Тут же шла оживленная торговля флаконами с душистым маслом, баночками с разными притираниями и краской для бровей и ресниц.
Ребятишки, как мухи, облепили лавку торговца сладостями. Они с жадностью смотрели на счастливцев, покупающих сладкие напитки, сушеные финики, медовое печенье, но большинству, увы, были доступны только стебли сахарного тростника.
Богатые покупатели расплачивались серебряными и золотыми кольцами или просто кусочками драгоценных металлов. Большинство же меняло вещь на вещь, и тут трудно было понять, кто продавец и кто покупатель.
Затертые толпой, Вася, Валерик и Кюльжан, независимо от их желания, двигались по базару и жадно впитывали новые впечатления. В конце концов, они оказались в узенькой улочке, по обеим сторонам которой выстроились не то мастерские, не то лавки. Это были маленькие тростниковые хижины. Дети подошли к одной из них.
На циновке перед хижиной лежали выставленные для продажи сандалии — толстые кожаные подошвы, к которым были прикреплены три ремешка. Тут же, на низенькой табуретке, сидел сам мастер. Чтоб не терять времени на ожидание покупателей, он старательно разминал заготовки из кожи.
Дети перешли к следующей хижине. От нее шло отвратительное зловоние. Это была кожевенная мастерская. Двое египтян острыми скребками очищали от мездры кожу, только что вынутую из сосуда с раствором.
Дети поспешили перейти к следующей хижине, где работали два ткача. Они сидели, согнувшись, на корточках, плотно прижав колени к животу и, казалось, ничего не видели, кроме своих нитей, натянутых на низенькие станочки.
— Сколько же часов вы так работаете? — поинтересовался Вася, воспользовавшись тем, что один из ткачей мельком бросил на них свой взгляд.
Тот вместо ответа кивнул на глиняный светильник, стоявший на полочке.
— И ночью! — воскликнула Кюльжан. Ткач снова кивнул головой, и челнок в его руках засновал еще быстрее.
— Ой! Смотрите! — воскликнул вдруг Валерик.
Из-под тростниковой циновки, устилавшей пол хижины, медленно выползала большая змея. Она направлялась к сидевшему к ней спиной ткачу. Вот она подняла голову и вся сжалась для броска… В то же мгновение Вася с силой опустил на ее голову табуретку, оказавшуюся у него под рукой.
Ткач вскочил и остекленевшими глазами уставился на извивающееся в предсмертных судорогах пресмыкающееся. Вася нанес еще удар и тут почувствовал, что его крепко охватили чьи-то руки. Мальчик повернул голову и встретился глазами с белокурым синеглазым юношей атлетического сложения. Руки юноши продолжали крепко держать Васю. В его взгляде мальчик прочел презрительное сожаление.
— Что ты наделал, юный безумец? — воскликнул ткач, обретя, наконец, дар слова. — Ты осмелился поднять свою нечистую руку на ту, которая носит священный облик Нехебт, покровительницы Нижнего Египта! Горе тебе! Горе мне и дому моему! Горе всем нам!
И, распростершись, ткач начал биться головой о землю в непритворном отчаянии.
— Ты совершил страшное преступление, чужеземец — сказал белокурый юноша остолбеневшему от неожиданности Васе. — Разве ты не знаешь, что когда жители одного нома поели рыбы, почитавшейся священной в другом, между населением номов возникла долгая и кровавая война. Теперь я должен выдать тебя жрецам для страшной казни за твое преступление.
Кюльжан в ужасе вскрикнула, бросилась к Васе и охватила его обеими руками.
— Но ведь я хотел только спасти этого человека, — оправдывался мальчик.
— Ты помешал свершиться воле богов, — беспощадно ответил юноша. Став на колени, он бережно завернул убитую змею в услужливо поданный ему кусок ткани и, поднявшись на ноги, обратился к ткачам.
— Жалея вас, я скрою, что священная Нехебт погибла от руки чужеземца в вашем доме. Дайте же мне священную клятву, что ваши уста никогда не откроют этой тайны, или вы погибнете вместе со мной.
— Клянемся светлым оком Амон-Ра, — дрожащими голосами ответили ему бедняки.
— Пусть наши тела истлеют без погребения и не будут знать второй жизни, если мы нарушим эту клятву, — подсказал им дальше юноша.
Ткачи, запинаясь, повторили и эту страшную клятву.
— Идите за мной, чужеземцы, — обратился теперь юноша к Васе, Валерику и Кюльжан. — Это говорю вам я, Пааам.
Юноша вышел из хижины, и дети последовали за ним. Мимо них брели носильщики, сгибаясь под тяжестью ноши, семенили ослы, нагруженные товаром.
