Хорошо еще, если присядет на поваленном дереве.
Вот такая жуткая история.
Заснул Сережа на груди Муси, положив головку набок; заснула маленькая Ева на груди Евы-большой. Три женщины затаились под их спокойное посапывание, уставившись в потолок.
— Муся! — сказал вдруг громко Кеша, про которого все забыли. Он приподнял голову и смотрел строго и серьезно. — А нету там у вас таких домов, чтобы войти в одну дверь, выйти в другую и чтобы папка появился? Они должны быть! Должны быть всякие дома на свете.
Три женщины как по команде крепко зажмурили глаза.
Через пятнадцать суток, обритых налысо, отстрельщика Хрустова и Диму Куницына выпустили из узкой двери в огромных железных воротах изолятора для временного задержания. Время они провели, можно сказать, с пользой. Хрустов пользовался уважением за умение ловко и незаметно передернуть карты и часов по шесть в день терпеливо обучал этому сначала восьмерых соседей по камере, потом охрану и дежурных офицеров. Дима Куницын на третий день попросил позвонить по одному телефончику, в трубку кричал на «родном» английском, а к изолятору спустя два часа подъехала дорогая машина и привезла для Димы маленький переносной телевизор на батарейках, деньги, сигареты и ящик коньяка. После этого его называли «наш блатной американец» и интересовались, а слабо ему заказать вертолет на крышу?
Ева Николаевна спала всю неделю и довела себя до такого состояния, что перестала понимать, что ей говорят, укладываясь при случае везде, где только обнаруживала спящих детей. Она умудрилась залезть в манеж и заснуть там возле них, свернувшись калачиком; ела раз в день, засыпая за столом. На предложения сходить в кино или прогуляться бессмысленно мычала.
Муся растолкала ее однажды утром и сказала, что звонят незнакомые мужики, один сказал то ли кличку, то ли пароль.
— Что-о-о? — потянулась Ева.
— Сказал — Январь.
— Впускай. Накорми, напои чаем, скажи, что я сплю.
Мужчины осторожно прошли в комнату, осмотрели Еву, завернувшуюся в простыню. Рядом с ней на диване сидел мальчик Кеша и смотрел орущий телевизор.
— Она опухла, — просипел тот, который был старше, — пьет?
— Спит, — вздохнула Муся. — Далила говорит, что у нее это… естественная реакция на нервное потрясение, вот что. Вот, сказала вас накормить, а есть особо нечего, так что смотрите…
— У нас с собой, — просипел Карпелов, доставая из пакета длинную колбасу и бутылку вина.
— На всех не хватит, — вздохнула Муся.
— Буди! — приказал Карпелов.
— Тебе надо, ты и буди. Разбудишь ее, — бормотала Муся, направляясь с колбасой в кухню.
Карпелов показал жестом Кеше встать, просунул под Еву руки и поднял ее, прижав к себе. Январь испуганно смотрел на эти его действия.
— Чего смотришь, делай кофе! — Он прошел с Евой мимо Января, направляясь в ванную.
— Куда это мамочку понесли? — поинтересовалась Муся, отпиливая у колбасы жесткий скрученный хвост с бечевкой.
— В ванную, — пожал плечами Январь.
— Ох, она ему и влепит!
Январь на всякий случай подошел к двери в ванную и послушал. Лилась вода, все было тихо. Через пять минут вышел мокрый Карпелов, посмотрел, как растет пеной черная жидкость в турке.
— Пойду посмотрю, вдруг она и там заснет, еще утонет, — предложил невинно Январь.
— Ты знаешь, не стоит, — Карпелов задумчиво потер себе щеку и подбородок, — она почти проснулась. Я же ничего, я только не хотел ее халат мочить…
Ева вошла в кухню с мокрыми волосами и вытаращенными глазами.
— Кофе! — сказала она. — Живем, братцы! Карпелов, а что ты все шепчешь?
— Ему тетка одна горло прострелила, не быть ему теперь генералом, безголосому, — сказал Январь.
— Это что, навсегда?
— Это временное неудобство, — просипел Карпелов, — вроде потери памяти. Должно пройти, особых повреждений нет.
— А еды не осталось, — сказала Муся. — И денег не осталось.
— А мы вот как раз по этому поводу и пришли. Январь, говори ты.
— Маруся, выйди. — Ева, зевая, разливала кофе в три чашки.
— Сразу — выйди. Я свою колбасу с собой возьму.
— Возьми и мою, — просипел Карпелов.
