Этот папирус, врученный ему жрецом, должен был быть положен с покойником, чтоб «бодрить» его душу во время перехода на тот свет.
Каждый мальчик, шествующий в похоронной процессии, нес по такому же папирусу с каким-нибудь изречением. Тут были заклинания, предохраняющие покойника от тления, и изречения, помогающие душе опять соединиться с телом, изречение, не дающее умереть вторично. Ведь жрецы внушали, что душа человека, вылетев из его тела, потом время от времени возвращается к нему обратно. Она берет еду и питье, принесенные родственниками, затем входит обратно в тело. Покойник оживает и начинает подкрепляться. Поэтому, чтобы вернувшаяся душа нашла тело в приличном состоянии, египтяне принимали меры, предохраняющие его от тления.
Труп передавался парасхиту, профессией которого было бальзамирование усопших. Он начинал с того, что вынимал внутренности и укладывал их отдельно в каменные сосуды, а затем опускал выпотрошенное тело в раствор соли с примесью смолистых веществ. Через семьдесят дней труп вынимался из раствора и просушивался. Его набивали душистыми травами и пеленали в льняные ткани. Получалась мумия, ее клали в гроб, сделанный в форме человеческой фигуры.
Конечно, беднякам такая роскошь была не по карману. Их хоронили без всяких затей в общей яме и только привязывали к трупу дощечку с молитвой, содержавшей просьбу к Озирису обеспечить на том свете покойника питанием в количестве тысячи быков, тысячи хлебов и тысячи кружек пива.
Но сегодня хоронили знатного вельможу, и похороны были обставлены, как полагается.
Впереди процессии шествовал жрец, неся деревянную, выкрашенную в черный цвет фигуру шакала, изображающую бога смерти Анубиса. Затем следовали носильщики с вещами, которые, по общему мнению, должны понадобиться покойнику. Тут были целые сундуки богатой одежды, ларчики с драгоценностями, сосуды с душистыми маслами. За всем этим везли портретную статую усопшего. Статую сопровождала толпа специально нанятых для этого женщин-плакальщиц. Чем богаче были родственники покойного, тем больше плакальщиц могли они нанять. Наконец, под балдахином на салазках везли гроб с мумией. Его окружали жрецы, без устали махая своими кадилами. Сзади шли родственники и друзья покойного. Шествие замыкали нищие.
Вася с группой учеников шел между жрецами и родственниками и радовался, что сам Амени на похоронах не присутствует. После того, как мальчик выполнил приказ Пааама, он боялся даже встречи с жрецом, опасаясь, что тот как-нибудь догадается о его тайне. Вася ничего не сказал и Валерику, чтоб не навлечь на него кары, как на сообщника, если совершеннее им вдруг откроется. Комок воска с оттиском ключа, спрятанный в складках пояса, все время казался Васе слишком заметным, и он старался держать свиток папируса так, чтобы скрыть им еле заметную выпуклость на талии.
Шествие остановилось у входа в гробницу и началось прощание. Голосом, прерывающимся от рыданий, женщина пела:
Приди, о брат мой, в свой дом…
Я не вижу тебя, и скорбит мое сердце…
Ищут тебя мои глаза…
Я твоя сестра от одной матери, брат мой…
Не разлучайся со мной…
Я взываю и плачу до высоты поднебесной,
Но ты не слышишь моего голоса, брат мой…
Услышь меня… Ведь ты любил меня на земле…
По знаку жреца, ученики по очереди подходили к саркофагу и клали на него папирусы с изречениями. Вася также положил свой. Возвращаясь на свое место, он неожиданно столкнулся с Пааамом. С лицом, перепачканным в иле, в одежде нищего, Пааам протягивал к нему руку, как бы прося подаяния. Пораженный необычным видом юноши, Вася несколько мгновений растерянно смотрел в его глаза, потом, спохватившись, поскорее сунул в его руку кусок воска. Пааам сделал шаг назад и смешался с толпой нищих. Вася с опаской оглянулся — не заметил ли кто-нибудь его проделки, но внимание всех было обращено на гроб, который в этот момент как раз вносили в гробницу. Жрецы торжественно запели:
Как воистину Озирис живет, так живешь и ты…
Как воистину он не умрет, так не умрешь и ты…
Прошло несколько дней, и Вася постепенно успокоился. Но однажды утром он проснулся в пристройке, где отдыхали храмовые рабы, от энергичных толчков Валерика.
— Что случилось? — спросил Вася.
Присев на корточки, Валерик таинственно зашептал:
— Понимаешь, какое дело? Сегодня ночью, у главных ворот храма Пта кто-то убил кинжалом обоих стражей. Двери храма были найдены закрытыми, как будто ничего не пропало, но Амени вне себя. Говорят, что кто-то все же был внутри храма, открыв двери своим ключом. Теперь среди храмовых рабов ищут изменника. Ты что так побледнел? Уж не напился ли ты вчера зеленой нильской воды? Говорят, что сейчас она очень вредна: в ней много гниющих растений.