Пройдя кварталы жалких хижин бедняков, дети добрались до большой глиняной стены с узкой калиткой подле запертых тяжелых ворот. Подойдя к калитке, Пааам что-то показал привратнику, и тот пропустил его вместе со спутниками, окинув детей равнодушным взглядом. За стеной начинались совсем другие строения. Это был квартал богачей. Теперь по обеим сторонам улицы возвышались глиняные стены, из-за которых виднелись верхушки пальм, сикомор, акаций и плоские кровли домов. Скоро Пааам остановился и сделал Васе знак приблизиться.
— Ты и твои спутники, видевшие твое преступление и не остановившие его, достойны смерти. Ваша жизнь в моих руках. Я могу подарить вам ее или отнять, — сказал он.
Вася и без его слов понимал, что дело обстоит плохо.
— Если вы избираете жизнь, вы должны стать моим «говорящим орудием», — продолжал Пааам.
— …То есть рабами, — перевел для себя Вася, а вслух спросил. — Что же мы должны делать, чтобы остаться живыми?
— В этом доме живет знатный вельможа Хенку, — указал Пааам. — Он поручил мне купить пару молодых рабов, которых хочет поднести в дар главному жрецу храма бога Пта за то, что тот составил гороскоп его жизни. Я скажу вельможе, что купил вас всех троих. Так вы попадете в дом главного жреца.
— Очень интересно, — подумал Вася.
— Вы будете исполнять все приказания, полученные в доме, — продолжал Пааам, — но помните, что настоящий ваш господин только я. Ибо стоит мне известить жреца о вашем преступлении…
— Понятно, — не очень вежливо перебил Вася Пааама. — Значит, мы будем служить этому жрецу, а выполнять ваши приказания. Какие же?
— Время придет — узнаете, — загадочно ответил Пааам. — Теперь же пусть на ваши уста ляжет печать молчания. Идите за мной.
Пааам со своими спутниками беспрепятственно прошел в ворота ограды, и по дорожке, вымощенной каменными плитами, все четверо подошли к дому.
— Собаку оставим тут, — сказал Пааам, придерживая за ошейник Дозора. — У раба нет ничего, что не принадлежало бы его хозяину. Одна из конур здесь свободна. Собаку, которая в ней жила, съел крокодил.
Вася не смел протестовать, и Пааам подвел Дозора к конуре и закрепил цепь на его ошейнике.
Дом вельможи был из необожженного кирпича, а кое-где отделан желтыми и синими каменными плитками. Небольшие, зарешеченные окна помещались под самой крышей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Ребятишки, как мухи, облепили лавку торговца сладостями. Они с жадностью смотрели на счастливцев, покупающих сладкие напитки, сушеные финики, медовое печенье, но большинству, увы, были доступны только стебли сахарного тростника.
Богатые покупатели расплачивались серебряными и золотыми кольцами или просто кусочками драгоценных металлов. Большинство же меняло вещь на вещь, и тут трудно было понять, кто продавец и кто покупатель.
Затертые толпой, Вася, Валерик и Кюльжан, независимо от их желания, двигались по базару и жадно впитывали новые впечатления. В конце концов, они оказались в узенькой улочке, по обеим сторонам которой выстроились не то мастерские, не то лавки. Это были маленькие тростниковые хижины. Дети подошли к одной из них.
На циновке перед хижиной лежали выставленные для продажи сандалии — толстые кожаные подошвы, к которым были прикреплены три ремешка. Тут же, на низенькой табуретке, сидел сам мастер. Чтоб не терять времени на ожидание покупателей, он старательно разминал заготовки из кожи.
Дети перешли к следующей хижине. От нее шло отвратительное зловоние. Это была кожевенная мастерская. Двое египтян острыми скребками очищали от мездры кожу, только что вынутую из сосуда с раствором.
Дети поспешили перейти к следующей хижине, где работали два ткача. Они сидели, согнувшись, на корточках, плотно прижав колени к животу и, казалось, ничего не видели, кроме своих нитей, натянутых на низенькие станочки.
— Сколько же часов вы так работаете? — поинтересовался Вася, воспользовавшись тем, что один из ткачей мельком бросил на них свой взгляд.
Тот вместо ответа кивнул на глиняный светильник, стоявший на полочке.
— И ночью! — воскликнула Кюльжан. Ткач снова кивнул головой, и челнок в его руках засновал еще быстрее.
— Ой! Смотрите! — воскликнул вдруг Валерик.
Из-под тростниковой циновки, устилавшей пол хижины, медленно выползала большая змея. Она направлялась к сидевшему к ней спиной ткачу. Вот она подняла голову и вся сжалась для броска… В то же мгновение Вася с силой опустил на ее голову табуретку, оказавшуюся у него под рукой.
