В руках их были деревянные, но окованные железными обручами, ведра. Направляясь к реке, девушки весело пели:
Жнеи молодые,
Серпы золотые,
Мы жито пожали
И в копны поклали.
Хлеб обмолотили,
Пива наварили…
Напевая песню, девушки одна за другой сбежали к реке. Со смехом плеская водой друг на друга, они наполнили свои ведра, повернули обратно к берегу и тут только, увидели Васю, Валерика и Кюльжан в их одеждах из звериных шкур.
Побросав ведра, с оглушительным визгом девушки сбились в кучу, не зная, бросаться ли им в воду или бежать наверх мимо странных пришельцев.
— Я пойду к ним и успокою их, — сказала Кюльжан. — Не может быть, чтоб они одну меня так же испугались!
Не встретив возражения, девочка торопливо сбежала к реке и, не удержавшись, по инерции сделала несколько шагов по воде.
— Ай! Ай! Водяница!!! — пронзительно воскликнула одна из девушек. Забыв ведра, девушки помчались вдоль берега, затем, как кошки, вскарабкались наверх и, продолжая визжать, исчезли.
— Плохо дело, — сказал Вася. — Сейчас они расскажут о нас в городище… Прибегут мужчины… Кто знает, что придет им в голову. Давайте лучше сами пойдем к ним. По крайней мере, они увидят, что мы не водяные.
Позвав Дозора, дети торопливо направились к городищу. К их удивлению стражи у ворот не оказалось.
— Вот панику устроили, — с досадой заметил Вася. — Валерик! Придумывай скорее, как объяснить им наше появление. У тебя это хорошо получается.
Это было сказано вовремя, потому что в этот миг из ворот крепости вышла толпа людей, вооруженных чем попало.
— Вот они! Вот! — раздался пронзительный крик из толпы.
Грозно загудев, толпа подвинулась ближе к детям.
— Дяденьки! Мы голодные! Дайте нам хлеба! — вдруг громко сказала Кюльжан,
По толпе пронесся ропот изумления. Кто-то несмело засмеялся, и вдруг все люди разразились громким хохотом.
— Наши девушки голодных ребятишек испугались! — выкрикнул кто-то, и смех возобновился с новой силой.
— И собака с ними! Разве у водяниц бывают собаки?!
Затем на путешественников посыпались обычные вопросы: откуда, как сюда попали?
Оживший Валерик проворно работал языком, сочиняя новый вариант истории, который сводился к тому же: что они совсем одиноки, просят приюта и пищи.
— Ладно! Хлопцев я возьму в свой дом, — сказал одетый в богатый кафтан старик. — Посмотрю, какие из них получатся работники!? А девчонку мне не надо. Своих полон дом.
— Берите, дяденька, нас всех, — торопливо предложил Вася. — Это наша сестра. Она и жать и снопы вязать мастерица…
— Посмотрим, — не особенно охотно ответил старик. — А вы чего стоите? — крикнул он людям, окружившим детей. — Али делать вам больше нечего? Али нынче праздник какой?
И старик, повернувшись, пошел в городище. Вася, Валерик и Кюльжан послушно следовали за ним.
Дом, в который они попали, был самым большим и богатым в городище. Семья старика Мирослава состояла из двух старших сыновей с женами и детьми, трех младших, еще подростков, и пяти дочерей в возрасте от пяти до шестнадцати лет.
Все сыновья были искусными мастерами и наполнили дом красивой утварью своей работы. Сам дом состоял из двух больших половин — мужской и женской — и представлял из себя хорошо утепленную землянку, обмазанную белой глиной. Оконные отверстия были затянуты бычьими пузырями. Бычьими же шкурами покрывали земляной пол. Массивный стол, рассчитанный на всю семью, занимал центральное место. Вокруг стояли широкие скамьи и множество полок для утвари и посуды, сделанной не только из глины, но бронзы и даже серебра. Тут были чарки в виде лебедей с грациозно изогнутыми шеями, заменявшими ручки, кружки в форме головы животного. Один сосуд изображал целого барана. Имелись и выточенные из дерева и украшенные рисунками ларчики для соли, для ложек, из которых каждая отличалась художественной отделкой.
