Копье могли зарыть лишь после строительства церкви Святого Петра, но греки никогда не упоминали, что оно находится в Антиохии. Это сильно отличает его от других реликвий Страстей Господних, обнаруженных святой Еленой и хранящихся в Иерусалиме.
— Этот священник свидетельствует, что сам святой Андрей указал ему, где зарыто копье, — напомнил Рожер, — а Антиохия находится не так уж далеко от Иерусалима. После распятия Лонгин мог поселиться здесь. Ведь сделал же так святой Петр! Во время гонений он мог зарыть его, а впоследствии над этим местом построили церковь… А что греки ничего об этом не знали… Зачем Господу было даровать драгоценную реликвию схизматикам, которые не признают папу римского и не могут защитить себя от неверных? Они не были достойны ее, а войско пилигримов заслужило право обладать святыней. Если посмотреть на всю историю с этой точки зрения, то все очень просто.
— Действительно, это самое простое объяснение, — с улыбкой ответил отец Ив. — Хотя мне и жаль слышать, как яростно вы нападаете на греков и их предков. Сами знаете, они не еретики. Но спорить с чудесами не приходится: на то они и чудеса, что не подчиняются голосу рассудка. Просто вы должны помнить, что происхождение этой реликвии сомнительно, а посему расслабляться в битве с неверными, надеясь на чудо, не следует. Но мне пора возвращаться в город: в полночь я заступаю на пост. Да благословит вас Господь, и бейтесь с врагом что есть силы!
Оставшись один, Рожер поднялся на помост, пытаясь обдумать услышанное. Было бы очень удобно, если бы Господь посылал знамение всякий раз, когда христианское войско оказывалось в критическом положении, но до сих пор этого, кажется, не случалось. Они проникли в самые глубины Азии только благодаря собственной отваге. Хотя в известном смысле Господь не оставлял их своим провидением, и дважды они спасались от неминуемой гибели: впервые это случилось у Дорилея, когда колонна норманнов оказалась под угрозой полного истребления и прованцы вовремя пришли к ним на выручку; во второй раз их зажали между непокоренным городом и «армией избавления», и Боэмунд буквально в последний момент воспользовался услугами предателя. Он вспомнил, как представлял себе паломничество, будучи в Суссексе: ему грезился долгий поход, поскольку на путешествие в Иерусалим уходил по меньшей мере год, и одна-две отчаянные битвы у границ неверных. Но он никак не ожидал, что их ждут бесконечные осады, долгие месяцы голода, огромные каменные стены вокруг каждого города и деревни, неисчислимые орды турок, ускользающих от христианских мечей и днем и ночью осыпающих паломников стрелами, и угрюмая враждебность или настороженное равнодушие местных христиан, которым они пришли на выручку…
Этой ночью турки были особенно настырны, и один из дозорных рыцарей был убит: стрела угодила ему в рот и вышла через шею. Враги шумели, кричали, подходили вплотную к стене, но на штурм не отваживались. На следующий день в обед воинам принесли лишь по кусочку ослиного мяса, и доставивший еду слуга рассказал, что предыдущей ночью, пользуясь темнотой, гарнизон оставил замок Боэмунда у ворот Святого Павла. Официальное объяснение гласило, что его не скрепленные известью каменные стены недостаточно надежны и что турки начали рыть под него подкоп, однако тут же распространился слух, что защитники просто отказались держать там оборону и вернулись в город самовольно. Как бы там ни было, этот форт стал первым укреплением, которое паломники сдали врагу, пусть даже дорога на Алеппо, которую он прикрывал, и потеряла всякое значение после взятия города. Это могло стать началом конца, и у рыцарей Кладбищенского замка вытянулись лица. Весь вечер его защитники клялись, что уж они-то будут удерживать свой пост до последнего человека, но звучало это чересчур напыщенно, чтобы выглядеть убедительным.
К счастью, турки не желали вести уличные бои с закованными в доспехи воинами, иначе они давно могли войти в цитадель со стороны южной стены и атаковать город сверху. Этой возможностью они не пользовались, но многим пилигримам приходилось денно и нощно дежурить на импровизированных баррикадах, отделявших цитадель от остального города. Стало ясно, что долго им не протянуть, и число дезертиров множилось день ото дня.
