— Я хочу только, чтоб эти чувства адресовались именно тому, кому следует, — вот все, что я думаю, — возразила Лавиния.
— И если бы, — продолжала ее мать, — не слушая моих предостережений, что уже одно лицо миссис Боффин не сулит ничего доброго, ты променяла бы мать на миссис Боффин и в конце концов вернулась бы ко мне, отвергнутая миссис Боффин, униженная миссис Боффин, выгнанная из дому миссис Боффин, неужели ты думаешь, что мои глубокие чувства могли бы выразиться во взглядах?
Лавиния собралась было ответить своей почтенной мамаше, что в таком случае она обошлась бы без этих взглядов, но тут Белла поднялась с места и сказала:
— Спокойной ночи, милая мама. Я очень устала за этот день и пойду спать.
Это положило конец приятной беседе. Джордж Самсон откланялся вскоре после того, и мисс Лавиния проводила его со свечой до прихожей, а потом, без свечи, до калитки; миссис Уилфер, умыв руки после Боффинов, удалилась в спальню наподобие леди Макбет, и Р. У. остался сидеть один в задумчивой позе, среди остатков ужина.
Однако чьи-то легкие шаги вывели его из задумчивости — это была Белла. Вся окутанная распущенными волосами, с головной щеткой в руках, босиком, она тихонько сошла вниз, чтобы проститься на ночь с отцом.
— Душа моя, ты бесспорно обворожительная женщина, — сказал херувим, беря в руку прядь ее волос.
— Послушайте, сударь, — сказала Белла, — когда ваша обворожительная женщина выйдет замуж, вы получите эту прядь, если хотите, и вам сплетут из нее цепочку. Будете вы дорожить таким сувениром о милом создании?
— Да, мое сокровище.
— Тогда вы ее получите, если будете хорошо себя вести, сударь. Мне очень-очень жаль, милый папочка, что из-за меня у нас дома поднялся такой шум.
— Милочка, — как нельзя более простодушно ответил ее отец, — не беспокойся на этот счет. Право, не стоит об этом даже и говорить, потому что у нас дома и без тебя было бы то же самое. Твои мать с сестрой всегда найдут из-за чего поднять шум: не одно, так другое. У нас никогда без шума не обходится, уж поверь мне, милая. Боюсь, что в твоей старой комнатке вместе с Лавви тебе покажется теперь очень неудобно.
— Нет, папа, мне все равно. А почему все равно, как ты думаешь, папа?
— Ну, детка, ты, бывало, жаловалась на свою комнату, когда она еще не была для тебя таким контрастом, как теперь. Честное слово, я могу ответить только: потому что ты сама стала лучше.
— Нет, папа. Потому, что я так рада и счастлива.
Тут она стала целовать его, щекоча длинными волосами так, что он расчихался, потом засмеялась так, что рассмешила его, а потом снова принялась целовать, заглушая смех, чтобы никто не услышал.
— Послушайте, сэр, — сказала Белла. — Вашей обворожительной женщине нынче по дороге домой нагадали счастье и богатство. Не бог знает какое богатство, потому что если ее нареченный получит то место, на которое надеется, то у них будет сто пятьдесят фунтов в год. Но это только сначала, и даже если и потом денег не прибавится, то обворожительная женщина сумеет обойтись и этим. Но это еще не все, сэр. Ей нагадали, что некий блондин — очень маленький, как сказала гадалка, всегда будет находиться поблизости от обворожительной женщины, и в домике обворожительной женщины нарочно для него всегда будет приготовлен такой уютный уголок, какого еще не видано. Скажите-ка, сударь, как его зовут?
— А это не валет из карточной колоды? — спросил херувим с искоркой смеха в глазах.
— Да! — воскликнула Белла, в приливе радости снова бросаясь целовать его. — Валет Уилферов! Дорогой папочка, обворожительная женщина с радостью ждет, что предсказание сбудется и что она станет гораздо лучше, чем была. И маленький блондин тоже должен верить и ждать, что оно сбудется, и говорить себе, когда его уж очень доймут: «Берег близко!»
— Берег близко! — повторил ее отец.
— Что за прелесть этот валет Уилферов! — воскликнула Белла; потом, выставив беленькую босую ножку, прибавила: — Вот черта, сударь. Становитесь на черту. Ближе ногу. Мы вместе побежим к цели, слышите? А теперь, сударь, можете поцеловать обворожительную женщину, пока она не убежала от вас, счастливая и благодарная. Да, маленький блондин, счастливая и благодарная.
Глава XVII
Общественный хор
Изумление написано на лицах всех знакомых мистера и миссис Лэмл с тех самых пор, как на предкаминном коврике, вывешенном на Сэквил-стрит, появилось извещение о публичной распродаже их элегантной обстановки и всего имущества (включая БИЛЬЯРД — заглавными буквами). Но никто не изумлен и вполовину так сильно, как Гамильтон Вениринг, эсквайр, Ч. П. от Покет-Бричеза, который незамедлительно делает открытие, что из всех друзей, занесенных в реестр его души, одни только Лэмли не являются самыми старыми и близкими друзьями. Миссис Вениринг, супруга Ч. П. от Покет-Бричеэа, как и полагается верной жене, участвует в открытии мужа, разделяя с ним его невыразимое изумление. Быть может, чета Венирингов полагает, что это невыразимое чувство затрагивает также их репутацию, ибо самые умные головы в Сити, как сообщают шепотом, тоже не раз покачивались из стороны в сторону при обсуждении грандиозных сделок и колоссальных капиталов Вениринга. Верно только то, что ни мистер, ни миссис Вениринг не находят слов, чтобы выразить свое изумление, и потому является необходимость дать для самых старых и самых близких друзей обед по поводу этого изумления.
Ибо как раз к этому времени выясняется, что, какой бы ни вышел случай, Вениринги обязаны дать по этому случаю обед. Леди Типпинз пребывает в состоянии хронического обедания у Венирингов и в состоянии хронического воспаления, происходящего от этих обедов. Бутс и Бруэр разъезжают в кэбах, не имея ровно никакого иного дела, кроме как сбивать людей на обеды к Венирингам. Вениринг не вылезает из законодательных кулуаров, намереваясь заманить на обед коллег-законодателей. Миссис Вениринг обедала вчера с двадцатью пятью совершенно новыми людьми, нынче целый день отдавала им визиты; а назавтра рассылает им всем приглашения на обед, имеющий быть ровно через неделю; не успел еще этот обед перевариться, как она заезжает с визитом к их братьям и сестрам, сыновьям и дочерям, племянникам и племянницам, тетушкам, дядюшкам и прочей родне и приглашает их всех на обед. И все же, так же как и вначале, сколько бы ни расширялся круг обедающих, следует заметить, что все они упорно ездят к Венирингам не для того, чтобы обедать с мистером и миссис Вениринг, а для того, чтобы обедать друг с другом.
Быть может, в конце концов — кто знает? — Вениринг и найдет, что это обедание хотя и обходится дорого, однако оправдывает себя, ибо вербует сторонников. Мистер Подснеп, как представитель народа, не один проявляет столько забот о собственном достоинстве, если не о достоинстве своих знакомых, и потому ожесточенно поддерживает тех знакомых, которых он удостоил признанием, боясь, как бы не пострадать, если их число уменьшится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129