Мы с боем пробивались от Адриатики до самого Оронта, и всегда в последний момент, когда дела становились безнадежными, враги бежали перед нами. Но это не может продолжаться до бесконечности. За последние восемнадцать месяцев в войске не было серьезных стычек, если не считать давнего столкновения в Киликии. Поверил бы ты три года назад, что французы с лотарингцами или аквитанцы с прованцами смогут драться бок о бок в двух долгих и тяжелых кампаниях? Но все это в прошлом. Чем дольше представители разных народов живут бок о бок, тем больше ненавидят друг друга, пусть даже они союзники. Такова человеческая натура, и с этим ничего не поделаешь. Паломничество сыграло свою роль, и волей-неволей придется разделиться, пока мы, христиане, не подняли меч на своих собратьев.
Увидев, что кузен старается сохранить дружелюбный и разумный тон, Рожер тоже успокоился.
— Конечно, провансальцы могут отправляться домой — у их графа и в Европе земли много. И вы, апулийцы, завоевали здесь вполне достаточно. Но у вас на уме другое. Вы с вашим графом нацелились на христианские земли к северу и западу вместо того, чтобы идти в Иерусалим и покорять новые страны неверных. Однако не нам решать. Совет вождей в день Всех Святых обсудит, что делать дальше. А мы пока поживем в этом маленьком замке, где я служу у тебя под началом. Давай не будем спорить о будущем. Просто сохраним верность нашим сеньорам и, когда придет время, последуем за ними.
И они как ни в чем не бывало завели разговор о планах на следующий день, жалуясь на недостаток провианта.
Погода, стоявшая в октябре в долине Оронта, подходила европейцам как нельзя лучше. С каждым днем они чувствовали себя здоровее и бодрее. Да и лошадям пришлись по нраву местный ячмень и резаная солома. Оба кузена согласились не говорить о будущем, и Рожер сосредоточился на тщательном исполнении своих обязанностей. Вскоре пошли слухи, что дела графа Тарентского на севере сложились не блестяще и что верховный главнокомандующий императорской армии при поддержке флота захватил множество киликийских и исаврийских городов. Передача им Лаодикеи была делом не совсем обычным. Теперь приходилось мириться с тем, что греческие силы будут располагаться и на юге Антиохии.
Наступала поздняя осень, зачастили дожди, Тигр и Евфрат разлились, все меньше караванов приходило с востока. В день Святых Симона и Иуды, двадцать восьмого октября, наши герои выехали в Антиохию, оставив замок на попечение здешних христиан. Это было рискованно, потому что местные уроженцы никогда не осмелились бы удерживать форт против злобных турок, но Рожер не протестовал; и без разговоров было ясно, что граф Боэмунд собирает в Антиохии все свои силы на случай, если совет примет решение, которое развяжет междоусобную войну, и что Роберт наверняка получил тайные указания привести с собой всех воинов.
В Антиохии оказалось, что дом Рожера занял какой-то знатный барон, вхожий в совет вождей. Но после четырех месяцев мирного соседства дела пошли хуже, и в старом лагере паломников стали восстанавливать хижины для тех, кому не хватило места в городе. Даже герцог Нормандский наконец-то заинтересовался организационными вопросами и велел своим сторонникам разместиться на восточной окраине лагеря, подальше от Мостовых ворот, где могла со дня на день начаться драка.
Совет готовился заседать долго. Все боялись одного и того же: если не удастся принять решение, которое устроит всех, начнется гражданская война. Поэтому вожди осторожничали, пытаясь с помощью проволочек и тайных уговоров привлечь на свою сторону колеблющихся. Перво-наперво следовало решить, кому должна принадлежать Антиохия. Хотя Боэмунд захватил три четверти города, он, как и все норманны, стремился получить документ, неоспоримо подтверждающий его права. И пусть даже прованцы по-прежнему удерживали большой кусок стены, свергнуть Боэмунда без кровопролитного сражения им не удалось бы, а посему вопрос сводился к одному: в каком качестве граф будет править городом и чьим он станет вассалом.