Котлы для варки пищи были из бронзы, а чтобы они не зеленели, их ежедневно чистили песком с квасной гущей. Эта работа стала обязанностью Кюльжан. Кроме того, она выполняла мелкие поручения всех женщин дома. Но каждую свободную минуту девочка проводила около старшей снохи, ткавшей холст на простом деревянном станке. Кюльжан очень хотела научиться этому ремеслу. Приглядывалась она также к тому, как девушки пряли и сучили в крепкие нити шерсть, и с нетерпением ждала, когда они начнут ткать из нее сукно на теплые мужские кафтаны. Женщинам нравилась ее постоянная готовность выполнить любое поручение, и они иногда, в виде награды, разрешали Кюльжан полюбоваться украшениями из их ларчиков. А в ларчиках хранились височные кольца, сделанные из серебряной проволоки, подвески к ушам, украшенные разноцветными камнями, множество ожерелий из хрустальных, сердоликовых и золотых бус. Но особенно девочке нравились халцедоновые бусы — голубоватые, гладко отполированные, почти прозрачные, по величине и форме каждая бусина напоминала голубиное яйцо.
На почетном месте в женской горнице стояла большая ваза изумительной работы. Отполированная до блеска, раскрашенная в черный и песочный цвет, вся в хитрых узорах, она казалась сделанной не из глины, а из какого-то дорогого камня. Женщины рассказали Кюльжан, что эта ваза — точная копия той, которую выменял их отец на двух быков у проезжего греческого купца. Та ваза была меньших размеров и очень хрупкая. Ее нечаянно разбила сноха Митродора, стирая с нее пыль. В даме воцарился страх перед возможным гневом старика Мирослава, который так дорого заплатил за вазу. Тогда старший сын, муж Митродоры, попросил женщин ничего не говорить отцу об этом происшествии и тайно от всех сделал эту вазу — копию греческой, — использовав, как материал, обыкновенную глину. Когда, спустя некоторое время, подделка все-таки обнаружилась, старик, пораженный искусством сына, не стал гневаться, а всячески начал поощрять его к занятию этим рукомеслом. Много красивых вещей сделал мастер. Старик выменивал их в соседних городищах на скот, и его богатство приумножилось.
Все жители городища принадлежали к одному роду. Это были родные, двоюродные и троюродные братья и сестры Мирослава и их дети. Старейшиной городища считался Мирослав, и его слово было законом для всех. По его приказу назначалось, кому где сеять хлеб, где строить дом для новой выделившейся семьи. Он определял, какой мастер и что должен сделать для общего пользования всего рода и что может выменять для себя лично у купцов или в соседнем городище. К ному обращались за решающим словом в возникшем споре или просто за советом в каком-нибудь семейном деле. В благодарность родичи приносили Мирославу подарки, а навлечь на себя его гнев считалось страшной бедой.
Время, в которое путешественники попали в городище, совпало с полным окончанием полевых работ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Жнеи молодые,
Серпы золотые,
Мы жито пожали
И в копны поклали.
Хлеб обмолотили,
Пива наварили…
Напевая песню, девушки одна за другой сбежали к реке. Со смехом плеская водой друг на друга, они наполнили свои ведра, повернули обратно к берегу и тут только, увидели Васю, Валерика и Кюльжан в их одеждах из звериных шкур.
Побросав ведра, с оглушительным визгом девушки сбились в кучу, не зная, бросаться ли им в воду или бежать наверх мимо странных пришельцев.
— Я пойду к ним и успокою их, — сказала Кюльжан. — Не может быть, чтоб они одну меня так же испугались!
Не встретив возражения, девочка торопливо сбежала к реке и, не удержавшись, по инерции сделала несколько шагов по воде.
— Ай! Ай! Водяница!!! — пронзительно воскликнула одна из девушек. Забыв ведра, девушки помчались вдоль берега, затем, как кошки, вскарабкались наверх и, продолжая визжать, исчезли.
— Плохо дело, — сказал Вася. — Сейчас они расскажут о нас в городище… Прибегут мужчины… Кто знает, что придет им в голову. Давайте лучше сами пойдем к ним. По крайней мере, они увидят, что мы не водяные.
Позвав Дозора, дети торопливо направились к городищу. К их удивлению стражи у ворот не оказалось.
— Вот панику устроили, — с досадой заметил Вася. — Валерик! Придумывай скорее, как объяснить им наше появление. У тебя это хорошо получается.
Это было сказано вовремя, потому что в этот миг из ворот крепости вышла толпа людей, вооруженных чем попало.
— Вот они! Вот! — раздался пронзительный крик из толпы.
Грозно загудев, толпа подвинулась ближе к детям.
— Дяденьки! Мы голодные! Дайте нам хлеба! — вдруг громко сказала Кюльжан,
По толпе пронесся ропот изумления. Кто-то несмело засмеялся, и вдруг все люди разразились громким хохотом.
— Наши девушки голодных ребятишек испугались! — выкрикнул кто-то, и смех возобновился с новой силой.
— И собака с ними! Разве у водяниц бывают собаки?!
Затем на путешественников посыпались обычные вопросы: откуда, как сюда попали?