— У нас есть работа для вас. — Январь закрыл за Марусей дверь. — Нам нужна красивая девочка, которая отлично стреляет. Короче, дело такое. Рассказываю по порядку. Через два дня пройдут голосования по правительству согласия. И вот, значит, поступила информация, что двоих коммерсантов, личностей известных и важных, похитили. Родные написали заявление в милицию; а пока прорабатывались разные версии, похитители сами позвонили родне и сказали, что вреда коммерсантам никакого не причинят, просто будут держать их до тех пор, пока не пройдет голосование в это правительство, — им надо только, чтобы эти двое на голосование не зарегистрировались. Жены у них боевые, сделали такое предложение. Двадцать тысяч зеленых, если освободим вовремя, то есть не позднее чем через сутки, потом регистрация закончится, их и так отпустят, если поверить, что похитители люди честные и благородные и держат свое слово. Вы верите? Я — нет.
— Сколько похитителей?
— По нашим данным, трое.
— Где держат?
— Известно. Мы эту квартиру уже десятый день пасем и поняли, что без тебя не обойтись. Тут расклад такой. Мы с тобой и Январем непосредственно исполняем, а на подъездных улицах стоят четыре наши машины. Плюс прослушка на колебание стекла, это дорого, фээсбэшники дали в аренду.
— Почему не ворветесь в квартиру?
— Бронированная дверь, а полезем в окно, могут пристрелить мужиков. Что обидно, даже группа захвата отказалась. Чего дергаться, говорят, если их отпустят живыми. Ты же знаешь, как бывает: освободят ценой своих жизней, а украденный потом глазками бегает и говорит, что просто был в гостях по своей воле. Вы быстро стреляете? — спросил вдруг Январь.
— Ты хотел сказать — метко?
— Я знаю, что метко. Я спросил — быстро? За три секунды два выстрела сделаете прицельных?
— В помещении или на открытом пространстве?
— В квартире.
— А что вы делаете все эти дни?
— Да, блин, ждем, когда они высунутся хотя бы жратву купить! — не выдержал и зашипел Карпелов. — А мне вчера Январь говорит…
— А я вчера говорю: может, говорю, они и не высунутся, а закажут на дом, десять дней сидят! Пятеро мужиков, вы подумайте.
— Здесь пусто, — вздохнула Ева, — они могли заранее холодильник заготовить, они не закажут и не сунутся.
— Не скажите. Пиво у них кончилось, хлеба больше нет, один жалуется на язву.
— Что я могу сделать?
— Поехать с нами. Взять прикид поэффектней. Они должны вызвать кого-нибудь из ресторана или кафе на дом со жратвой. Мы отслеживаем звонок и перехватываем доставщика. Вы приходите вместо него, звоните в дверь… Два выстрела, восемь тысяч ваши.
— А если не закажут, просидим зря?
— Зря, — вздохнул Январь, — но все наши мужики согласились, чего уж тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Вот такая жуткая история.
Заснул Сережа на груди Муси, положив головку набок; заснула маленькая Ева на груди Евы-большой. Три женщины затаились под их спокойное посапывание, уставившись в потолок.
— Муся! — сказал вдруг громко Кеша, про которого все забыли. Он приподнял голову и смотрел строго и серьезно. — А нету там у вас таких домов, чтобы войти в одну дверь, выйти в другую и чтобы папка появился? Они должны быть! Должны быть всякие дома на свете.
Три женщины как по команде крепко зажмурили глаза.
Через пятнадцать суток, обритых налысо, отстрельщика Хрустова и Диму Куницына выпустили из узкой двери в огромных железных воротах изолятора для временного задержания. Время они провели, можно сказать, с пользой. Хрустов пользовался уважением за умение ловко и незаметно передернуть карты и часов по шесть в день терпеливо обучал этому сначала восьмерых соседей по камере, потом охрану и дежурных офицеров. Дима Куницын на третий день попросил позвонить по одному телефончику, в трубку кричал на «родном» английском, а к изолятору спустя два часа подъехала дорогая машина и привезла для Димы маленький переносной телевизор на батарейках, деньги, сигареты и ящик коньяка. После этого его называли «наш блатной американец» и интересовались, а слабо ему заказать вертолет на крышу?
Ева Николаевна спала всю неделю и довела себя до такого состояния, что перестала понимать, что ей говорят, укладываясь при случае везде, где только обнаруживала спящих детей. Она умудрилась залезть в манеж и заснуть там возле них, свернувшись калачиком; ела раз в день, засыпая за столом. На предложения сходить в кино или прогуляться бессмысленно мычала.
Муся растолкала ее однажды утром и сказала, что звонят незнакомые мужики, один сказал то ли кличку, то ли пароль.
— Что-о-о? — потянулась Ева.
— Сказал — Январь.
— Впускай. Накорми, напои чаем, скажи, что я сплю.
Мужчины осторожно прошли в комнату, осмотрели Еву, завернувшуюся в простыню. Рядом с ней на диване сидел мальчик Кеша и смотрел орущий телевизор.
— Она опухла, — просипел тот, который был старше, — пьет?
— Спит, — вздохнула Муся. — Далила говорит, что у нее это… естественная реакция на нервное потрясение, вот что. Вот, сказала вас накормить, а есть особо нечего, так что смотрите…
— У нас с собой, — просипел Карпелов, доставая из пакета длинную колбасу и бутылку вина.