Раймунд Тулузский высказывался за то, чтобы сеньором графа считался греческий император. Но большинство вождей колебалось. Собственно, спор не имел смысла. Никто не верил, что Боэмунд, фактически владевший городом, станет выполнять вассальные обязанности перед греками, какие бы условия ему ни предлагали. Но тщательное соблюдение феодального права имело большое значение для будущего: Боэмунд был бунтовщиком от природы, но его наследникам все равно пришлось бы рано или поздно пожать плоды принимаемого ныне решения. Поэтому обсуждение двигалось медленно, с дотошным разбором всех статей договора, заключенного после падения Никеи, и скрупулезности их соблюдения Алексеем.
Но вопрос о судьбе города был лишь поверхностным проявлением иного, куда более важного: что делать дальше? Ясно, что независимому княжеству Антиохийскому, которому будут угрожать и греки, и неверные, понадобится огромная армия. С другой стороны, граф Тулузский хотел подвигнуть как можно больше пилигримов к походу на Иерусалим, а для этого нужно было подрезать Боэмунду крылья и заставить его ограничиться оставляемыми в городах небольшими гарнизонами. Большинство воинов не могло повлиять на ход совета — вассалы были вынуждены следовать за своими сеньорами: в крайнем случае они могли перейти служить другому предводителю. Рожер был согласен подчиняться герцогу, поэтому он не часто вмешивался в ожесточенные дебаты собиравшейся у дворца толпы. К его удивлению, Анна тоже считала, что им остается только ждать.
Духовенство и религиозно настроенных мирян одновременно занимала и другая проблема — продолжавшийся спор о чудесных свойствах Священного Копья. Смерть легата лишила церковников права обращаться к его авторитету, хотя прованское происхождение епископа внушало серьезные сомнения в его незаинтересованности. Весь вопрос свелся к тому, насколько благочестив отец Петр Варфоломей и можно ли ему доверять. Если он выдумал историю о полночном видении, то легко мог спрятать наконечник копья в тайник под алтарем, а потом вынуть его. Как всегда в таких случаях, споры о судьбе Антиохии, о предстоящем походе на Иерусалим и подлинности Священного Копья раскололи пилигримов на два враждующих лагеря.
Следуя примеру герцога Нормандского, товарищи Рожера хранили нейтралитет. Большинство относилось к Священному Копью со сдержанным почтением, поскольку других объяснений удивительной победы, одержанной в последней битве, не было, да и графа Боэмунда они уважали за смелость и искусство полководца, хотя не слишком забивали себе голову размышлениями о его роли в этом походе.
Тем временем совет, прозаседав неделю и не придя ни к каким результатам, решил отложить следующую встречу до Епифанова дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Увидев, что кузен старается сохранить дружелюбный и разумный тон, Рожер тоже успокоился.
— Конечно, провансальцы могут отправляться домой — у их графа и в Европе земли много. И вы, апулийцы, завоевали здесь вполне достаточно. Но у вас на уме другое. Вы с вашим графом нацелились на христианские земли к северу и западу вместо того, чтобы идти в Иерусалим и покорять новые страны неверных. Однако не нам решать. Совет вождей в день Всех Святых обсудит, что делать дальше. А мы пока поживем в этом маленьком замке, где я служу у тебя под началом. Давай не будем спорить о будущем. Просто сохраним верность нашим сеньорам и, когда придет время, последуем за ними.
И они как ни в чем не бывало завели разговор о планах на следующий день, жалуясь на недостаток провианта.
Погода, стоявшая в октябре в долине Оронта, подходила европейцам как нельзя лучше. С каждым днем они чувствовали себя здоровее и бодрее. Да и лошадям пришлись по нраву местный ячмень и резаная солома. Оба кузена согласились не говорить о будущем, и Рожер сосредоточился на тщательном исполнении своих обязанностей. Вскоре пошли слухи, что дела графа Тарентского на севере сложились не блестяще и что верховный главнокомандующий императорской армии при поддержке флота захватил множество киликийских и исаврийских городов. Передача им Лаодикеи была делом не совсем обычным. Теперь приходилось мириться с тем, что греческие силы будут располагаться и на юге Антиохии.
