ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Пейте, капитан!
Мистер Тэппертит отнесся к его веселым и дружеским советам весьма немилостиво: две ночи погромов и попоек настолько ослабили его дух и тело, что он едва держался на ногах. С помощью Хью он кое-как добрался до насоса и, выпив изрядную порцию холодной воды, затем освежив голову обильным ее потоком, приказал подать себе рому с молоком и позавтракал сухариками и сыром, запивая их этим невинным напитком. Кончив есть, он удобно разлегся на полу рядом со своими двумя товарищами (которые тоже подкрепились соответственно своим вкусам) и стал излагать Деннису подробности завтрашней экспедиции.
Что разговор был интересный, видно было уже из того, как долго он продолжался и с каким неослабным увлечением его вели все трое. Однако он не носил утомительно-серьезного характера и оживлялся шутками, о чем свидетельствовали частые и громкие взрывы хохота, от которых стоявший на посту Барнеби невольно вздрагивал, удивляясь про себя легкомыслию товарищей. Они не приглашали его в свою компанию, пока не наелись, напились, выспались и наговорились всласть (разговор их продолжался несколько часов). Наконец в сумерки они объявили ему, что намерены устроить небольшое шествие по улицам (только для того, чтобы товарищи поразмялись – ведь сегодня воскресенье. Да и народ будет разочарован, если ничего не предпринять), а он, если хочет, может идти с ними.
Сборы были недолги – они захватили с собой только дубинки и, нацепив синие кокарды, вышли на улицу без всякого определенного плана, с одним лишь намерением наделать как можно больше кутерьмы. К ним стали присоединяться другие, число их быстро возрастало, и они скоро разделились на группы. Уговорившись встретиться на пустыре близ Уэлбек-стрит, они пошли рыскать по городу во всех направлениях. Самая большая и быстрее других разраставшаяся группа, в которой были Хью и Барнеби, двинулась в сторону Мурфилдса – им было известно, что в тех местах есть богатая католическая церковь и живет немало католиков.
Начав с домов этих людей, они принялись разбивать двери и окна, ломать всю мебель, оставляя внутри одни голые стены, и тщательно обыскивали все помещения в поисках нужных им орудий разрушения. Молотки, кочерги, топоры, пилы – все пошло в ход. Опоясавшись кто веревкой, кто – платком, всем, что попадалось под руку и годилось для этой цели, многие затыкали за эти пояса свое импровизированное оружие и в таком виде открыто шли по улицам, как саперы на полевых маневрах. Вообще в этот вечер громилы уже ничуть не стеснялись, не скрывали своих намерений и действовали даже без особого азарта и спешки. В католических церквах они снимали и уносили все – кафедры, скамьи, полы, а из жилых домов даже панели и лестницы. Все эти воскресные упражнения они проделывали преспокойно, как рабочие – свое задание. Достаточно было бы полусотни решительных людей, чтобы обратить их в бегство, одна рота солдат разбила бы их в пух и прах. Но никто им не мешал, блюстители порядка и не пытались их останавливать, те, на кого обращена была их ярость, в ужасе бежали при их приближении, а остальные обращали на них так мало внимания, как будто это были почтенные люди, спокойно занимавшиеся своим законным делом.
После этих трудов праведных они так же спокойно и беспрепятственно сошлись на условленном месте, развели большие костры в поле и, отобрав из своей добычи наиболее ценное, сожгли остальное. Ризы священников, статуи святых, дорогие ткани и всякая церковная утварь – все летело в огонь, и местность далеко вокруг освещена была заревом. Бунтовщики плясали вокруг костров, горланили, пока не выбились из сил, и никто не мешал им.
Когда основная группа бунтовщиков на обратном пути шествовала по Уэлбек-стрит, они заметили впереди Гашфорда – он все время издали следил за их подвигами и теперь крадучись шел в стороне, по тротуару. Поравнявшись с ним, Хью незаметно для всех шепнул ему на ухо:
– Ну, как? Теперь дела пошли лучше, хозяин?
– Нет, – ответил Гашфорд. – Ничуть не лучше.
– Чего же вы хотите? – сказал Хью. – Горячка никогда не вспыхивает сразу. Она развивается постепенно.
– Чего хочу? – Гашфорд ущипнул его за руку с такой злостью, что ногти впились Хью в кожу. – Хочу, чтобы вы действовали с толком. Болваны! Вы, видно, умеете жечь только тряпки да обломки? А устроить костер из целого дома – на это у вас пороху не хватает?
– Побольше терпения, хозяин! – отозвался Хью. – Несколько часов потерпите, а там увидите! Завтра вечером ищите в небе зарева.
Сказав это, Хью пропустил вперед секретаря, вернулся на свое место рядом с Барнеби, и, когда Гашфорд оглянулся, оба уже затерялись в толпе.
Глава пятьдесят третья
Следующий день начался под веселый перезвон колоколов и пальбу пушек Тауэра, на колокольнях многих церквей развевались флаги: Лондон обычным порядком праздновал день рождения короля. И люди шли по своим делам или развлекались, как ни в чем не бывало, будто в городе царил полный порядок и в разных его укромных местах не тлели искры, из которых с наступлением ночи должно было снова вспыхнуть пламя, распространяя вокруг ужас и разрушение. Вожаки бунтовщиков, окрыленные вчерашними успехами и доставшейся им богатой добычей, все время держались вместе и думали только о том, как бы втянуть в свои преступные затеи всю массу сторонников настолько крепко, чтобы нечего было опасаться, что они, соблазнившись надеждой на прощение или наградой, предадут главарей в руки правосудия.
Действительно, сознание, что они зашли слишком далеко, чтобы надеяться на помилование, сплотило трусов не менее, чем смельчаков. Многие из них охотно назвали бы главных зачинщиков и дали показания против них, если бы не понимали, что таким способом спасти свою шкуру уже не удастся, ибо их собственные подвиги видели сотни людей, не участвовавших в беспорядках, людей, которые пострадали, лишились покоя и всего имущества во время буйств черни и с величайшей готовностью выступят свидетелями, а власти, без сомнения, поверят им охотнее, чем участникам бесчинств. Среди этой категории было много подмастерьев, еще в субботу утром побросавших работу, и хозяева видели их в толпе громил. Другие понимали, что они под подозрением и будут уволены, как только вернутся. А были и такие отчаянные, что сразу решились на все и утешались известной поговоркой: «Семь бед – один ответ», рассудив, что если уж быть повешенным, так все равно, за что – за кражу овцы или ягненка.
Все эти, люди надеялись и верили (одни – больше, другие – меньше), что власти, по-видимому, сильно имя устрашенные и потому бездействовавшие, войдут с ними в конце концов в переговоры и примут их условия. И каждый, даже самый безнадежный скептик, рассуждал про себя, что бунтовщиков все-таки слишком много, всех не покарают, и что у него столько же шансов уцелеть, как и у всякого другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205