— На всех не хватит, — вздохнула Муся.
— Буди! — приказал Карпелов.
— Тебе надо, ты и буди. Разбудишь ее, — бормотала Муся, направляясь с колбасой в кухню.
Карпелов показал жестом Кеше встать, просунул под Еву руки и поднял ее, прижав к себе. Январь испуганно смотрел на эти его действия.
— Чего смотришь, делай кофе! — Он прошел с Евой мимо Января, направляясь в ванную.
— Куда это мамочку понесли? — поинтересовалась Муся, отпиливая у колбасы жесткий скрученный хвост с бечевкой.
— В ванную, — пожал плечами Январь.
— Ох, она ему и влепит!
Январь на всякий случай подошел к двери в ванную и послушал. Лилась вода, все было тихо. Через пять минут вышел мокрый Карпелов, посмотрел, как растет пеной черная жидкость в турке.
— Пойду посмотрю, вдруг она и там заснет, еще утонет, — предложил невинно Январь.
— Ты знаешь, не стоит, — Карпелов задумчиво потер себе щеку и подбородок, — она почти проснулась. Я же ничего, я только не хотел ее халат мочить…
Ева вошла в кухню с мокрыми волосами и вытаращенными глазами.
— Кофе! — сказала она. — Живем, братцы! Карпелов, а что ты все шепчешь?
— Ему тетка одна горло прострелила, не быть ему теперь генералом, безголосому, — сказал Январь.
— Это что, навсегда?
— Это временное неудобство, — просипел Карпелов, — вроде потери памяти. Должно пройти, особых повреждений нет.
— А еды не осталось, — сказала Муся. — И денег не осталось.
— А мы вот как раз по этому поводу и пришли. Январь, говори ты.
— Маруся, выйди. — Ева, зевая, разливала кофе в три чашки.
— Сразу — выйди. Я свою колбасу с собой возьму.
— Возьми и мою, — просипел Карпелов.
— У нас есть работа для вас. — Январь закрыл за Марусей дверь. — Нам нужна красивая девочка, которая отлично стреляет. Короче, дело такое. Рассказываю по порядку. Через два дня пройдут голосования по правительству согласия. И вот, значит, поступила информация, что двоих коммерсантов, личностей известных и важных, похитили. Родные написали заявление в милицию; а пока прорабатывались разные версии, похитители сами позвонили родне и сказали, что вреда коммерсантам никакого не причинят, просто будут держать их до тех пор, пока не пройдет голосование в это правительство, — им надо только, чтобы эти двое на голосование не зарегистрировались. Жены у них боевые, сделали такое предложение. Двадцать тысяч зеленых, если освободим вовремя, то есть не позднее чем через сутки, потом регистрация закончится, их и так отпустят, если поверить, что похитители люди честные и благородные и держат свое слово. Вы верите? Я — нет.
— Сколько похитителей?
— По нашим данным, трое.
— Где держат?
— Известно. Мы эту квартиру уже десятый день пасем и поняли, что без тебя не обойтись. Тут расклад такой. Мы с тобой и Январем непосредственно исполняем, а на подъездных улицах стоят четыре наши машины. Плюс прослушка на колебание стекла, это дорого, фээсбэшники дали в аренду.
— Почему не ворветесь в квартиру?
— Бронированная дверь, а полезем в окно, могут пристрелить мужиков. Что обидно, даже группа захвата отказалась. Чего дергаться, говорят, если их отпустят живыми. Ты же знаешь, как бывает: освободят ценой своих жизней, а украденный потом глазками бегает и говорит, что просто был в гостях по своей воле. Вы быстро стреляете? — спросил вдруг Январь.
— Ты хотел сказать — метко?
— Я знаю, что метко. Я спросил — быстро? За три секунды два выстрела сделаете прицельных?
— В помещении или на открытом пространстве?
— В квартире.
— А что вы делаете все эти дни?
— Да, блин, ждем, когда они высунутся хотя бы жратву купить! — не выдержал и зашипел Карпелов. — А мне вчера Январь говорит…
— А я вчера говорю: может, говорю, они и не высунутся, а закажут на дом, десять дней сидят! Пятеро мужиков, вы подумайте.
— Здесь пусто, — вздохнула Ева, — они могли заранее холодильник заготовить, они не закажут и не сунутся.
— Не скажите. Пиво у них кончилось, хлеба больше нет, один жалуется на язву.
— Что я могу сделать?
— Поехать с нами. Взять прикид поэффектней. Они должны вызвать кого-нибудь из ресторана или кафе на дом со жратвой. Мы отслеживаем звонок и перехватываем доставщика. Вы приходите вместо него, звоните в дверь… Два выстрела, восемь тысяч ваши.
— А если не закажут, просидим зря?
— Зря, — вздохнул Январь, — но все наши мужики согласились, чего уж тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93