Оживший Валерик проворно работал языком, сочиняя новый вариант истории, который сводился к тому же: что они совсем одиноки, просят приюта и пищи.
— Ладно! Хлопцев я возьму в свой дом, — сказал одетый в богатый кафтан старик. — Посмотрю, какие из них получатся работники!? А девчонку мне не надо. Своих полон дом.
— Берите, дяденька, нас всех, — торопливо предложил Вася. — Это наша сестра. Она и жать и снопы вязать мастерица…
— Посмотрим, — не особенно охотно ответил старик. — А вы чего стоите? — крикнул он людям, окружившим детей. — Али делать вам больше нечего? Али нынче праздник какой?
И старик, повернувшись, пошел в городище. Вася, Валерик и Кюльжан послушно следовали за ним.
Дом, в который они попали, был самым большим и богатым в городище. Семья старика Мирослава состояла из двух старших сыновей с женами и детьми, трех младших, еще подростков, и пяти дочерей в возрасте от пяти до шестнадцати лет.
Все сыновья были искусными мастерами и наполнили дом красивой утварью своей работы. Сам дом состоял из двух больших половин — мужской и женской — и представлял из себя хорошо утепленную землянку, обмазанную белой глиной. Оконные отверстия были затянуты бычьими пузырями. Бычьими же шкурами покрывали земляной пол. Массивный стол, рассчитанный на всю семью, занимал центральное место. Вокруг стояли широкие скамьи и множество полок для утвари и посуды, сделанной не только из глины, но бронзы и даже серебра. Тут были чарки в виде лебедей с грациозно изогнутыми шеями, заменявшими ручки, кружки в форме головы животного. Один сосуд изображал целого барана. Имелись и выточенные из дерева и украшенные рисунками ларчики для соли, для ложек, из которых каждая отличалась художественной отделкой.
Котлы для варки пищи были из бронзы, а чтобы они не зеленели, их ежедневно чистили песком с квасной гущей. Эта работа стала обязанностью Кюльжан. Кроме того, она выполняла мелкие поручения всех женщин дома. Но каждую свободную минуту девочка проводила около старшей снохи, ткавшей холст на простом деревянном станке. Кюльжан очень хотела научиться этому ремеслу. Приглядывалась она также к тому, как девушки пряли и сучили в крепкие нити шерсть, и с нетерпением ждала, когда они начнут ткать из нее сукно на теплые мужские кафтаны. Женщинам нравилась ее постоянная готовность выполнить любое поручение, и они иногда, в виде награды, разрешали Кюльжан полюбоваться украшениями из их ларчиков. А в ларчиках хранились височные кольца, сделанные из серебряной проволоки, подвески к ушам, украшенные разноцветными камнями, множество ожерелий из хрустальных, сердоликовых и золотых бус. Но особенно девочке нравились халцедоновые бусы — голубоватые, гладко отполированные, почти прозрачные, по величине и форме каждая бусина напоминала голубиное яйцо.
На почетном месте в женской горнице стояла большая ваза изумительной работы. Отполированная до блеска, раскрашенная в черный и песочный цвет, вся в хитрых узорах, она казалась сделанной не из глины, а из какого-то дорогого камня. Женщины рассказали Кюльжан, что эта ваза — точная копия той, которую выменял их отец на двух быков у проезжего греческого купца. Та ваза была меньших размеров и очень хрупкая. Ее нечаянно разбила сноха Митродора, стирая с нее пыль. В даме воцарился страх перед возможным гневом старика Мирослава, который так дорого заплатил за вазу. Тогда старший сын, муж Митродоры, попросил женщин ничего не говорить отцу об этом происшествии и тайно от всех сделал эту вазу — копию греческой, — использовав, как материал, обыкновенную глину. Когда, спустя некоторое время, подделка все-таки обнаружилась, старик, пораженный искусством сына, не стал гневаться, а всячески начал поощрять его к занятию этим рукомеслом. Много красивых вещей сделал мастер. Старик выменивал их в соседних городищах на скот, и его богатство приумножилось.
Все жители городища принадлежали к одному роду. Это были родные, двоюродные и троюродные братья и сестры Мирослава и их дети. Старейшиной городища считался Мирослав, и его слово было законом для всех. По его приказу назначалось, кому где сеять хлеб, где строить дом для новой выделившейся семьи. Он определял, какой мастер и что должен сделать для общего пользования всего рода и что может выменять для себя лично у купцов или в соседнем городище. К ному обращались за решающим словом в возникшем споре или просто за советом в каком-нибудь семейном деле. В благодарность родичи приносили Мирославу подарки, а навлечь на себя его гнев считалось страшной бедой.
Время, в которое путешественники попали в городище, совпало с полным окончанием полевых работ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86