И начинается сладкая дачная жизнь...
Почему же я не знал, что отсюда виден город? Папа не показал, ему недосуг, а сам... Откуда такое придет в голову? Отчим ведет меня на высокий обрыв за озером. Ч-черт... верно. Любимый Ленинград синеет на горизонте. Дома, трубы фабрик.
- Как бы и не разлучились... - улыбается Иван Трифонович. - Вот что, Сергей... Тебе один год остался. Наступит 41-й, осень, и ты загремишь в нашу школу. Готовься. Главное: язык на замке, мысли в узде. И не ругай меня, не спорь, я тебе дело говорю. Будь ты другим чуть-чуть - мне бы в голову не пришло. А так... Ты рискуешь сильно огорчить маму, опорочить светлую память отца. О своей судьбе я промолчу...
Я наливаюсь. Черт бы его взял! Оказывается, таил за пазухой, гад такой... А я-то, наивный дурачок... Ладно.
- Какие у вас, собственно, основания...
- Тише... - перебивает. - Тише. Уши растут из травы.
Спятил Трифонович к чертовой матери.
- Вы не растекайтесь по дереву!
- По древу, ладно? Ты втюхался в неприятность. Бяку. Человек, который тебя задержал, - феномен, улавливаешь?
- Я не знаю этого слова.
- Явление, загадка. Неважно... Внешне я все утряс, руководство согласилось. Но этот случай останется в твоем личном деле навсегда, понимаешь? Не вырубишь топором. ЧК - семья. Уродов у нас нет. Уродов срубают, как негодную ветку.
Забавно... Говорит как священник, и тон тот же. В храмах мы бывали, нянька озаботилась.
- Вы батюшка? Поп?
- Служба такая, обязан знать. Все знать, - поправляется, но уже поздно. Я догадываюсь (невелик секрет): вероятно, теперь мой отчим трудится на ниве церкви - чтобы попы не скурвились и не повторили заговор и бунт патриарха Тихона, злейшего врага. Знаем, проходили по истории. Такие беспроигрышные события (говори, что хочешь, ругай, как знаешь) наша цаца историчка любит особенно глубоко...
- Пример: если что понял невзначай, догадался - не обнаруживай. Как в оперетке: умей владеть собой.
- Это песенка. "О любви не говори".
Пропускает мимо ушей. Сейчас я тебе вмажу...
- Что с... Леной? - Голос мой дрогнул не нарочито, всамделишно, Трифонович это почувствовал.
- Еще на будущее: у нас не принято делиться информацией с сослуживцами. Каждый работает свое. Остальное решает начальство. Ко мне в кабинет, например, не войдет никто. Кроме непосредственного и прямого начальников. Это к тому, что говорить я не имею права. Даже знать. Лена, ее семья - компетенция других... Случайно знаю: отец арестован и по приговору Особого совещания сослан.
- Особого совещания больше нет! Суды!
- Без разницы... - произносит вяло, и я теряюсь. Что, для всех нет, а на самом деле - есть? Или ему все равно?
- Лена до полного совершеннолетия останется в детском доме. Специальном. И еще... Она слишком взрослая, Серега... И ей не светит ни-че-го. Крепись, парень. Судьба этой девочки жестока. Ты никогда больше ее не увидишь. Смирись.
У меня вспыхивает спина, по ней ползут струйки... Нет. Врет. Спасти хочет. Не надо мне спасения. Я и так... Говно, шайсе, трус.
- Иван Трифонович... Но ей только исполнится шестнадцать, и куда они все денутся? Ведь ее не могут не отпустить? Это же нонсенс?
- Нонсенс - знаешь, а феномен - нет? Забавно... - Молчит, закуривает, гасит спичку. - Она дочь врагов народа, Серега (что он заладил, что за "Серега" такой? Не на толковище, блатные замашки, взрослый же человек!).
- Не называйте так, не нравится. И что? Что? Дочь, сын. Товарищ Сталин сказал: дети за родителей не отвечают!