VI. ХРИСТИАНСКАЯ АНТИОХИЯ, 1098
Двадцать седьмого июня защитники Кладбищенского замка тщетно ждали обеда. Порции становились все меньше и меньше, но до этого дня их кормили хотя бы дважды в сутки. Часа в три надежда вспыхнула вновь, когда они увидели человека, короткими перебежками пробиравшегося по захламленному, обстреливаемому мосту. Наконец он добрался до южной калитки, где голодные воины встретили его насмешливыми аплодисментами. Это был один из клириков герцога. Он заперся с комендантом замка, а затем забрался на наиболее безопасное место в углу южного помоста. Прозвучал сигнал трубы, и внизу начали скапливаться недовольные, — праздные, скучающие и голодные люди. Они злобно роптали, но когда опытный проповедник несколько раз кашлянул и осенил себя крестом, словно был на амвоне, воцарилась относительная тишина. Первые же его слова заставили замолчать всех.
— Пилигримы Нормандии, я принес важные вести. Завтра все мы выйдем из города, чтобы дать врагу решающий бой на равнине к северу от реки. Каждый рыцарь, у которого есть лошадь, должен прибыть верхом, другие будут сражаться в пешем строю там, где укажут вожди. Сегодня ночью этот замок займут сторонники графа Тулузского, которые по болезни не смогут принимать участие в битве, но таким образом внесут свой вклад в оборону города.
Это заявление вызвало бурю негодования. Хотя граф Тулузский был пожилым человеком и редко пребывал в добром здравии, но перед лицом грозившей опасности болезнь его сторонников сочли проявлением трусости. Клирик продолжил:
— Безлошадным рыцарям надлежит встать в строй вместе с простыми пехотинцами. Турки атакуют нас, как только мы пересечем мост, поэтому следует идти сомкнутым строем, изготовясь к бою. Посему герцог приказывает всем бойцам вернуться в город сразу после передачи замка прованцам. Перед рассветом вожди самолично построят войско на площади. Я знаю, что вы сегодня не обедали. Еды больше нет, но вечером герцог устроит вам хороший ужин, на который пойдет все, что осталось. Священное Копье поведет нас в бой, и Господь защитит правое дело. А сейчас кто хочет, может поспать, но не выдавайте себя врагу ни смехом, ни криками.
Речь его выслушали в мертвой тишине. Усталые и голодные люди не собирались смеяться, но предстоящая битва взбудоражила их. Рожер, как и большинство рыцарей, был рад прилечь на одеяло и отдохнуть в тенистом углу двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Этот священник свидетельствует, что сам святой Андрей указал ему, где зарыто копье, — напомнил Рожер, — а Антиохия находится не так уж далеко от Иерусалима. После распятия Лонгин мог поселиться здесь. Ведь сделал же так святой Петр! Во время гонений он мог зарыть его, а впоследствии над этим местом построили церковь… А что греки ничего об этом не знали… Зачем Господу было даровать драгоценную реликвию схизматикам, которые не признают папу римского и не могут защитить себя от неверных? Они не были достойны ее, а войско пилигримов заслужило право обладать святыней. Если посмотреть на всю историю с этой точки зрения, то все очень просто.
— Действительно, это самое простое объяснение, — с улыбкой ответил отец Ив. — Хотя мне и жаль слышать, как яростно вы нападаете на греков и их предков. Сами знаете, они не еретики. Но спорить с чудесами не приходится: на то они и чудеса, что не подчиняются голосу рассудка. Просто вы должны помнить, что происхождение этой реликвии сомнительно, а посему расслабляться в битве с неверными, надеясь на чудо, не следует. Но мне пора возвращаться в город: в полночь я заступаю на пост. Да благословит вас Господь, и бейтесь с врагом что есть силы!
