– В последнее время господин Дайсё оказывает Косайсё особенную благосклонность, – заметила Дайнагон, – иногда он засиживается в ее покоях до поздней ночи. Но не думаю, чтобы их связывало что-то большее, чем простая дружба. Принц Хёбукё тоже писал к ней, но Косайсё даже не ответила. Кажется, она считает его бессердечным, хотя кто она перед ним?
– Хорошо, что она поняла, сколь беспокойный у принца нрав, – отозвалась Государыня. – Но каким образом заставить его остепениться? Ведь перед дамами и то стыдно бывает.
– Странную историю я слышала, – сказала Дайнагон. – Известно ли вам, что та умершая особа из Удзи по отцу приходится младшей сестрой госпоже из дома на Второй линии? Мать же ее – супруга правителя Хитати. Правда, некоторые утверждают, что она ей не мать, а тетка, но не знаю, верно ли это… Так вот эту особу начал тайно посещать принц Хёбукё. Кто-то сообщил об этом господину Дайсё, и тот решил перевезти ее в столицу, а пока приставил к дому надежных сторожей. Однажды принц приехал, как обычно, а войти не смог. Так и пришлось ему вернуться ни с чем, прождав какое-то время неподалеку от дома. Воображаю, как он был жалок – верхом на коне, в самом простом платье! То ли потому, что девушка тоже полюбила его, то ли по какой другой причине, но только в один прекрасный день она исчезла. И теперь кормилица и прочие прислужницы плачут целыми днями, полагая, что она бросилась в реку.
– Но кто вам все это рассказал? – спросила Государыня, до глубины души пораженная услышанным. – Какое несчастье! Странно, что все обходят молчанием столь невероятное происшествие. Даже Дайсё ни словом не обмолвился, только все сетует на тщетность мирских упований да сокрушается, что столь короткая жизнь выпала на долю всем, кто связан с принцем из Удзи.
– Разумеется, слугам верить нельзя, но девочка-служанка, которая поведала мне эту историю, говорила весьма убедительно. Сама она прислуживает в Удзи, но на днях по какому-то делу приезжала в столицу и заходила в дом Косайсё. Судя по всему, исчезновение девушки из Удзи связано со столь необычными обстоятельствами, что перепуганные дамы предпочитают никому не открывать этой тайны. Думаю, что даже Дайсё не знает всех подробностей.
– Передайте же этой девочке, чтобы она больше никому ничего не говорила, – встревожилась Государыня. – Ах, боюсь, что принц своими похождениями навлечет на себя дурную славу.
Через несколько дней супруга Дайсё получила письмо от Первой принцессы. Восхищенный изяществом почерка, Дайсё пожалел, что столь счастливая мысль не приходила ему в голову раньше. Государыня изволила прислать Второй принцессе множество прекрасных свитков с картинами, а Дайсё, отобрав еще более прекрасные, отослал их Первой принцессе. На одной из картин был весьма умело изображен сын Сэрикава-дайсё, Тоокими, в тот миг, когда он, охваченный тоской по Первой принцессе, осенним вечером выходит из дома. Разумеется, Дайсё не решился сопоставить с ним себя. «О, когда б и я нашел женщину, во всем послушную моей воле…» – вздохнул он.
Ветер осенний
Налетел, и листья мисканта
Покрылись росой.
Вечерней порой особенно
Бывает тоскливо на сердце.
Дайсё хотелось записать эту песню прямо на картине, но он понимал, что не вправе даже намекать на свои чувства. Да и стоило ли отягощать душу новым бременем?
Многое передумал он в те дни, и вот к какому пришел заключению: «Будь жива Ооикими, разве стал бы я помышлять о другой? Нет, даже на предложение Государя ответил бы отказом. Да Государь и не удостоил бы меня такой чести, если бы у меня уже была возлюбленная. Так, именно эта "дева у моста" и лишила мою душу покоя». Тут мысли Дайсё устремились к супруге принца Хёбукё, и новый приступ тоски, раскаяния и досады едва не лишил его рассудка. Затем ему вспомнилась младшая сестра, столь нелепо покинувшая мир. Она была неразумна, словно дитя, и нельзя не порицать ее за опрометчивость, однако не сочувствовать ей тоже нельзя. Как она, должно быть, страдала, заметив, что он переменился к ней, как мучилась сознанием собственной вины! А ведь она могла быть такой милой собеседницей, если, разумеется, не требовать от нее большего. Но он и не предполагал связывать себя с ней более тесными узами… Так стоит ли обижаться теперь на принца и упрекать ее? Разве виной всему не его собственная неосмотрительность?..
Но если такой уравновешенный человек, как Дайсё, не мог обрести душевного покоя, то что говорить о принце Хёбукё? Его тоска усугублялась еще и тем, что рядом не было никого, кто разделил бы с ним его горе. Только госпожа из Флигеля сочувствовала принцу, но, к сожалению, она знала ушедшую недостаточно близко, ведь, едва успев встретиться… Кроме того, госпоже принц никогда не решился бы высказать все, что было у него на душе. Поэтому иногда, не в силах более сдерживать тоски, он призывал Дзидзю, которая когда-то служила в Удзи.
Вскоре после окончания срока скорби дамы, ранее прислуживавшие девушке, разошлись кто куда, и в горной усадьбе остались только кормилица и две молодые прислужницы, которым госпожа при жизни оказывала особую благосклонность и которые так и не сумели забыть… Одной из них была Дзидзю, хотя ничто, казалось бы, не связывало ее с семейством из Удзи. Она коротала дни, беседуя с Укон и кормилицей, но очень скоро жизнь в этом унылом жилище стала тяготить ее. Дзидзю пугал теперь даже плеск воды в реке, а ведь в былые времена он вселял в ее сердце надежду, внушая мысль о «новых встречах, счастливых мирах…» (201). В конце концов она поступила в услужение в какое-то небогатое семейство в столице. Разыскав ее, принц снова предложил ей переехать в дом на Второй линии, но, как ни льстило Дзидзю это предложение, она отказалась, испугавшись пересудов, да и слишком сложные отношения связывали ее с этим домом. Однако она дала понять, что охотно поступила бы на службу к Государыне.
– Что ж, прекрасно, – ответил принц. – Там я смогу тайно видеться с вами.
И вот, понадеявшись, что хотя бы таким образом ей удастся обрести в жизни опору и утешение, Дзидзю прибегла к давнишним связям и поступила в услужение к Государыне. Была она довольно миловидна, скромна, поэтому окружающие отнеслись к ней снисходительно. В покои Государыни нередко заходил Дайсё, и, завидя его, Дзидзю с трудом сдерживала волнение. Государыне прислуживали дамы из самых знатных столичных семейств, но, как ни приглядывалась к ним Дзидзю, она не нашла ни одной, которая была бы прекраснее ее умершей госпожи.
Как-то до Государыни дошел слух о бедственном положении дочери принца Сикибукё, скончавшегося нынешней весной. Мачеха, никогда не питавшая к девушке приязни, узнав, что к ней неравнодушен ее старший брат Мума-но ками, человек, не обладавший решительно никакими достоинствами, тут же сговорилась с ним, хотя девушка, несомненно, заслуживала лучшей участи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103