- Верно. Маленькие дети. А она - большая. Уловил? Значит, так. Ее отправят в специальный лагерь. Потом. Возможно - лет через десять - если уцелеет - отпустят на поселение. Но это вряд ли. Слишком тяжела вина родителей, слишком. Забудь о ней. Все пройдет и вьюгой заметет.
Поэт... Ни фига себе! Подарочек... Ах, Лена-Лена, какой же я гнусный тип. Гадкий. Трусливый. Могли ведь убежать. К чертовой матери. В Сибирь. Там сроду никого не сыскивают. Там как зерно в амбаре. Как петух, который, навозну кучу разрывая...
Никто бы не нашел, никто. И всего ничего: плюнуть на "несущественное", внять гласу. Гласу внять... А я? Нянечка, где ты? Как ты была права. Зачем мне специальное звание и меч со щитом на рукаве, если нет любимой. Лены нет. Пропала связь времен...
Дачная жизнь проста и однообразна. Ходим по лесу, живется легко. На третий день замечаю на берегу озера девочку лет тринадцати, одета по-городскому, явно не местная. Она смотрит из-под руки в мою сторону солнце мешает - и делает несколько шагов навстречу. Симпатичное личико в веснушках, светлые глаза, рыжеватые волосы. Маленькая еще девочка. Но все равно - приятно. Кто-то обратил на тебя внимание.
- Вы здесь живете?
Голосок у нее тонкий, звенящий, эдакий ручеек.
- Я здесь на даче, с родителями.
Мне хочется сгладить возрастную дистанцию. "С родителями" - значит, тоже от горшка два вершка. И ей не так обидно. Я все же кретин...
- Вы... Сергей?
Сердце замирает и начинает бешеную скачку. Воздух исчез. Вата. Ведь это... от Лены, пусть бог убьет, если не так! (Как говаривала добрая Уля.)
- Сергей... А... Ты... по делу?
- Да, - голос звучит твердо, внятно. - Я должна отдать вам вот это... - протягивает пакет. Завернут в клеенку. Книги? - Вы обязаны это сохранить навсегда. Для будущих поколений.
Говорит слегка заученно. Наверное, учила текст слово в слово.
- Для будущих... - тяну удивленно. - Для будущих поколений построили Днепрогэс. Дом Советов. Ты его видела?
- Вы... глупы? - спрашивает с некоторым усилием, и я вдруг понимаю, что ей, бедной, неудобно ощущать мою глупость.
- Давай, - протягиваю руку.
- Прежде поклянитесь сохранить. Никому не передавать. Это очень важно. Мне велено вам... как это? Объяснить, что здесь наи-важ-ней-ши-е бумаги. Вам разрешено ознакомиться. Вы даете клятву?
- Конечно.
- Нет. Не так. Повторяйте за мной: именем Бога Живого обязуюсь... нет: клянусь сохранить доверенное мне и не отдавать в нележащие руки.
- В ненадлежащие... Хорошо... - И я замогильным голосом повторяю эту пиратскую чушь.
Девочка уходит. Уже через мгновение цветастое ее платьице сливается с зеленью луга, через который она идет. Что делать с пакетом? Первая, ясно звучащая и трезвая мысль - выбросить к чертовой матери. В озеро. Привязать камень - есть здесь камни поблизости? Ладно. Из дома принести. Там у хозяина дачи кирпичи сложены, он собирается строить теплицу, кажется. И концы в воду. Лена никогда не проверит, не узнает. А я - по завету Трифоновича - не подведу под монастырь троих: себя, его, Трифоновича, маму. И как быть?
Нет, краска на моих щеках не выступила, стыдно и гадко мне не стало. Суровая действительность, недавние годы - 37-й, 38-й - оставили свой ужасающий след и в моей душе тоже. Я ведь не просто мальчик был тогда, в те баснословные года... Я был сын чекиста, этим сказано все.
