А сейчас больше не припомню, что еще я хотел вам сказать.
Секретарь встал, собрал бумаги и вышел. Глаза Беллы, проводив его до дверей, остановились на мистере Боффине, который самодовольно откинулся на спинку кресла, и снова обратились к книге.
— Я позволил распуститься этому голубчику, моему молодому человеку, — сказал мистер Боффин, вставая и прохаживаясь по комнате. — Так нельзя. Надо его поставить на место. Человек состоятельный имеет обязанности по отношению к другим состоятельным людям и за своими подчиненными должен смотреть в оба.
Белла чувствовала, что миссис Боффин расстроена и что глаза этого доброго создания стараются прочесть на ее лице, насколько внимательно она прислушивалась к разговору и какое он произвел на нее впечатление. Поэтому глаза Беллы еще внимательнее устремились на книгу, и она перевернула страницу с видом глубокой заинтересованности.
Миссис Боффин долго сидела задумавшись над своей работой.
— Нодди, — наконец сказала она.
— Да, милая, — отозвался Золотой Мусорщик, прерывая свою прогулку по комнате.
— Извини, что я вмешиваюсь, Нодди, но право же! Не был ли ты сегодня слишком строг с мистером Роксмитом? Не был ли ты немножко, самую малость, не такой как раньше?
— Еще бы, старушка, надеюсь, что не такой, — ответил ей мистер Боффин весело, даже хвастливо.
— Надеешься, голубчик?
— Нам нельзя оставаться все такими же, как раньше, старушка. Как же ты этого еще не поняла? Не годится нам больше вести себя по-старому, иначе все нас будут только обворовывать да обманывать. Раньше мы не были богачами, а теперь мы богачи: это большая разница.
— Ох, да, большая разница! — сказала миссис Боффин с тихим, протяжным вздохом, снова опуская работу и глядя на огонь.
— И нам надо считаться с этой разницей, — продолжал ее муж, — так, чтобы не ударить в грязь лицом, — вот мы какими должны быть. Нам теперь приходится остерегаться всех и каждого, потому что каждый норовит запустить лапу тебе в карман; и никак нельзя забывать, что денежки счет любят; деньги к деньгам, а без них ничего не будет.
— Если уж все помнить, — сказав миссис Боффин, бросив работу и глядя на огонь, — так помнишь ли ты, Нодди, что ты говорил мистеру Роксмиту, когда он впервые пришел к тебе в «Приют» наниматься? Ты говорил, что если б богу было угодно сохранить жизнь Джону Гармону, то мы были бы довольны одной насыпью, которая нам завещана, и даже не мечтали бы обо всем остальном.
— Как же, помню, старушка. Только мы тогда еще не знали, что значит владеть всем остальным. Получили новую одежку, только еще не надевали ее. А теперь мы ее носим; носим, значит, но ней и надо протягивать ножки.
Миссис Боффин снова взялась за рукоделье и молча работала иглой.
— Что касается этого Роксмита, моего молодого человека, — сказал мистер Боффин, понизив голос и оглянувшись на дверь из боязни, чтоб его кто-нибудь не подслушал, — так с ним надо обращаться так же, как и с лакеями. Я теперь знаю, что их надо прижимать, а не то они тебя прижмут. Если ими не командовать, так они, наслушавшись всякого вранья о твоем прошлом, будут думать, что ты ничуть не лучше их, если не хуже. Только и можно взять строгостью, не то совсем пропадешь, поверь мне, старушка.
Белла украдкой метнула на него быстрый взгляд из-под ресниц и увидела темную тучу подозрений, скупости, чванства, омрачавшую когда-то ясное, открытое лицо.
— Однако это неинтересно для мисс Беллы, — сказал он. — Верно, Белла?
Обманщица Белла взглянула на него с задумчиво-рассеянным выражением, словно мысли ее были заняты книгой и она не слыхала ни единого слова!
— Ага! Нашла себе занятие получше, чем нас слушать, — сказал мистер Боффин. — Правильно, правильно! Тем более что вас нечего учить, милая, вы себе цену знаете!
Слегка покраснев от этого комплимента, Белла возразила:
— Надеюсь, сэр, вы не считаете меня тщеславной?
— Нисколько, милая, — ответил мистер Боффин. — Напротив, я считаю очень похвальным, что вы в вашем возрасте идете в ногу с веком и знаете, чего хотите. Вы правы. Ищите денег. Деньги — это главное. С вашей красотой у вас будут и деньги. Прибавьте к ним те деньги, которые мы с радостью дадим вам, и вы будете жить и умрете в богатстве! Только так и стоит жить и умирать! — умиленно воскликнул мистер Боффин. — В богатстве!
Лицо миссис Боффин приняло горестное выражение, и, внимательно посмотрев на мужа, она обратилась к приемной дочери:
— Не слушайте его, Белла, милочка.
— Как? — воскликнул мистер Боффин. — Что такое? Почему не слушать?