Наступала поздняя осень, зачастили дожди, Тигр и Евфрат разлились, все меньше караванов приходило с востока. В день Святых Симона и Иуды, двадцать восьмого октября, наши герои выехали в Антиохию, оставив замок на попечение здешних христиан. Это было рискованно, потому что местные уроженцы никогда не осмелились бы удерживать форт против злобных турок, но Рожер не протестовал; и без разговоров было ясно, что граф Боэмунд собирает в Антиохии все свои силы на случай, если совет примет решение, которое развяжет междоусобную войну, и что Роберт наверняка получил тайные указания привести с собой всех воинов.
В Антиохии оказалось, что дом Рожера занял какой-то знатный барон, вхожий в совет вождей. Но после четырех месяцев мирного соседства дела пошли хуже, и в старом лагере паломников стали восстанавливать хижины для тех, кому не хватило места в городе. Даже герцог Нормандский наконец-то заинтересовался организационными вопросами и велел своим сторонникам разместиться на восточной окраине лагеря, подальше от Мостовых ворот, где могла со дня на день начаться драка.
Совет готовился заседать долго. Все боялись одного и того же: если не удастся принять решение, которое устроит всех, начнется гражданская война. Поэтому вожди осторожничали, пытаясь с помощью проволочек и тайных уговоров привлечь на свою сторону колеблющихся. Перво-наперво следовало решить, кому должна принадлежать Антиохия. Хотя Боэмунд захватил три четверти города, он, как и все норманны, стремился получить документ, неоспоримо подтверждающий его права. И пусть даже прованцы по-прежнему удерживали большой кусок стены, свергнуть Боэмунда без кровопролитного сражения им не удалось бы, а посему вопрос сводился к одному: в каком качестве граф будет править городом и чьим он станет вассалом.
Раймунд Тулузский высказывался за то, чтобы сеньором графа считался греческий император. Но большинство вождей колебалось. Собственно, спор не имел смысла. Никто не верил, что Боэмунд, фактически владевший городом, станет выполнять вассальные обязанности перед греками, какие бы условия ему ни предлагали. Но тщательное соблюдение феодального права имело большое значение для будущего: Боэмунд был бунтовщиком от природы, но его наследникам все равно пришлось бы рано или поздно пожать плоды принимаемого ныне решения. Поэтому обсуждение двигалось медленно, с дотошным разбором всех статей договора, заключенного после падения Никеи, и скрупулезности их соблюдения Алексеем.
Но вопрос о судьбе города был лишь поверхностным проявлением иного, куда более важного: что делать дальше? Ясно, что независимому княжеству Антиохийскому, которому будут угрожать и греки, и неверные, понадобится огромная армия. С другой стороны, граф Тулузский хотел подвигнуть как можно больше пилигримов к походу на Иерусалим, а для этого нужно было подрезать Боэмунду крылья и заставить его ограничиться оставляемыми в городах небольшими гарнизонами. Большинство воинов не могло повлиять на ход совета — вассалы были вынуждены следовать за своими сеньорами: в крайнем случае они могли перейти служить другому предводителю. Рожер был согласен подчиняться герцогу, поэтому он не часто вмешивался в ожесточенные дебаты собиравшейся у дворца толпы. К его удивлению, Анна тоже считала, что им остается только ждать.
Духовенство и религиозно настроенных мирян одновременно занимала и другая проблема — продолжавшийся спор о чудесных свойствах Священного Копья. Смерть легата лишила церковников права обращаться к его авторитету, хотя прованское происхождение епископа внушало серьезные сомнения в его незаинтересованности. Весь вопрос свелся к тому, насколько благочестив отец Петр Варфоломей и можно ли ему доверять. Если он выдумал историю о полночном видении, то легко мог спрятать наконечник копья в тайник под алтарем, а потом вынуть его. Как всегда в таких случаях, споры о судьбе Антиохии, о предстоящем походе на Иерусалим и подлинности Священного Копья раскололи пилигримов на два враждующих лагеря.
Следуя примеру герцога Нормандского, товарищи Рожера хранили нейтралитет. Большинство относилось к Священному Копью со сдержанным почтением, поскольку других объяснений удивительной победы, одержанной в последней битве, не было, да и графа Боэмунда они уважали за смелость и искусство полководца, хотя не слишком забивали себе голову размышлениями о его роли в этом походе.
Тем временем совет, прозаседав неделю и не придя ни к каким результатам, решил отложить следующую встречу до Епифанова дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99