Я не бросаю пакет в воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Почему же я не знал, что отсюда виден город? Папа не показал, ему недосуг, а сам... Откуда такое придет в голову? Отчим ведет меня на высокий обрыв за озером. Ч-черт... верно. Любимый Ленинград синеет на горизонте. Дома, трубы фабрик.
- Как бы и не разлучились... - улыбается Иван Трифонович. - Вот что, Сергей... Тебе один год остался. Наступит 41-й, осень, и ты загремишь в нашу школу. Готовься. Главное: язык на замке, мысли в узде. И не ругай меня, не спорь, я тебе дело говорю. Будь ты другим чуть-чуть - мне бы в голову не пришло. А так... Ты рискуешь сильно огорчить маму, опорочить светлую память отца. О своей судьбе я промолчу...
Я наливаюсь. Черт бы его взял! Оказывается, таил за пазухой, гад такой... А я-то, наивный дурачок... Ладно.
- Какие у вас, собственно, основания...
- Тише... - перебивает. - Тише. Уши растут из травы.
Спятил Трифонович к чертовой матери.
- Вы не растекайтесь по дереву!
- По древу, ладно? Ты втюхался в неприятность. Бяку. Человек, который тебя задержал, - феномен, улавливаешь?
- Я не знаю этого слова.
- Явление, загадка. Неважно... Внешне я все утряс, руководство согласилось. Но этот случай останется в твоем личном деле навсегда, понимаешь? Не вырубишь топором. ЧК - семья. Уродов у нас нет. Уродов срубают, как негодную ветку.
Забавно... Говорит как священник, и тон тот же. В храмах мы бывали, нянька озаботилась.
- Вы батюшка? Поп?
- Служба такая, обязан знать. Все знать, - поправляется, но уже поздно. Я догадываюсь (невелик секрет): вероятно, теперь мой отчим трудится на ниве церкви - чтобы попы не скурвились и не повторили заговор и бунт патриарха Тихона, злейшего врага. Знаем, проходили по истории. Такие беспроигрышные события (говори, что хочешь, ругай, как знаешь) наша цаца историчка любит особенно глубоко...
- Пример: если что понял невзначай, догадался - не обнаруживай. Как в оперетке: умей владеть собой.
- Это песенка. "О любви не говори".
Пропускает мимо ушей. Сейчас я тебе вмажу...
- Что с... Леной? - Голос мой дрогнул не нарочито, всамделишно, Трифонович это почувствовал.
- Еще на будущее: у нас не принято делиться информацией с сослуживцами. Каждый работает свое. Остальное решает начальство. Ко мне в кабинет, например, не войдет никто. Кроме непосредственного и прямого начальников. Это к тому, что говорить я не имею права. Даже знать. Лена, ее семья - компетенция других... Случайно знаю: отец арестован и по приговору Особого совещания сослан.
- Особого совещания больше нет! Суды!
- Без разницы... - произносит вяло, и я теряюсь. Что, для всех нет, а на самом деле - есть? Или ему все равно?
- Лена до полного совершеннолетия останется в детском доме. Специальном. И еще... Она слишком взрослая, Серега... И ей не светит ни-че-го. Крепись, парень. Судьба этой девочки жестока. Ты никогда больше ее не увидишь. Смирись.
У меня вспыхивает спина, по ней ползут струйки... Нет. Врет. Спасти хочет. Не надо мне спасения. Я и так... Говно, шайсе, трус.
- Иван Трифонович... Но ей только исполнится шестнадцать, и куда они все денутся? Ведь ее не могут не отпустить? Это же нонсенс?
- Нонсенс - знаешь, а феномен - нет? Забавно... - Молчит, закуривает, гасит спичку. - Она дочь врагов народа, Серега (что он заладил, что за "Серега" такой? Не на толковище, блатные замашки, взрослый же человек!).
- Не называйте так, не нравится. И что? Что? Дочь, сын. Товарищ Сталин сказал: дети за родителей не отвечают!