— Я не то хочу сказать, — с грустным взглядом ответила миссис Боффин, — я хочу сказать, верьте только тому, что он добр и великодушен, Белла, ведь он лучше всех на свете. Нет, Нодди, дай мне сказать хоть слово. Ты все-таки лучше всех на свете.
Она говорила так, как будто мистер Боффин возражал против этого: на самом деле он ни единым словом не выразил своего несогласия.
— А к вам, милая моя Белла, — сказала миссис Боффин все с тем же печальным выражением, — к вам он очень привязан, что бы ни говорил; поверьте, родной ваш отец не может принимать в вас больше участия и больше вас любить.
— Вот еще! — воскликнул мистер Боффин. — Что бы он ни говорил! Да я прямо так и говорю! Поцелуйте меня, деточка, пожелайте нам спокойной ночи и позвольте мне подтвердить то, что сказала моя старушка. Я очень вас люблю, милая, и совершенно с вами согласен: мы с вами уж позаботимся о том, чтобы вы были богаты. Эта ваша красота (которой вы имеете право гордиться, хотя в вас этого нет) стоит денег, и деньги у вас будут. Эти деньги тоже будут стоить денег, вы и на них наживетесь. У ваших ног золото. Спокойной ночи, милая.
Однако Белла осталась вовсе не так довольна его заверениями и картиной будущего богатства, как следовало ожидать. Целуя миссис Боффин и желая ей спокойной ночи, она чувствовала, что ей почему-то совестно глядеть на все еще печальное лицо этой доброй женщины и видеть ее явные старания оправдать мужа. «Какая нужда его оправдывать? — думала Белла, сидя у себя в комнате. — Все, что он говорил, конечно, очень разумно и, конечно, очень верно. Это как раз то, что и я нередко себе говорю. Но почему мне это не нравится? Да, не нравится, и хотя он мой благодетель, я его осуждаю за это. Так скажи, пожалуйста, что это значит, ты, ветреная маленькая дрянь?» — строго спросила Белла, по привычке глядя на свое отражение в зеркале.
Зеркало, вызванное на объяснение, дипломатически скромно молчало, и Белла легла спать с тяжестью на душе, которая была гораздо хуже простой усталости. А наутро она опять ожидала увидеть тучи на челе Золотого Мусорщика, еще сильнее сгустившиеся тучи.
Теперь она часто сопровождала его в утренних прогулках по улицам; и как раз в это время начала разделять о ним довольно странное занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Секретарь встал, собрал бумаги и вышел. Глаза Беллы, проводив его до дверей, остановились на мистере Боффине, который самодовольно откинулся на спинку кресла, и снова обратились к книге.
— Я позволил распуститься этому голубчику, моему молодому человеку, — сказал мистер Боффин, вставая и прохаживаясь по комнате. — Так нельзя. Надо его поставить на место. Человек состоятельный имеет обязанности по отношению к другим состоятельным людям и за своими подчиненными должен смотреть в оба.
Белла чувствовала, что миссис Боффин расстроена и что глаза этого доброго создания стараются прочесть на ее лице, насколько внимательно она прислушивалась к разговору и какое он произвел на нее впечатление. Поэтому глаза Беллы еще внимательнее устремились на книгу, и она перевернула страницу с видом глубокой заинтересованности.
Миссис Боффин долго сидела задумавшись над своей работой.
— Нодди, — наконец сказала она.
— Да, милая, — отозвался Золотой Мусорщик, прерывая свою прогулку по комнате.
— Извини, что я вмешиваюсь, Нодди, но право же! Не был ли ты сегодня слишком строг с мистером Роксмитом? Не был ли ты немножко, самую малость, не такой как раньше?
— Еще бы, старушка, надеюсь, что не такой, — ответил ей мистер Боффин весело, даже хвастливо.
— Надеешься, голубчик?
— Нам нельзя оставаться все такими же, как раньше, старушка. Как же ты этого еще не поняла? Не годится нам больше вести себя по-старому, иначе все нас будут только обворовывать да обманывать. Раньше мы не были богачами, а теперь мы богачи: это большая разница.
— Ох, да, большая разница! — сказала миссис Боффин с тихим, протяжным вздохом, снова опуская работу и глядя на огонь.
— И нам надо считаться с этой разницей, — продолжал ее муж, — так, чтобы не ударить в грязь лицом, — вот мы какими должны быть. Нам теперь приходится остерегаться всех и каждого, потому что каждый норовит запустить лапу тебе в карман; и никак нельзя забывать, что денежки счет любят; деньги к деньгам, а без них ничего не будет.
— Если уж все помнить, — сказав миссис Боффин, бросив работу и глядя на огонь, — так помнишь ли ты, Нодди, что ты говорил мистеру Роксмиту, когда он впервые пришел к тебе в «Приют» наниматься? Ты говорил, что если б богу было угодно сохранить жизнь Джону Гармону, то мы были бы довольны одной насыпью, которая нам завещана, и даже не мечтали бы обо всем остальном.