Ткач вскочил и остекленевшими глазами уставился на извивающееся в предсмертных судорогах пресмыкающееся. Вася нанес еще удар и тут почувствовал, что его крепко охватили чьи-то руки. Мальчик повернул голову и встретился глазами с белокурым синеглазым юношей атлетического сложения. Руки юноши продолжали крепко держать Васю. В его взгляде мальчик прочел презрительное сожаление.
— Что ты наделал, юный безумец? — воскликнул ткач, обретя, наконец, дар слова. — Ты осмелился поднять свою нечистую руку на ту, которая носит священный облик Нехебт, покровительницы Нижнего Египта! Горе тебе! Горе мне и дому моему! Горе всем нам!
И, распростершись, ткач начал биться головой о землю в непритворном отчаянии.
— Ты совершил страшное преступление, чужеземец — сказал белокурый юноша остолбеневшему от неожиданности Васе. — Разве ты не знаешь, что когда жители одного нома поели рыбы, почитавшейся священной в другом, между населением номов возникла долгая и кровавая война. Теперь я должен выдать тебя жрецам для страшной казни за твое преступление.
Кюльжан в ужасе вскрикнула, бросилась к Васе и охватила его обеими руками.
— Но ведь я хотел только спасти этого человека, — оправдывался мальчик.
— Ты помешал свершиться воле богов, — беспощадно ответил юноша. Став на колени, он бережно завернул убитую змею в услужливо поданный ему кусок ткани и, поднявшись на ноги, обратился к ткачам.
— Жалея вас, я скрою, что священная Нехебт погибла от руки чужеземца в вашем доме. Дайте же мне священную клятву, что ваши уста никогда не откроют этой тайны, или вы погибнете вместе со мной.
— Клянемся светлым оком Амон-Ра, — дрожащими голосами ответили ему бедняки.
— Пусть наши тела истлеют без погребения и не будут знать второй жизни, если мы нарушим эту клятву, — подсказал им дальше юноша.
Ткачи, запинаясь, повторили и эту страшную клятву.
— Идите за мной, чужеземцы, — обратился теперь юноша к Васе, Валерику и Кюльжан. — Это говорю вам я, Пааам.
Юноша вышел из хижины, и дети последовали за ним. Мимо них брели носильщики, сгибаясь под тяжестью ноши, семенили ослы, нагруженные товаром.
Пройдя кварталы жалких хижин бедняков, дети добрались до большой глиняной стены с узкой калиткой подле запертых тяжелых ворот. Подойдя к калитке, Пааам что-то показал привратнику, и тот пропустил его вместе со спутниками, окинув детей равнодушным взглядом. За стеной начинались совсем другие строения. Это был квартал богачей. Теперь по обеим сторонам улицы возвышались глиняные стены, из-за которых виднелись верхушки пальм, сикомор, акаций и плоские кровли домов. Скоро Пааам остановился и сделал Васе знак приблизиться.
— Ты и твои спутники, видевшие твое преступление и не остановившие его, достойны смерти. Ваша жизнь в моих руках. Я могу подарить вам ее или отнять, — сказал он.
Вася и без его слов понимал, что дело обстоит плохо.
— Если вы избираете жизнь, вы должны стать моим «говорящим орудием», — продолжал Пааам.
— …То есть рабами, — перевел для себя Вася, а вслух спросил. — Что же мы должны делать, чтобы остаться живыми?
— В этом доме живет знатный вельможа Хенку, — указал Пааам. — Он поручил мне купить пару молодых рабов, которых хочет поднести в дар главному жрецу храма бога Пта за то, что тот составил гороскоп его жизни. Я скажу вельможе, что купил вас всех троих. Так вы попадете в дом главного жреца.
— Очень интересно, — подумал Вася.
— Вы будете исполнять все приказания, полученные в доме, — продолжал Пааам, — но помните, что настоящий ваш господин только я. Ибо стоит мне известить жреца о вашем преступлении…
— Понятно, — не очень вежливо перебил Вася Пааама. — Значит, мы будем служить этому жрецу, а выполнять ваши приказания. Какие же?
— Время придет — узнаете, — загадочно ответил Пааам. — Теперь же пусть на ваши уста ляжет печать молчания. Идите за мной.
Пааам со своими спутниками беспрепятственно прошел в ворота ограды, и по дорожке, вымощенной каменными плитами, все четверо подошли к дому.
— Собаку оставим тут, — сказал Пааам, придерживая за ошейник Дозора. — У раба нет ничего, что не принадлежало бы его хозяину. Одна из конур здесь свободна. Собаку, которая в ней жила, съел крокодил.
Вася не смел протестовать, и Пааам подвел Дозора к конуре и закрепил цепь на его ошейнике.
Дом вельможи был из необожженного кирпича, а кое-где отделан желтыми и синими каменными плитками. Небольшие, зарешеченные окна помещались под самой крышей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86