Парень ни в чем не виноват.
Кишки Нергала! В этом проклятом городе он потерял уже больше людей, чем в иных местах за две зимы!
Или Аквилония и вправду проклята богами?
Вернувшись к Нумедидесу, он коротко доложил ему о случившемся.
Принц взбеленился. На губах его выступила пена. Казалось, с ним вот-вот случится припадок, он рухнет на пол и забьется в корчах и судорогах.
– Будь он проклят! Проклят! – хрипел Нумедидес. Глаза его налились кровью, жирные белые пальцы судорожно сжимались и разжимались, шевелились, точно копошащиеся в навозе черви. Он был страшен в этот миг.
– Кто?! – выкрикнул он, и гулкое эхо откликнулось в опустевшем парадном зале.
Кто? Кто? Кто?..
Но вопрошать о том не имело смысла. Узники бежали-и кто-то должен был поплатиться за это. С перекошенным от ярости лицом Нумедидес обернулся к Конану.
– Это ты дал ему убежать! Я уничтожу тебя! Сотру в порошок!
Киммериец взглядом ледяных глаз охватил скорчившуюся от ярости фигуру принца. Он уже собрался ответить ему длинной вереницей замысловатых ругательств, швырнуть под ноги перевязь с его гербом и, пнув на прощание эту жирную тварь, уйти прочь, как внезапно распахнулись двери в зал, и с десяток воинов ворвалось внутрь.
Потные, всклокоченные, запыхавшиеся, они являли жалкое зрелище. Цепкий глаз Конана мгновенно увидел, что по дороге добрая половина из них растеряли свои алебарды, и он неодобрительно покачал головой.
Кром! Что же творится в этой стране? И это отборная тарантийская рать! Да если бы его наемники посмели предстать перед ним в таком виде, он, не колеблясь, свернул им челюсти, а затем выгнал прочь. Не дав на дорогу ни медяка!
Принца обуревали схожие чувства. Он побагровел, жилы на его лбу надулись, грозя разорвать серебряный обруч, украшенный эмалью. Он вскочил, в ярости отшвырнув тяжелый резной стул.
– Как вы посмели ворваться в королевские покои, псы?! – Он уже не говорил, а почти визжал, брызгая слюной. – Кто дал вам право…
Гвардейцы как один человек рухнули на каменные плиты. Но взгляды их были обращены не к принцу, но к рослому северянину, стоящему у того за спиной, чья могучая фигура являла собой воплощение силы и царственного достоинства.
– Месьор, взгляните наружу! – крикнул ему один из стражников. – Мы бежали от самых Западных Ворот, чтобы предупредить вас… К Тарантии приближается огромный демон. И скоро будет здесь!
Конан кинулся к высокому остроконечному окну и с шумом распахнул цветные витражные створки.
Над пестрым морем черепичных покатых крыш, украшенных затейливыми флюгерами, вздымались чудовищные белые рога.
Цернуннос, Бог-Олень, древний правитель страны Валузии, вышел из леса.
Рдяные бельма его глаз воспринимали мир иначе, чем видят люди, и даже демоны, но Звероликий не мог не видеть, насколько изменилась его вотчина за время, пока длился его сон длиною в тысячу зим, и перемены эти были не по вкусу ему.
Как мал сделался его лес. Как ничтожен!
Чащоба, что тянулась прежде насколько хватало глаз, так что редкие просветы, встречавшиеся на бесконечной зеленой глади, подобны были островкам в безбрежном океане, ныне сузилась, сжалась испуганно перед натиском смертных.
Железом и огнем теснили они леса, рубили деревья, убивали диких слуг Цернунноса и даже братьев его, оленей. Изгнав древних своих покровителей, приносили они ныне жертвы иным богам, прежних же забыли и имена.
Такое уже случалось однажды – и жестоко раскаялись эти черви в своем безрассудстве.
Долго терпел Цернуннос. Пытался быть милостив к неразумным, что ползают по тверди земной, подобно кровососам в его густой шкуре, или личинкам на трупе мертвой птицы, и век их так же скоротечен и жизнь лишена смысла… Он даже дал часть силы своей одному из них, дабы тот вразумил своих забывчивых собратьев и миром вернул их на прошлые, истинные пути.
Но людишки оказались слишком глупы. Они не желали приветствовать повелителя. И, сколько ни ждал Бог-Олень в чащобе, не приползли к нему коленопреклоненные жрецы с чашами дымящейся крови, не бросили на забытые алтари еще теплые сердца, вырванные заживо из груди жертв, не размазали по камням их мозг.
Долготерпению Оленя пришел конец.
И когда Сын, которому дал он силу, ибо тот пробудил его ото сна, воззвал к нему, Цернуннос поднялся из чащи.
Он шел, дабы потребовать то, что принадлежало ему по праву.
Он шел, и земля содрогалась под его шагами.
Там, где вонзались копыта Бога-Оленя, появлялись колодцы. Но вода в них была ядовита.
Там, где падала с него шерсть, вырастал чертополох и молочай.
Где помочился он – стала земля бесплодна на трижды по десять зим вперед.
А куда бросал он взор – обмирало все живое.
Три деревни были на пути его, и были разорены.
Стены хижин трещали под стопами Звероликого, и рушились с грохотом, и пыль взмывала столбом там, где еще мгновение назад было жилище людей.
Рогами срывал он крыши.
Когтями крушил стены.
Скот разбегался при появлении Лесного Бога, с истошным мычанием, блеянием, хрюканием, снося изгороди и ограды. И его хозяева, обезумев, неслись вслед за животными, не видя ничего вокруг себя, спотыкаясь и падая на четвереньки, ибо все человеческое покидало их. Но острые копыта втаптывали несчастных в грязь, не различая людей и скот, и хрустели хребты их, и головы лопались, точно перезревшие плоды, и мозги и кровь окропляли черную землю.
Трубный олений рев оглашал долину.
Трубный олений рев, победный, торжествующий, донесся до стен Тарантии.
И содрогнулись стены.
Конан слышал, как воет вдали чудовище. Никогда прежде ему не доводилось слышать ничего подобного. В крике его звучали тысячи труб, слышался рык тысячи барсов, истошные вопли тысячи разъяренных фурий. Вслед за стражниками он выбежал из парадного зала Лурда, оттолкнув в сторону вцепившегося ему в плечо Нумедидеса. Принц еще вопил что-то ему вслед, пытаясь остановить киммерийца, но Конана было не удержать. Крики принца о грозном божестве, что идет принимать во владение свою древнюю вотчину, о божественном гневе и милости, показались ему бредом безумца. Должно быть, и вправду, сражение с бесноватой колдуньей повредило рассудок правителя.
Вой чудища доносился все отчетливее, и киммериец понял, что тварь уже приблизилась к городским стенам. Вбежав на конюшню, он вскочил в седло первого же попавшегося жеребца и, оттолкнув конюха, пытавшегося задержать его, во весь опор ринулся к воротам дворца.
Оглянувшись, он увидел, что еще несколько воинов из его отряда последовали за ним.
– Лучники! Лучники за мной! – прогремел Конан, проносясь мимо казарм.
Он видел, как устремились за ним солдаты, на ходу подхватывая тяжелые луки, цепляя колчаны со стрелами. Вскоре следом за киммерийцем уже скакал небольшой отряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140