- Верно. Маленькие дети. А она - большая. Уловил? Значит, так. Ее отправят в специальный лагерь. Потом. Возможно - лет через десять - если уцелеет - отпустят на поселение. Но это вряд ли. Слишком тяжела вина родителей, слишком. Забудь о ней. Все пройдет и вьюгой заметет.
Поэт... Ни фига себе! Подарочек... Ах, Лена-Лена, какой же я гнусный тип. Гадкий. Трусливый. Могли ведь убежать. К чертовой матери. В Сибирь. Там сроду никого не сыскивают. Там как зерно в амбаре. Как петух, который, навозну кучу разрывая...
Никто бы не нашел, никто. И всего ничего: плюнуть на "несущественное", внять гласу. Гласу внять... А я? Нянечка, где ты? Как ты была права. Зачем мне специальное звание и меч со щитом на рукаве, если нет любимой. Лены нет. Пропала связь времен...
Дачная жизнь проста и однообразна. Ходим по лесу, живется легко. На третий день замечаю на берегу озера девочку лет тринадцати, одета по-городскому, явно не местная. Она смотрит из-под руки в мою сторону солнце мешает - и делает несколько шагов навстречу. Симпатичное личико в веснушках, светлые глаза, рыжеватые волосы. Маленькая еще девочка. Но все равно - приятно. Кто-то обратил на тебя внимание.
- Вы здесь живете?
Голосок у нее тонкий, звенящий, эдакий ручеек.
- Я здесь на даче, с родителями.
Мне хочется сгладить возрастную дистанцию. "С родителями" - значит, тоже от горшка два вершка. И ей не так обидно. Я все же кретин...
- Вы... Сергей?
Сердце замирает и начинает бешеную скачку. Воздух исчез. Вата. Ведь это... от Лены, пусть бог убьет, если не так! (Как говаривала добрая Уля.)
- Сергей... А... Ты... по делу?
- Да, - голос звучит твердо, внятно. - Я должна отдать вам вот это... - протягивает пакет. Завернут в клеенку. Книги? - Вы обязаны это сохранить навсегда. Для будущих поколений.
Говорит слегка заученно. Наверное, учила текст слово в слово.
- Для будущих... - тяну удивленно. - Для будущих поколений построили Днепрогэс. Дом Советов. Ты его видела?
- Вы... глупы? - спрашивает с некоторым усилием, и я вдруг понимаю, что ей, бедной, неудобно ощущать мою глупость.
- Давай, - протягиваю руку.
- Прежде поклянитесь сохранить. Никому не передавать. Это очень важно. Мне велено вам... как это? Объяснить, что здесь наи-важ-ней-ши-е бумаги. Вам разрешено ознакомиться. Вы даете клятву?
- Конечно.
- Нет. Не так. Повторяйте за мной: именем Бога Живого обязуюсь... нет: клянусь сохранить доверенное мне и не отдавать в нележащие руки.
- В ненадлежащие... Хорошо... - И я замогильным голосом повторяю эту пиратскую чушь.
Девочка уходит. Уже через мгновение цветастое ее платьице сливается с зеленью луга, через который она идет. Что делать с пакетом? Первая, ясно звучащая и трезвая мысль - выбросить к чертовой матери. В озеро. Привязать камень - есть здесь камни поблизости? Ладно. Из дома принести. Там у хозяина дачи кирпичи сложены, он собирается строить теплицу, кажется. И концы в воду. Лена никогда не проверит, не узнает. А я - по завету Трифоновича - не подведу под монастырь троих: себя, его, Трифоновича, маму. И как быть?
Нет, краска на моих щеках не выступила, стыдно и гадко мне не стало. Суровая действительность, недавние годы - 37-й, 38-й - оставили свой ужасающий след и в моей душе тоже. Я ведь не просто мальчик был тогда, в те баснословные года... Я был сын чекиста, этим сказано все.
Я не бросаю пакет в воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153