— Как же, помню, старушка. Только мы тогда еще не знали, что значит владеть всем остальным. Получили новую одежку, только еще не надевали ее. А теперь мы ее носим; носим, значит, но ней и надо протягивать ножки.
Миссис Боффин снова взялась за рукоделье и молча работала иглой.
— Что касается этого Роксмита, моего молодого человека, — сказал мистер Боффин, понизив голос и оглянувшись на дверь из боязни, чтоб его кто-нибудь не подслушал, — так с ним надо обращаться так же, как и с лакеями. Я теперь знаю, что их надо прижимать, а не то они тебя прижмут. Если ими не командовать, так они, наслушавшись всякого вранья о твоем прошлом, будут думать, что ты ничуть не лучше их, если не хуже. Только и можно взять строгостью, не то совсем пропадешь, поверь мне, старушка.
Белла украдкой метнула на него быстрый взгляд из-под ресниц и увидела темную тучу подозрений, скупости, чванства, омрачавшую когда-то ясное, открытое лицо.
— Однако это неинтересно для мисс Беллы, — сказал он. — Верно, Белла?
Обманщица Белла взглянула на него с задумчиво-рассеянным выражением, словно мысли ее были заняты книгой и она не слыхала ни единого слова!
— Ага! Нашла себе занятие получше, чем нас слушать, — сказал мистер Боффин. — Правильно, правильно! Тем более что вас нечего учить, милая, вы себе цену знаете!
Слегка покраснев от этого комплимента, Белла возразила:
— Надеюсь, сэр, вы не считаете меня тщеславной?
— Нисколько, милая, — ответил мистер Боффин. — Напротив, я считаю очень похвальным, что вы в вашем возрасте идете в ногу с веком и знаете, чего хотите. Вы правы. Ищите денег. Деньги — это главное. С вашей красотой у вас будут и деньги. Прибавьте к ним те деньги, которые мы с радостью дадим вам, и вы будете жить и умрете в богатстве! Только так и стоит жить и умирать! — умиленно воскликнул мистер Боффин. — В богатстве!
Лицо миссис Боффин приняло горестное выражение, и, внимательно посмотрев на мужа, она обратилась к приемной дочери:
— Не слушайте его, Белла, милочка.
— Как? — воскликнул мистер Боффин. — Что такое? Почему не слушать?
— Я не то хочу сказать, — с грустным взглядом ответила миссис Боффин, — я хочу сказать, верьте только тому, что он добр и великодушен, Белла, ведь он лучше всех на свете. Нет, Нодди, дай мне сказать хоть слово. Ты все-таки лучше всех на свете.
Она говорила так, как будто мистер Боффин возражал против этого: на самом деле он ни единым словом не выразил своего несогласия.
— А к вам, милая моя Белла, — сказала миссис Боффин все с тем же печальным выражением, — к вам он очень привязан, что бы ни говорил; поверьте, родной ваш отец не может принимать в вас больше участия и больше вас любить.
— Вот еще! — воскликнул мистер Боффин. — Что бы он ни говорил! Да я прямо так и говорю! Поцелуйте меня, деточка, пожелайте нам спокойной ночи и позвольте мне подтвердить то, что сказала моя старушка. Я очень вас люблю, милая, и совершенно с вами согласен: мы с вами уж позаботимся о том, чтобы вы были богаты. Эта ваша красота (которой вы имеете право гордиться, хотя в вас этого нет) стоит денег, и деньги у вас будут. Эти деньги тоже будут стоить денег, вы и на них наживетесь. У ваших ног золото. Спокойной ночи, милая.
Однако Белла осталась вовсе не так довольна его заверениями и картиной будущего богатства, как следовало ожидать. Целуя миссис Боффин и желая ей спокойной ночи, она чувствовала, что ей почему-то совестно глядеть на все еще печальное лицо этой доброй женщины и видеть ее явные старания оправдать мужа. «Какая нужда его оправдывать? — думала Белла, сидя у себя в комнате. — Все, что он говорил, конечно, очень разумно и, конечно, очень верно. Это как раз то, что и я нередко себе говорю. Но почему мне это не нравится? Да, не нравится, и хотя он мой благодетель, я его осуждаю за это. Так скажи, пожалуйста, что это значит, ты, ветреная маленькая дрянь?» — строго спросила Белла, по привычке глядя на свое отражение в зеркале.
Зеркало, вызванное на объяснение, дипломатически скромно молчало, и Белла легла спать с тяжестью на душе, которая была гораздо хуже простой усталости. А наутро она опять ожидала увидеть тучи на челе Золотого Мусорщика, еще сильнее сгустившиеся тучи.
Теперь она часто сопровождала его в утренних прогулках по улицам; и как раз в это время начала разделять о ним довольно странное занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129