Она села к нему в машину, Дима вдохнул странный запах, как будто у него перед лицом провели засушенным букетом цветов.
— Закрой получше. — Он перегнулся через нее к дверце, вдохнул еще раз и определил, что это пахнут волосы.
— Я тоже все нюхаю, — улыбнулась Ева. — У тебя одеколон «Париж». А у меня волосы пахнут полынью, я их полынью полощу. А насчет общежития — это не будет очень уныло?
— Нет, вполне. Да мы недолго. Потом пойдем на второй акт в театр. На Викткжа пойдем.
— Почему на второй? — засмеялась Ева.
А первый не удался.
В общежитии Ева удивилась бутылке на полу.
— Целуемся? — спросила она весело.
— Стреляемся, — ответил ей щуплый очкарик и протянул выигравшему револьвер. Выигравший оторопел и брать оружие боялся.
— А что он должен делать с этой штукой? — поинтересовалась Ева, показывая на револьвер.
— Там три патрона. Русская рулетка.
— А это не опасно? — Она распахнула глаза, Дима спрятал улыбку. Ему совершенно расхотелось выкупать выстрел и устраивать показательное выступление.
Очкарик смотрел на Еву, как кролик на удава, и не сразу понимал, что она спрашивает. Голова его была почти вся выбрита, кроме волос спереди. Они торчали высоким разноцветным — розово-зеленым — клоком.
— Конечно, это опасно, но не опасней кирпича с крыши.
— Слушайте, так неинтересно. — Ева встала с пола, разминая ноги. Ей было неудобно сидеть Ё длинном платье. — Надо с завязанными глазами и поворачиваться вокруг себя. Дай сюда. Ой, тяжелый! Что выбираем? — Она оглянулась.
На полу сидели, приоткрыв рот и уставившись на нее, человек десять любителей поиграться. В комнате — кровати, столы и тумбочки.
— Часы — раз. — Она ткнула дулом в часы на тумбочке. — Картина — два, безвкусица. А три… Клок у тебя на голове — три. Стань спокойно и не двигайся. Завяжите мне глаза.
Ева повела плечами, расслабляясь. Еще раз осмотрела по очереди намеченные мишени, подмигнула очкарику и удивилась его спокойствию.
Когда ей завязали глаза, она постояла несколько секунд, потом подняла руку с револьвером и выстрелила в часы.
— Холостой, — сказала она, чуть наклонив голову набок, — я не могла не попасть.
Выстрелила второй раз, прицелившись в картину.
— Опять холостой.
Выстрелила третий раз. Очкарик завизжал тонко и схватился за лицо. Ева в ужасе сдернула повязку. Она смотрела, не веря, в залитое кровью лицо. Визжали две девушки, еще один парень, который был «не в курсе», ломился с белым лицом в дверь и не мог ее открыть — она открывалась в другую сторону. Очкарик перестал визжать, стал топать ногами и ругаться матом, крича, что завтра у него зачет. Остальные присутствующие молчали и смотрели на Еву. Она подошла к очкарику, мазнула у него пальцем по щеке, понюхала.
— Краска, — сказала она. — Ты же знал, чего же стоял, дурак, как истукан! Ведь два выстрела были вхолостую! Ты что, — спросила она шепотом, — отмороженный?
Дима Куницын хохотал так, что упал навзничь.
— Слушай, — сказала Ева на улице, беря его под руку, — если и твой театр вроде этой ерунды…
— Пошли, какая разница, спустимся в буфет пить шампанское.
— Ладно, пошли. А назавтра я тебя приглашаю оттянуться. Тебе понравится. Только оденься в спортивном стиле. Какой у тебя размер обуви, кстати?
— Сорок три, кстати. А у тебя?
— А тебе зачем? — хитро прищурилась Ева.
— Действительно. Мы разве не узнаем побольше друг о друге?
— А, ну тогда тридцать восемь.
— Можно я тебя покружу? — спросил вдруг Дима.
— Как это?
— Стань спиной. Закрой глаза. Представь, что ты летишь.
Дима завел руки Еве под мышки и закружил ее. Она болтала ногами и гудела.
— Ты кто была? — спросил он.
— Самолет.
— Завтра суббота. Давай встретимся с утра, я с утра уже буду в спортивном стиле.
Нет. Во-первых, у меня дела домашние, а во-вторых, мы сможем хорошенько оттянуться только в темноте.
Суббота, 12 июля, утро
Не просто утро, а четыре двадцать. Ева шарит в потемках, отыскивая телефон.
— Вы звоните в квартиру Евы Николаевны в четыре двадцать утра, ну и кто вы после этого? — пробормотала она в трубку.
— Мистер Акона Тиу, — сообщила трубка, — ждет вас через сорок минут на Воробьевых горах. Смотровая площадка.
Короткие гудки.
— Чтоб ты провалился, — шепчет Ева, одеваясь.
Мистер Акона Тиу, маленький и одинокий, стоит на смотровой площадке унылым божком на фоне светлеющего неба. К его руке наручником пристегнут черный чемоданчик.
Ева подходит, пряча руки в рукава свитера и натягивая пушистый ворот на лицо.