Отослав от себя Валерика, Вася стал думать о том, как бы поскорее забрать Кюльжан и распроститься с древним Египтом.
— Я тут уже дважды оказался преступником, — размышлял он про себя. — И неизвестно, что еще вздумает потребовать от меня Пааам. Нет. Надо выбираться отсюда…
В пристройку вбежал запыхавшийся Валерик:
— Вася! Амени приказал прислать тебя к нему, — сказал он тревожно.
— Начинается… — с тоской подумал мальчик и нетвердыми шагами направился к жрецу.
Если Амени и был встревожен или огорчен, то, во всяком случае, он хорошо владел собой. На его лице Вася увидел обычное выражение холодного спокойствия. Едва взглянув на мальчика, Амени вручил ему сверток папируса, запечатанный его личной печатью.
— Господин Хенку, подаривший тебя, просил у меня гороскоп его жизни. Вот он. Отвези и долго не задерживайся. Ты мне нужен, — сказал Амени.
Обрадованный таким оборотом дола, Вася почтительно принял свиток и даже осведомился, не может ли он взять с собой другого мальчика, вдвоем будет легче переправиться на лодке через разлившийся Нил.
Жрец кивком головы дал разрешение. С белой лестницы мальчик сбежал, как на крыльях, и бросился искать Валерика.
— Идем к Кюльжан, — бросил он, таща его к выходу из храма. И на ухо ему шепнул: — Больше мы сюда не вернемся.
Валерик просиял.
Зная, что вся дорога до пристани просматривается с кровли храма, мальчики заставили себя идти, не торопясь. Дойдя до реки, они остановились в изумлении. Вода Нила стала ярко-красной. Казалось, что перед ними течет кровавая река.
— Что бы это значило? — растерянно сказал Вася.
— Не понимаю, — ответил Валерик.
Маленькая лодочка скользнула к берегу, и мальчики к своему ужасу увидели в ней… Пааама.
«Никак нам от него не избавиться», — с отчаянием подумал Вася. Пааам с самым приветливым видом указал им на место в лодке, и мальчикам не осталось ничего другого, как занять его. Несколько минут они плыли молча. Пааам ласково улыбался, Вася хмуро молчал, а Валерик, не будучи в курсе дела, быстро примирился с обществом Пааама и интересовался только кроваво-красным цветом реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Каждый мальчик, шествующий в похоронной процессии, нес по такому же папирусу с каким-нибудь изречением. Тут были заклинания, предохраняющие покойника от тления, и изречения, помогающие душе опять соединиться с телом, изречение, не дающее умереть вторично. Ведь жрецы внушали, что душа человека, вылетев из его тела, потом время от времени возвращается к нему обратно. Она берет еду и питье, принесенные родственниками, затем входит обратно в тело. Покойник оживает и начинает подкрепляться. Поэтому, чтобы вернувшаяся душа нашла тело в приличном состоянии, египтяне принимали меры, предохраняющие его от тления.
Труп передавался парасхиту, профессией которого было бальзамирование усопших. Он начинал с того, что вынимал внутренности и укладывал их отдельно в каменные сосуды, а затем опускал выпотрошенное тело в раствор соли с примесью смолистых веществ. Через семьдесят дней труп вынимался из раствора и просушивался. Его набивали душистыми травами и пеленали в льняные ткани. Получалась мумия, ее клали в гроб, сделанный в форме человеческой фигуры.
Конечно, беднякам такая роскошь была не по карману. Их хоронили без всяких затей в общей яме и только привязывали к трупу дощечку с молитвой, содержавшей просьбу к Озирису обеспечить на том свете покойника питанием в количестве тысячи быков, тысячи хлебов и тысячи кружек пива.
Но сегодня хоронили знатного вельможу, и похороны были обставлены, как полагается.
Впереди процессии шествовал жрец, неся деревянную, выкрашенную в черный цвет фигуру шакала, изображающую бога смерти Анубиса. Затем следовали носильщики с вещами, которые, по общему мнению, должны понадобиться покойнику. Тут были целые сундуки богатой одежды, ларчики с драгоценностями, сосуды с душистыми маслами. За всем этим везли портретную статую усопшего. Статую сопровождала толпа специально нанятых для этого женщин-плакальщиц. Чем богаче были родственники покойного, тем больше плакальщиц могли они нанять. Наконец, под балдахином на салазках везли гроб с мумией. Его окружали жрецы, без устали махая своими кадилами. Сзади шли родственники и друзья покойного. Шествие замыкали нищие.
