А ты, Перепелица, мать мою пожалел. Подумал, что неудобно, мол, – сын Героини Труда, а отстает. Помоги Таскирову, у него тоже нелады со стрельбой. А я и без того выбьюсь в люди…
Вся совесть моя вспенилась от этих слов. Ведь правда, до приезда Марин Федоровны мне не приходило в голову заниматься вместе с Ильёй Самусем Я считал, что «брать на буксир» отстающего товарища можно только по поручению командира или комсомольской организации. Но Илья трижды не прав, если думает, что теперь хочу помочь ему не от чистого сердца. А как докажешь ему?… Впрочем, никакими тут словами не убедишь человека. Да суть не в одном Самусе. Ведь Али Таскиров тоже неважно стреляет. Теперь-то уж не буду ждать, пока мне поручат помогать ему.
Казаха Таскирова, по имени Али, знает у нас каждый. Крепкий он парень. До службы в армии табунщиком был. О лошадях может целыми часами рассказывать. Заслушаешься!
У них в Казахстане на пастбищах бродят тысячи табунов молодых лошадей. Силы нагуливают. Но пока наберут их, одичают совсем. Как звери делаются, не подступишься к ним. И вот Таскиров был усмирителем диких жеребцов. Очень серьезная профессия!
Скачет Али на лошади наперерез табуну одичавших коней и аркан в руках держит. Наметит самого красивого жеребца и начинает охотиться за ним. Как стрела, несется вперед. А приблизится на нужное расстояние к выбранной «жертве» – приподнимется на стременах и бросает аркан.
Как будто бы собственными глазами вижу эту картину.
Кинет Али аркан вперед и в один миг охватывает шею дикого жеребца. А тот, как тигр, во все стороны мечется. Только держись! Если рука у тебя нетвердая и нет нужной ловкости, увлечет тебя дикий конь куда глаза глядят или из седла стащит.
Но Али Таскиров не такой. Как сожмет твою руку, пальцев потом не расцепишь. Только охаешь от боли, а он улыбается, показывает ровные, белые, как бумага, зубы, щурит чуть раскосые глаза. И если он заарканит коня, будь тот сильным, как ветер, – удержит.
Вначале мчится следом за ним, не дает ему от табуна оторваться. В это время другие табунщики направляют косяк несущихся лошадей к ручью, который впадает в речку Чу. Там в землю целый ряд толстых столбов вкопан. Поровняется Али со столбом и камнем на землю из седла вываливается. В один миг конец аркана вокруг столба несколько раз обвивает. Жеребец на дыбы, потом на колени падает. И тут на него наваливаются табунщики, недоуздок надевают. И сколько бы он ни ржал, ни бил копытами в землю, Али его не отпустит.
Твердый характер у Таскирова. Упрямый он человек. Только в стрельбе ему не очень везет. Когда промахнется Али на стрельбах, такая грусть бывает написана на его широком, скуластом лице. Кажется, от этого лицо еще более смуглым делается. И вот диво бывает, что Таскиров стреляет и хорошо, но чаще мажет. Значит, нет у него настоящего мастерства в этом деле.
Никаких разговоров о помощи я не заводил с Таскировым. Просто на занятиях и в свободное время начал ближе держаться к нему. И как-то само собой получилось, что вскоре Максим Перепелица и Али Таскиров стали друзьями – водой не разольешь. А командир нашего отделения, младший сержант Левада, видит, что это на пользу Али идет, и дает мне разные указания – на одно, на другое обратить внимание: то Таскиров изготавливается вяло, то карабин сваливает или не умеет правильно локти ставить при стрельбе лежа. Сам Левада на занятиях показывает Таскирову, как нужно делать. А я уже слежу потом, идет ли ему на пользу наука.
Однажды Левада понаблюдал в ортоскоп, как целится из карабина Али Таскиров, и сказал ему:
– Встаньте передо мной и смотрите мне в глаза.
Затем вытянул вперед руку кистью вверх и, поставив указательный палец вертикально перед своим лицом, потребовал:
– Смотрите на палец!
Когда озадаченный Али перевел взгляд на палец Левады, тот вдруг спросил:
– Какой глаз я сейчас закрывал?
– Уй-бай! – изумленно воскликнул Таскиров. – Я, товарищ командир, на палец смотрел.
– А когда смотрите на прорезь прицела, вы видите, что делается с мушкой, и тем более с мишенью? – снова спросил командир отделения. – Если нет, то обязаны приучить глаз видеть. Иначе стрелять не научитесь.
– Уй-бай! – восхищался Таскиров.
