– Здорово было сделано, черт возьми! – сказал Деннис. Поставив свою дубинку в угол и повесив на нее шляпу, он подсел к их столу. – Даже вспомнить приятно… Этакий удобный случай… и все-таки ничего у нас не вышло! Не знаю, что теперь и делать будем. Народ нынче пошел никудышный… Эй, подайте чего-нибудь выпить и закусить!.. Опротивел мне весь род людской!
– Это почему же? – спросил мистер Тэппертит, погрузивший уже разгоряченное лицо в кружку с пивом емкостью в полгаллона. – Разве плохое сегодня начало?
– А кто мне поручится, что это начало, а не конец? – возразил палач. – Когда тот солдат слетел с седла, Лондон мог бы быть в наших руках. Так нет же – мы стояли и глазели, разинув рты! А потом этот судья… жаль, что ему не всадили по пуле в каждый глаз! И всадили бы, если бы взялись за дело по-моему… Этот судья объявляет: «Ребята, если дадите слово разойтись, я отзову солдат», – и наши начинают кричать «ура», бросают все козыри, что были у них на руках, и удирают, поджав хвосты, как свора трусливых собак. Трусы и есть. Эх! – В тоне палача слышалось глубочайшее отвращение. – Как тут не покраснеть от стыда за людей? Лучше бы я родился быком, ей-богу!
– Бык из вас получился бы, я думаю, такого же ангельского нрава, какой у вас сейчас, – бросил Саймон Тэппертит, величественно удаляясь.
– Напрасно так думаете! – крикнул ему вдогонку палач. – Будь я сейчас быком с человеческим разумом, я бы выпустил кишки всем нашим людишкам, кроме этих двух, – он указал на Хью и Барнеби, – за их сегодняшнее поведение.
Дав такую мрачную оценку людям и событиям, мистер Деннис пробовал искать утешения в пиве и холодной говядине, однако даже их благотворное действие не только не смягчило, но, кажется, еще усилило его недовольство: лицо его сохраняло угрюмое и сердитое выражение.
В другое время обруганная им компания отплатила бы ему столь же крепкими словами, а то и рукоприкладством, но сейчас все были слишком утомлены и подавлены. Большинство с утра ничего не ело, и всех страшно измучила невыносимая жара. Они накричались до того, что были совсем без голоса, и от всех волнений и усталости так обессилели, что еле держались на ногах. Притом они не знали, что делать дальше, опасались последствий своего бунта и понимали, что не только не достигли цели, но несомненно ухудшили положение. Через какой-нибудь час из «Сапога» ушли многие, и бывшие среди них по-настоящему честные и искренние люди давали себе слово никогда больше не связываться с такими товарищами. Иные остались здесь только для того, чтобы подкрепиться, а затем и они ушли домой в таком же подавленном состоянии духа. После этого дня некоторые завсегдатаи «Сапога» стали даже избегать это заведение. Пять-шесть человек, арестованных гвардейцами, молва размножила уже до целой полусотни, и унылая весть об этих арестах окончательно отрезвила уцелевших. Они настолько пали духом и утратили энергию, что к восьми часам в трактире остались только Хью, Деннис и Барнеби, да и те уже крепко спали, сидя за столом, и разбудил их только приход Гашфорда.
– О, господи! Так вот вы где! – сказал секретарь.
– А где же еще нам быть, мистер Гашфорд? – отозвался Деннис.
– О, нигде, нигде, – тон секретаря был преувеличенно мягок. – Улицы кишат синими кокардами, вот я и думал, что вы там, среди них. Очень рад, что вы здесь.
– Так у вас есть для нас поручение, хозяин? – спросил Хью.
– Нет, что вы! Какие я могу давать поручения? Разве вы у меня на службе?
– Мистер Гашфорд, но мы же служим нашему общему делу, не так ли? – возразил Деннис.
– Делу? – повторил секретарь, глядя на него каким-то отсутствующим взглядом. – Дела больше нет. Дело проиграно.
– Проиграно!
– Ну, да! Разве вы не слышали? Петиция отвергнута сто девяносто двумя голосами против шести. Это конец. Не стоило столько хлопотать. Только это меня огорчает да гнев милорда. Всем остальным я вполне доволен.
Говоря это, он достал из кармана перочинный нож и, положив шляпу на колено, стал спарывать с нее синюю кокарду, которой щеголял весь день. При этом он мурлыкал себе под нос псалом, звучавший сегодня особенно часто на Сент-Джордж-Филдс, с кроткой грустью подчеркивая слова.
Оба его союзника переглянулись, затем уставились на него, словно недоумевая, как понимать его поведение. Наконец Хью, которого мистер Деннис всячески поощрял, подмигивая ему и подталкивая локтем, решился прервать молчание и спросил у Гашфорда, почему это он снимает кокарду.
– А потому, – подняв глаза, сказал секретарь, не то сердито, не то шутя, – потому, что носить ее, когда сидишь сложа руки, носить ее, когда спишь или удираешь от опасности, – это просто насмешка. Вот и все, приятель.
– А что же прикажете нам делать? – воскликнул Хью.
– Ничего, – Гашфорд пожал плечами. – Ничего. Когда милорда осыпали упреками и грозили ему за то, что он защищает ваши интересы, я, как человек осторожный, не требовал, чтобы вы что-то сделали. Когда солдаты топтали вас лошадьми, я не ждал, что вы тут что-нибудь сделаете. Когда один из солдат был выбит из седла чьей-то дерзкой рукой и я видел смятение и ужас на их лицах, я не требовал, чтобы вы что-нибудь сделали, – и вы действительно ничего не делали. Ага, вот он, этот юноша, такой неосторожный и смелый! Как мне жаль его!
– Жаль, хозяин? – воскликнул Хью.
– Жаль, мистер Гашфорд? – сказал и Деннис.
– Если завтра будет вывешено объявление, в котором за поимку его обещают пятьсот фунтов иди другую пустячную сумму, если в этом объявлении то же самое будет сказано о другом человеке, том, что прыгнул с лестницы в нижний коридор, – вы по-прежнему не делайте ничего, – сказал Гашфорд холодно.
– Черт возьми, хозяин! – Хью вскочил. – Почему вы так с нами разговариваете? Что мы сделали?
– Ничего, – ответил Гашфорд с иронией. – Если вас посадят за решетку, если этого молодца, – он пристально взглянул на внимательно слушавшего Барнеби, – оторвут от нас, его друзей, и от родных, тех, кого он любит и кого, быть может, убьет его смерть, если его будут гноить в тюрьме, а потом повесят у них на глазах, – все равно, не делайте ничего. Вы, конечно, сочтете такое поведение самым правильным.
– Идемте! – крикнул Хью и шагнул к двери. – Деннис, Барнеби, идем!
– Куда? Зачем? – спросил Гашфорд, опередив его и загородив собой дверь.
– Куда-нибудь, все равно! Посторонитесь, мистер Гашфорд, иначе выскочим в окно. Пустите!
– Хаха-ха! Ишь какой… горячий! – промолвил Гашфорд, сразу меняя тон на самый добродушный и приятельски-шутливый. – Настоящий порох! Но перед уходом вы не откажетесь выпить со мной?
– Ну, конечно! – прогудел Деннис, отирая рукавом свой всегда жаждущий рот. – Не сердись, брат Хью! Выпьем с мистером Гашфордом.
Хью утер вспотевший лоб и облегченно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205