Вася с группой учеников шел между жрецами и родственниками и радовался, что сам Амени на похоронах не присутствует. После того, как мальчик выполнил приказ Пааама, он боялся даже встречи с жрецом, опасаясь, что тот как-нибудь догадается о его тайне. Вася ничего не сказал и Валерику, чтоб не навлечь на него кары, как на сообщника, если совершеннее им вдруг откроется. Комок воска с оттиском ключа, спрятанный в складках пояса, все время казался Васе слишком заметным, и он старался держать свиток папируса так, чтобы скрыть им еле заметную выпуклость на талии.
Шествие остановилось у входа в гробницу и началось прощание. Голосом, прерывающимся от рыданий, женщина пела:
Приди, о брат мой, в свой дом…
Я не вижу тебя, и скорбит мое сердце…
Ищут тебя мои глаза…
Я твоя сестра от одной матери, брат мой…
Не разлучайся со мной…
Я взываю и плачу до высоты поднебесной,
Но ты не слышишь моего голоса, брат мой…
Услышь меня… Ведь ты любил меня на земле…
По знаку жреца, ученики по очереди подходили к саркофагу и клали на него папирусы с изречениями. Вася также положил свой. Возвращаясь на свое место, он неожиданно столкнулся с Пааамом. С лицом, перепачканным в иле, в одежде нищего, Пааам протягивал к нему руку, как бы прося подаяния. Пораженный необычным видом юноши, Вася несколько мгновений растерянно смотрел в его глаза, потом, спохватившись, поскорее сунул в его руку кусок воска. Пааам сделал шаг назад и смешался с толпой нищих. Вася с опаской оглянулся — не заметил ли кто-нибудь его проделки, но внимание всех было обращено на гроб, который в этот момент как раз вносили в гробницу. Жрецы торжественно запели:
Как воистину Озирис живет, так живешь и ты…
Как воистину он не умрет, так не умрешь и ты…
Прошло несколько дней, и Вася постепенно успокоился. Но однажды утром он проснулся в пристройке, где отдыхали храмовые рабы, от энергичных толчков Валерика.
— Что случилось? — спросил Вася.
Присев на корточки, Валерик таинственно зашептал:
— Понимаешь, какое дело? Сегодня ночью, у главных ворот храма Пта кто-то убил кинжалом обоих стражей. Двери храма были найдены закрытыми, как будто ничего не пропало, но Амени вне себя. Говорят, что кто-то все же был внутри храма, открыв двери своим ключом. Теперь среди храмовых рабов ищут изменника. Ты что так побледнел? Уж не напился ли ты вчера зеленой нильской воды? Говорят, что сейчас она очень вредна: в ней много гниющих растений.
Отослав от себя Валерика, Вася стал думать о том, как бы поскорее забрать Кюльжан и распроститься с древним Египтом.
— Я тут уже дважды оказался преступником, — размышлял он про себя. — И неизвестно, что еще вздумает потребовать от меня Пааам. Нет. Надо выбираться отсюда…
В пристройку вбежал запыхавшийся Валерик:
— Вася! Амени приказал прислать тебя к нему, — сказал он тревожно.
— Начинается… — с тоской подумал мальчик и нетвердыми шагами направился к жрецу.
Если Амени и был встревожен или огорчен, то, во всяком случае, он хорошо владел собой. На его лице Вася увидел обычное выражение холодного спокойствия. Едва взглянув на мальчика, Амени вручил ему сверток папируса, запечатанный его личной печатью.
— Господин Хенку, подаривший тебя, просил у меня гороскоп его жизни. Вот он. Отвези и долго не задерживайся. Ты мне нужен, — сказал Амени.
Обрадованный таким оборотом дола, Вася почтительно принял свиток и даже осведомился, не может ли он взять с собой другого мальчика, вдвоем будет легче переправиться на лодке через разлившийся Нил.
Жрец кивком головы дал разрешение. С белой лестницы мальчик сбежал, как на крыльях, и бросился искать Валерика.
— Идем к Кюльжан, — бросил он, таща его к выходу из храма. И на ухо ему шепнул: — Больше мы сюда не вернемся.
Валерик просиял.
Зная, что вся дорога до пристани просматривается с кровли храма, мальчики заставили себя идти, не торопясь. Дойдя до реки, они остановились в изумлении. Вода Нила стала ярко-красной. Казалось, что перед ними течет кровавая река.
— Что бы это значило? — растерянно сказал Вася.
— Не понимаю, — ответил Валерик.
Маленькая лодочка скользнула к берегу, и мальчики к своему ужасу увидели в ней… Пааама.
«Никак нам от него не избавиться», — с отчаянием подумал Вася. Пааам с самым приветливым видом указал им на место в лодке, и мальчикам не осталось ничего другого, как занять его. Несколько минут они плыли молча. Пааам ласково улыбался, Вася хмуро молчал, а Валерик, не будучи в курсе дела, быстро примирился с обществом Пааама и интересовался только кроваво-красным цветом реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86