И есть чем – вот так Левада! Прямо – профессор! Когда жили мы с ним в нашем селе Яблонивке, я и не подозревал, что у него такая голова. Ведь верно! Впервые взяв оружие в руки, и я никак не мог приловчиться одновременно смотреть на прорезь прицела, на мушку и на мишень. Глядишь на одно, другое расплывается, а третьего совсем не видишь. А тут не только глядеть нужно, но и совмещать, как того стрелковая наука требует. Вот этой болезнью до сих пор страдает Таскиров. А раз недуг известен, побороть его легче.
Во время одного перерыва говорю я Али:
– На следующих стрельбах мы с тобой не промажем. А для этого ежедневную порцию стрелковых тренировок утроим.
Таскиров улыбается и отвечает:
– Максим – хорош товарищ; по-нашему – жолдас. Спасибо тебе. С Максимом Али будет красиво стрелять…
– Может, и меня в компанию возьмете? – вдруг послышался рядом голос Ильи Самуся.
От неожиданности я даже не тем концом папиросу в губы сунул. Товарищи смеялись, а я крепко пожимал Самусю руку.
Много времени прошло с тех пор. В отделении давно привыкли к тому, что раз отсутствует в расположении роты Перепелица, значит – не ищи ни Самуся, ни Таскирова. Наверняка все вместе в спортивном городке находятся (конечно, с ведома командира отделения). Да и в часы самоподготовки занимаемся мы только за одним столом.
И вот этот вчерашний воскресный день. Никогда его не забуду.
От нашего лагеря до города недалеко. Было решено в воскресенье коллективно отправиться в театр. Строем двинулись мы в путь.
День был на исходе. На улицах города полно людей. Известно – воскресенье. А строй по асфальту так печатает шаг, что дух захватывает. Рядом с командиром роты старшим лейтенантом Куприяновым и командирами взводов идут молодые отличники. Я думаю, никто не удивится тому, что в числе их – Илья Самусь и Али Таскиров… Радостно мне!
Барабан впереди роты точно подтверждает мои мысли;
Да! Да-да-да-да!
Да! Да-да-да-да!..
Ему вторит скрип сапог и гул асфальта под их ударами. На нашем пути на перекрестках зажигается зеленый свет светофора. Замирает движение. Пешеходы стоят на тротуарах и любуются молодцеватым видом солдат. Каждый вспоминает сейчас о своем сыне, брате, муже или любимом, которые, как и мы, несут службу в рядах Советской Армии. Поневоле грудь колесом становится, а голова еще выше поднимается. А улыбок! Столько я еще никогда не видел. Нам улыбаются с тротуаров, из трамваев, улыбаются шоферы машин и постовые милиционеры, продавщицы мороженого и молодые мамаши с карапузами на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Вся совесть моя вспенилась от этих слов. Ведь правда, до приезда Марин Федоровны мне не приходило в голову заниматься вместе с Ильёй Самусем Я считал, что «брать на буксир» отстающего товарища можно только по поручению командира или комсомольской организации. Но Илья трижды не прав, если думает, что теперь хочу помочь ему не от чистого сердца. А как докажешь ему?… Впрочем, никакими тут словами не убедишь человека. Да суть не в одном Самусе. Ведь Али Таскиров тоже неважно стреляет. Теперь-то уж не буду ждать, пока мне поручат помогать ему.
Казаха Таскирова, по имени Али, знает у нас каждый. Крепкий он парень. До службы в армии табунщиком был. О лошадях может целыми часами рассказывать. Заслушаешься!
У них в Казахстане на пастбищах бродят тысячи табунов молодых лошадей. Силы нагуливают. Но пока наберут их, одичают совсем. Как звери делаются, не подступишься к ним. И вот Таскиров был усмирителем диких жеребцов. Очень серьезная профессия!
Скачет Али на лошади наперерез табуну одичавших коней и аркан в руках держит. Наметит самого красивого жеребца и начинает охотиться за ним. Как стрела, несется вперед. А приблизится на нужное расстояние к выбранной «жертве» – приподнимется на стременах и бросает аркан.
Как будто бы собственными глазами вижу эту картину.
Кинет Али аркан вперед и в один миг охватывает шею дикого жеребца. А тот, как тигр, во все стороны мечется. Только держись! Если рука у тебя нетвердая и нет нужной ловкости, увлечет тебя дикий конь куда глаза глядят или из седла стащит.
Но Али Таскиров не такой. Как сожмет твою руку, пальцев потом не расцепишь. Только охаешь от боли, а он улыбается, показывает ровные, белые, как бумага, зубы, щурит чуть раскосые глаза. И если он заарканит коня, будь тот сильным, как ветер, – удержит.
Вначале мчится следом за ним, не дает ему от табуна оторваться. В это время другие табунщики направляют косяк несущихся лошадей к ручью, который впадает в речку Чу. Там в землю целый ряд толстых столбов вкопан. Поровняется Али со столбом и камнем на землю из седла вываливается. В один миг конец аркана вокруг столба несколько раз обвивает. Жеребец на дыбы, потом на колени падает. И тут на него наваливаются табунщики, недоуздок надевают. И сколько бы он ни ржал, ни бил копытами в землю, Али его не отпустит.