— Я буду видеть рассвет, — сказал он, повернувшись на ее шаги. Ева огляделась.
— Вы давно были на рассвете? — спросил мистер Акона.
— Недавно. Можно сказать, на днях. Сначала один рассвет, потом — через два часа — еще один рассвет.
Японец медленно кивнул, оставаясь невозмутимым.
— Вы же ничего не поняли, почему киваете? Японец посмотрел на Еву бесстрастно и поинтересовался:
— А что я должен?
— Ну, не знаю. Понять. Как я могла видеть сразу два рассвета?
— Вы могли лететь быстро на самолете, — сказал японец, подумав. — Я сразу понял.
— Извините, — пробормотала Ева.
— Сейчас будет. — Японец протянул свободную руку и показал на загоревшуюся полосу неба.
Дождавшись краешка солнца, мистер Акона Тиу повернулся и пошел к машине. Ева пошла за ним.
— Это не моя машина, — сказал он, показывая на ее «Москвич». Ева пожала плечами.
— Вы не в форме. — Он медленно оглядел Еву, задирая голову вверх. — Я вычту из вашего жалованья.
— Сегодня суббота, выходной. — Ева уговаривала себя не повышать голос.
— Разве вам не позвонили и не сказали приехать?
У Евы было два варианта. Дать японцу деньги, сказать, чтобы он тормознул такси, и уехать досыпать. Промолчать и отвезти его туда, куда скажет. Для интереса Ева решила промолчать. Она открыла дверцу, дождалась, пока мистер усядется, закрыла ее и села за руль.
Японец молчал. Ева нашла глазами грустную мордочку в зеркальце. Она вдруг почувствовала почти физически его страх и отчаяние. Вышла из машины, открыла багажник и достала сканирующий зонд с наушниками. Открыла заднюю дверцу.
— Я каждый день проверяю свою машину на предмет взрывчатки или электроники. Дайте ваш чемоданчик.
Японец, не поднимая глаз, перетащил чемоданчик с сиденья себе на колени. Ева надела наушники и провела зондом над чемоданчиком и над наручниками.
— Чисто, — сказала она. Убрала зонд, села за руль.
Солнце почти наполовину вылезло из-за земли, заливая косым оранжевым светом верхушки деревьев.
— Попробуем снять? — спросила она, не выдержав тишины.
Японец молчал.
Ева вздохнула, завела машину и поехала, вспоминая, где здесь ближайшая заправочная станция.
Парнишка на улице заправлял серебристый «мерседес» и неудержимо зевал. Ева затормозила, вышла из машины и прошла на станцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— Закрой получше. — Он перегнулся через нее к дверце, вдохнул еще раз и определил, что это пахнут волосы.
— Я тоже все нюхаю, — улыбнулась Ева. — У тебя одеколон «Париж». А у меня волосы пахнут полынью, я их полынью полощу. А насчет общежития — это не будет очень уныло?
— Нет, вполне. Да мы недолго. Потом пойдем на второй акт в театр. На Викткжа пойдем.
— Почему на второй? — засмеялась Ева.
А первый не удался.
В общежитии Ева удивилась бутылке на полу.
— Целуемся? — спросила она весело.
— Стреляемся, — ответил ей щуплый очкарик и протянул выигравшему револьвер. Выигравший оторопел и брать оружие боялся.
— А что он должен делать с этой штукой? — поинтересовалась Ева, показывая на револьвер.
— Там три патрона. Русская рулетка.
— А это не опасно? — Она распахнула глаза, Дима спрятал улыбку. Ему совершенно расхотелось выкупать выстрел и устраивать показательное выступление.
Очкарик смотрел на Еву, как кролик на удава, и не сразу понимал, что она спрашивает. Голова его была почти вся выбрита, кроме волос спереди. Они торчали высоким разноцветным — розово-зеленым — клоком.
— Конечно, это опасно, но не опасней кирпича с крыши.
— Слушайте, так неинтересно. — Ева встала с пола, разминая ноги. Ей было неудобно сидеть Ё длинном платье. — Надо с завязанными глазами и поворачиваться вокруг себя. Дай сюда. Ой, тяжелый! Что выбираем? — Она оглянулась.
На полу сидели, приоткрыв рот и уставившись на нее, человек десять любителей поиграться. В комнате — кровати, столы и тумбочки.
— Часы — раз. — Она ткнула дулом в часы на тумбочке. — Картина — два, безвкусица. А три… Клок у тебя на голове — три. Стань спокойно и не двигайся. Завяжите мне глаза.
Ева повела плечами, расслабляясь. Еще раз осмотрела по очереди намеченные мишени, подмигнула очкарику и удивилась его спокойствию.
Когда ей завязали глаза, она постояла несколько секунд, потом подняла руку с револьвером и выстрелила в часы.
— Холостой, — сказала она, чуть наклонив голову набок, — я не могла не попасть.
Выстрелила второй раз, прицелившись в картину.
— Опять холостой.