Оставшись один, Рожер поднялся на помост, пытаясь обдумать услышанное. Было бы очень удобно, если бы Господь посылал знамение всякий раз, когда христианское войско оказывалось в критическом положении, но до сих пор этого, кажется, не случалось. Они проникли в самые глубины Азии только благодаря собственной отваге. Хотя в известном смысле Господь не оставлял их своим провидением, и дважды они спасались от неминуемой гибели: впервые это случилось у Дорилея, когда колонна норманнов оказалась под угрозой полного истребления и прованцы вовремя пришли к ним на выручку; во второй раз их зажали между непокоренным городом и «армией избавления», и Боэмунд буквально в последний момент воспользовался услугами предателя. Он вспомнил, как представлял себе паломничество, будучи в Суссексе: ему грезился долгий поход, поскольку на путешествие в Иерусалим уходил по меньшей мере год, и одна-две отчаянные битвы у границ неверных. Но он никак не ожидал, что их ждут бесконечные осады, долгие месяцы голода, огромные каменные стены вокруг каждого города и деревни, неисчислимые орды турок, ускользающих от христианских мечей и днем и ночью осыпающих паломников стрелами, и угрюмая враждебность или настороженное равнодушие местных христиан, которым они пришли на выручку…
Этой ночью турки были особенно настырны, и один из дозорных рыцарей был убит: стрела угодила ему в рот и вышла через шею. Враги шумели, кричали, подходили вплотную к стене, но на штурм не отваживались. На следующий день в обед воинам принесли лишь по кусочку ослиного мяса, и доставивший еду слуга рассказал, что предыдущей ночью, пользуясь темнотой, гарнизон оставил замок Боэмунда у ворот Святого Павла. Официальное объяснение гласило, что его не скрепленные известью каменные стены недостаточно надежны и что турки начали рыть под него подкоп, однако тут же распространился слух, что защитники просто отказались держать там оборону и вернулись в город самовольно. Как бы там ни было, этот форт стал первым укреплением, которое паломники сдали врагу, пусть даже дорога на Алеппо, которую он прикрывал, и потеряла всякое значение после взятия города. Это могло стать началом конца, и у рыцарей Кладбищенского замка вытянулись лица. Весь вечер его защитники клялись, что уж они-то будут удерживать свой пост до последнего человека, но звучало это чересчур напыщенно, чтобы выглядеть убедительным.
К счастью, турки не желали вести уличные бои с закованными в доспехи воинами, иначе они давно могли войти в цитадель со стороны южной стены и атаковать город сверху. Этой возможностью они не пользовались, но многим пилигримам приходилось денно и нощно дежурить на импровизированных баррикадах, отделявших цитадель от остального города. Стало ясно, что долго им не протянуть, и число дезертиров множилось день ото дня.
VI. ХРИСТИАНСКАЯ АНТИОХИЯ, 1098
Двадцать седьмого июня защитники Кладбищенского замка тщетно ждали обеда. Порции становились все меньше и меньше, но до этого дня их кормили хотя бы дважды в сутки. Часа в три надежда вспыхнула вновь, когда они увидели человека, короткими перебежками пробиравшегося по захламленному, обстреливаемому мосту. Наконец он добрался до южной калитки, где голодные воины встретили его насмешливыми аплодисментами. Это был один из клириков герцога. Он заперся с комендантом замка, а затем забрался на наиболее безопасное место в углу южного помоста. Прозвучал сигнал трубы, и внизу начали скапливаться недовольные, — праздные, скучающие и голодные люди. Они злобно роптали, но когда опытный проповедник несколько раз кашлянул и осенил себя крестом, словно был на амвоне, воцарилась относительная тишина. Первые же его слова заставили замолчать всех.
— Пилигримы Нормандии, я принес важные вести. Завтра все мы выйдем из города, чтобы дать врагу решающий бой на равнине к северу от реки. Каждый рыцарь, у которого есть лошадь, должен прибыть верхом, другие будут сражаться в пешем строю там, где укажут вожди. Сегодня ночью этот замок займут сторонники графа Тулузского, которые по болезни не смогут принимать участие в битве, но таким образом внесут свой вклад в оборону города.
Это заявление вызвало бурю негодования. Хотя граф Тулузский был пожилым человеком и редко пребывал в добром здравии, но перед лицом грозившей опасности болезнь его сторонников сочли проявлением трусости. Клирик продолжил:
— Безлошадным рыцарям надлежит встать в строй вместе с простыми пехотинцами. Турки атакуют нас, как только мы пересечем мост, поэтому следует идти сомкнутым строем, изготовясь к бою. Посему герцог приказывает всем бойцам вернуться в город сразу после передачи замка прованцам. Перед рассветом вожди самолично построят войско на площади. Я знаю, что вы сегодня не обедали. Еды больше нет, но вечером герцог устроит вам хороший ужин, на который пойдет все, что осталось. Священное Копье поведет нас в бой, и Господь защитит правое дело. А сейчас кто хочет, может поспать, но не выдавайте себя врагу ни смехом, ни криками.
Речь его выслушали в мертвой тишине. Усталые и голодные люди не собирались смеяться, но предстоящая битва взбудоражила их. Рожер, как и большинство рыцарей, был рад прилечь на одеяло и отдохнуть в тенистом углу двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99