Твердый характер у Таскирова. Упрямый он человек. Только в стрельбе ему не очень везет. Когда промахнется Али на стрельбах, такая грусть бывает написана на его широком, скуластом лице. Кажется, от этого лицо еще более смуглым делается. И вот диво бывает, что Таскиров стреляет и хорошо, но чаще мажет. Значит, нет у него настоящего мастерства в этом деле.
Никаких разговоров о помощи я не заводил с Таскировым. Просто на занятиях и в свободное время начал ближе держаться к нему. И как-то само собой получилось, что вскоре Максим Перепелица и Али Таскиров стали друзьями – водой не разольешь. А командир нашего отделения, младший сержант Левада, видит, что это на пользу Али идет, и дает мне разные указания – на одно, на другое обратить внимание: то Таскиров изготавливается вяло, то карабин сваливает или не умеет правильно локти ставить при стрельбе лежа. Сам Левада на занятиях показывает Таскирову, как нужно делать. А я уже слежу потом, идет ли ему на пользу наука.
Однажды Левада понаблюдал в ортоскоп, как целится из карабина Али Таскиров, и сказал ему:
– Встаньте передо мной и смотрите мне в глаза.
Затем вытянул вперед руку кистью вверх и, поставив указательный палец вертикально перед своим лицом, потребовал:
– Смотрите на палец!
Когда озадаченный Али перевел взгляд на палец Левады, тот вдруг спросил:
– Какой глаз я сейчас закрывал?
– Уй-бай! – изумленно воскликнул Таскиров. – Я, товарищ командир, на палец смотрел.
– А когда смотрите на прорезь прицела, вы видите, что делается с мушкой, и тем более с мишенью? – снова спросил командир отделения. – Если нет, то обязаны приучить глаз видеть. Иначе стрелять не научитесь.
– Уй-бай! – восхищался Таскиров.
И есть чем – вот так Левада! Прямо – профессор! Когда жили мы с ним в нашем селе Яблонивке, я и не подозревал, что у него такая голова. Ведь верно! Впервые взяв оружие в руки, и я никак не мог приловчиться одновременно смотреть на прорезь прицела, на мушку и на мишень. Глядишь на одно, другое расплывается, а третьего совсем не видишь. А тут не только глядеть нужно, но и совмещать, как того стрелковая наука требует. Вот этой болезнью до сих пор страдает Таскиров. А раз недуг известен, побороть его легче.
Во время одного перерыва говорю я Али:
– На следующих стрельбах мы с тобой не промажем. А для этого ежедневную порцию стрелковых тренировок утроим.
Таскиров улыбается и отвечает:
– Максим – хорош товарищ; по-нашему – жолдас. Спасибо тебе. С Максимом Али будет красиво стрелять…
– Может, и меня в компанию возьмете? – вдруг послышался рядом голос Ильи Самуся.
От неожиданности я даже не тем концом папиросу в губы сунул. Товарищи смеялись, а я крепко пожимал Самусю руку.
Много времени прошло с тех пор. В отделении давно привыкли к тому, что раз отсутствует в расположении роты Перепелица, значит – не ищи ни Самуся, ни Таскирова. Наверняка все вместе в спортивном городке находятся (конечно, с ведома командира отделения). Да и в часы самоподготовки занимаемся мы только за одним столом.
И вот этот вчерашний воскресный день. Никогда его не забуду.
От нашего лагеря до города недалеко. Было решено в воскресенье коллективно отправиться в театр. Строем двинулись мы в путь.
День был на исходе. На улицах города полно людей. Известно – воскресенье. А строй по асфальту так печатает шаг, что дух захватывает. Рядом с командиром роты старшим лейтенантом Куприяновым и командирами взводов идут молодые отличники. Я думаю, никто не удивится тому, что в числе их – Илья Самусь и Али Таскиров… Радостно мне!
Барабан впереди роты точно подтверждает мои мысли;
Да! Да-да-да-да!
Да! Да-да-да-да!..
Ему вторит скрип сапог и гул асфальта под их ударами. На нашем пути на перекрестках зажигается зеленый свет светофора. Замирает движение. Пешеходы стоят на тротуарах и любуются молодцеватым видом солдат. Каждый вспоминает сейчас о своем сыне, брате, муже или любимом, которые, как и мы, несут службу в рядах Советской Армии. Поневоле грудь колесом становится, а голова еще выше поднимается. А улыбок! Столько я еще никогда не видел. Нам улыбаются с тротуаров, из трамваев, улыбаются шоферы машин и постовые милиционеры, продавщицы мороженого и молодые мамаши с карапузами на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54