадцев, – но молодые вельможи, почти не скрывали, что куда с большим наслаждением провели бы этот день в пирушках и прочих забавах, вместо того, чтобы тащиться через весь город в храм и внимать там с показным благочестием заунывному вою жрецов, в душе мечтая лишь о том, чтобы поскорее кончилась служба и все это можно было забыть, как дурной сон.
Впрочем, недовольство недовольством – но отказаться сопровождать короля не посмел никто, как никто не решился бы высказать вслух своих истинных чувств. И, оглядывая траурный кортеж, Валерий, прекрасно понимавший, что гложет сейчас этих завитых, напомаженных франтов, с усмешкой сказал себе, что уныние на их лицах только самым наивным наблюдателем могло бы быть отнесено на счет скорби по барону Тиберию.
Сам он, к стыду своему, также должен был признать, что не мог найти в себе сил искренне оплакивать владетеля Амилии. Он не настолько хорошо знал барона, да и возраст не позволил бы им сойтись ближе, и кроме того, Валерий повидал за свою жизнь слишком многое, чтобы позволить увиденному надолго завладеть своим сердцем. Тем более, что тело Тиберия, равно как и тело его второго сына, так и не были найдены в развалинах, несмотря на то, что, по приказу короля, стражники прочесали их со всем тщанием.
Другая смерть – смерть Винсента Амилийского – тревожила Валерия куда больше. Он знал, что злые языки уже болтают вовсю, будто именно он направлял руку безвестного убийцы, сразившего наследника Тиберия. Якобы, стремясь заткнуть рот своему обвинителю…
Он не пытался оспорить эти сплетни. Заставить глупцов умолкнуть было невозможно, и что бы он ни говорил, как бы не оправдывался, все равно любое его слово было бы истолковано против него. Разумнее было молчать и ждать, пока все само успокоится. Рано или поздно о нем забудут. Найдутся новые темы для досужей болтовни… И кроме того, принцу в последнее время претила любая деятельность. Необходимость совершать какие-то шаги, принимать решения, нести ответственность за них – все это казалось ему слишком суетным.
Он предпочитал созерцать.
Жаль только, дядя осерчал и не дозволяет ему удалиться от двора. Накануне Валерий вновь просил короля, чтобы тот разрешил ему отбыть в Шамар. Но Вилер остался непреклонен, и у принца возникло странное чувство, будто правитель втайне мстит ему за некое прегрешение, о котором сам Валерий и не подозревал. Как бы то ни было, слово сюзерена было законом для принца. Он остался в столице.
Конечно лучше было бы уехать. И увезти Релату. Здесь, в Лурде, он жил в постоянном страхе разоблачения. Пребывание девушки в Алых палатах не могло оставаться незамеченным вечно. Как ни преданы были Валерию его слуги, рано или поздно кто-нибудь из них проболтается…
Если это случится, то ему вменят ко всему прочему еще и похищение девицы. Ибо никто и никогда не поверит, что она пришла к нему по собственной воле, вопреки его желанию. Вот тогда ему уже никогда не удастся доказать, что слова Винсента были злонамеренной ложью, равно как и обвинения, брошенные кузеном. Он до сих пор не знал, что заставило Нумедидеса солгать, но из-за его слов Валерий оказался спутан по рукам и ногам. Если прежде Релата еще могла появиться во дворце, не вызывая особых подозрений – стоило лишь объяснить, как удалось ей бежать из Амилии, – то теперь об этом нельзя было и помыслить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140