Выстрелила третий раз. Очкарик завизжал тонко и схватился за лицо. Ева в ужасе сдернула повязку. Она смотрела, не веря, в залитое кровью лицо. Визжали две девушки, еще один парень, который был «не в курсе», ломился с белым лицом в дверь и не мог ее открыть — она открывалась в другую сторону. Очкарик перестал визжать, стал топать ногами и ругаться матом, крича, что завтра у него зачет. Остальные присутствующие молчали и смотрели на Еву. Она подошла к очкарику, мазнула у него пальцем по щеке, понюхала.
— Краска, — сказала она. — Ты же знал, чего же стоял, дурак, как истукан! Ведь два выстрела были вхолостую! Ты что, — спросила она шепотом, — отмороженный?
Дима Куницын хохотал так, что упал навзничь.
— Слушай, — сказала Ева на улице, беря его под руку, — если и твой театр вроде этой ерунды…
— Пошли, какая разница, спустимся в буфет пить шампанское.
— Ладно, пошли. А назавтра я тебя приглашаю оттянуться. Тебе понравится. Только оденься в спортивном стиле. Какой у тебя размер обуви, кстати?
— Сорок три, кстати. А у тебя?
— А тебе зачем? — хитро прищурилась Ева.
— Действительно. Мы разве не узнаем побольше друг о друге?
— А, ну тогда тридцать восемь.
— Можно я тебя покружу? — спросил вдруг Дима.
— Как это?
— Стань спиной. Закрой глаза. Представь, что ты летишь.
Дима завел руки Еве под мышки и закружил ее. Она болтала ногами и гудела.
— Ты кто была? — спросил он.
— Самолет.
— Завтра суббота. Давай встретимся с утра, я с утра уже буду в спортивном стиле.
Нет. Во-первых, у меня дела домашние, а во-вторых, мы сможем хорошенько оттянуться только в темноте.
Суббота, 12 июля, утро
Не просто утро, а четыре двадцать. Ева шарит в потемках, отыскивая телефон.
— Вы звоните в квартиру Евы Николаевны в четыре двадцать утра, ну и кто вы после этого? — пробормотала она в трубку.
— Мистер Акона Тиу, — сообщила трубка, — ждет вас через сорок минут на Воробьевых горах. Смотровая площадка.
Короткие гудки.
— Чтоб ты провалился, — шепчет Ева, одеваясь.
Мистер Акона Тиу, маленький и одинокий, стоит на смотровой площадке унылым божком на фоне светлеющего неба. К его руке наручником пристегнут черный чемоданчик.
Ева подходит, пряча руки в рукава свитера и натягивая пушистый ворот на лицо.
— Я буду видеть рассвет, — сказал он, повернувшись на ее шаги. Ева огляделась.
— Вы давно были на рассвете? — спросил мистер Акона.
— Недавно. Можно сказать, на днях. Сначала один рассвет, потом — через два часа — еще один рассвет.
Японец медленно кивнул, оставаясь невозмутимым.
— Вы же ничего не поняли, почему киваете? Японец посмотрел на Еву бесстрастно и поинтересовался:
— А что я должен?
— Ну, не знаю. Понять. Как я могла видеть сразу два рассвета?
— Вы могли лететь быстро на самолете, — сказал японец, подумав. — Я сразу понял.
— Извините, — пробормотала Ева.
— Сейчас будет. — Японец протянул свободную руку и показал на загоревшуюся полосу неба.
Дождавшись краешка солнца, мистер Акона Тиу повернулся и пошел к машине. Ева пошла за ним.
— Это не моя машина, — сказал он, показывая на ее «Москвич». Ева пожала плечами.
— Вы не в форме. — Он медленно оглядел Еву, задирая голову вверх. — Я вычту из вашего жалованья.
— Сегодня суббота, выходной. — Ева уговаривала себя не повышать голос.
— Разве вам не позвонили и не сказали приехать?
У Евы было два варианта. Дать японцу деньги, сказать, чтобы он тормознул такси, и уехать досыпать. Промолчать и отвезти его туда, куда скажет. Для интереса Ева решила промолчать. Она открыла дверцу, дождалась, пока мистер усядется, закрыла ее и села за руль.
Японец молчал. Ева нашла глазами грустную мордочку в зеркальце. Она вдруг почувствовала почти физически его страх и отчаяние. Вышла из машины, открыла багажник и достала сканирующий зонд с наушниками. Открыла заднюю дверцу.
— Я каждый день проверяю свою машину на предмет взрывчатки или электроники. Дайте ваш чемоданчик.
Японец, не поднимая глаз, перетащил чемоданчик с сиденья себе на колени. Ева надела наушники и провела зондом над чемоданчиком и над наручниками.
— Чисто, — сказала она. Убрала зонд, села за руль.
Солнце почти наполовину вылезло из-за земли, заливая косым оранжевым светом верхушки деревьев.
— Попробуем снять? — спросила она, не выдержав тишины.
Японец молчал.
Ева вздохнула, завела машину и поехала, вспоминая, где здесь ближайшая заправочная станция.
Парнишка на улице заправлял серебристый «мерседес» и неудержимо зевал. Ева затормозила, вышла из машины и прошла на станцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93