Факел ее потух, и она заблудилась в бесчисленных коридорах. Через пять дней ее нашли – от ужаса и голода она сошла с ума. Когда ее вывели на воздух, она умерла.
Тут в палатку вбежали Тотила, Гильдебранд, Гильдебад и еще некоторые готы.
– Бунт! – закричали они.
– Что случилось? – спросил Витихис.
– Граф Арагад восстал против тебя. Тотчас после избрания он отправился во Флоренцию, где властвует его старший брат, герцог Гунтарис. В доме его живет Матасунта, в качестве его пленницы или жены Арагада – неизвестно. Но братья провозгласили ее королевой и начали сзывать на защиту этой «королевской лилии», как они называют ее, своих многочисленных приверженцев. Все сторонники Амалов также присоединились к ним, кроме того, они наняли многочисленные войска гепидов и аваров и теперь собираются идти к Равенне.
– О Витихис, – с гневом вскричал Гильдебад, – дай мне отряд в три тысячи и пошли во Флоренцию. Я скоро привезу тебе эту «королеву готов» вместе с ее защитниками в одной клетке.
– Дело очень серьезно, – озабоченно сказал Гильдебранд. – Впереди – стотысячное войско Велизария, позади – коварный Рим, наши войска далеко, и ко всему этому еще междоусобная война в самом сердце государства!
– Теперь нам не остается выбора, – спокойно сказал Витихис. – Теперь мы должны отступить.
– Как? – с негодованием спросил Гильдебад. – Отступить?
– Да, мы не должны оставлять врага за спиной. Завтра же утром мы отступим к Риму и потом дальше – к Флоренции и Равенне. Восстание должно быть погашено раньше, чем оно разгорится.
– Как? Ты отступаешь перед Велизарием? – негодовал великан Гильдебад.
– Только для того, чтобы вернее поразить его, Гильдебад.
– Нет! – закричал Гильдебад. – Этого ты не посмеешь сделать! Витихис спокойно подошел к нему и положил руку ему на плечо.
– Я твой король, – сказал он. – Ты сам избрал меня. Громче других звучал голос: «Да здравствует король Витихис!» Ты знаешь, – и Господь знает, – что я не стремился к этой короне. Вы сами надели ее мне на голову: возьмите же ее теперь, если вы не доверяете мне. Но пока я король – вы должны верить и повиноваться мне, иначе мы все погибнем.
– Ты прав, – опустив голову, ответил Гильдебад. – Прости, я постараюсь загладить свою вину в битве.
– Теперь отправляйтесь к своим отрядам и распорядитесь снять лагерь. Завтра утром мы отступаем. А ты, Тотила, поедешь в Галлию к королю франков с важным поручением…
Вечером в тот день, когда войска готов вступили в Рим, в комнате Цетега собралось несколько молодых римлян.
– Так это список слепых приверженцев Сильверия? – спросил он.
– Да, – ответил Люций Лициний. – Но это была большая жертва, префект: вместо того, чтобы сражаться, я все время должен был выслеживать этих попов.
– Терпение, дети мои. Мы должны иметь своих врагов в руках. Скоро… В эту минуту слуга доложил, что какой-то воин-гот желает видеть префекта.
– Впусти его, – сказал Цетег.
Через минуту молодой человек в шляпе и плаще готов бросился на грудь Цетегу.
– Юлий! – холодно отступая, сказал Цетег. – Ты слишком похож на варвара! Как ты попал в Рим?
– Я сопровождаю Валерию под защитой готов. Мы прямо из дымящегося Неаполя.
– А, так ты сражался там со своим златокудрым другом против Италии? Для римлянина прекрасно, не правда ли, друзья? – обратился он к молодежи.
– Нет, отец, я не сражался и не буду сражаться в этой несчастной войне. Горе тем, кто возбудил ее!
Префект смерил его холодным взглядом.
– Горе, что подобный отступник – мой Юлий! Вот, римляне, смотрите на римлянина, в котором нет жажды свободы, нет ненависти к варварам.
– Где же те римляне, о которых ты говоришь? – пожимая плечами, спокойно спросил Юлий. – Разве римляне поднялись, чтобы разбить свои оковы? С готами сражается Юстиниан, а не мы. Горе народу, которого освобождает тиран!
В глубине души Цетег был согласен с Юлием, но не хотел высказать это при посторонних.
– Мне надо самому поговорить с этим философом, – обратился он к молодым людям. – Уведомьте меня, если святоши затеют что-нибудь. Все вышли.
– Отец, – с чувством сказал Юлий, когда остался с префектом. – Я пришел сюда, чтобы вырвать тебя из этого душного воздуха, из этого мира лжи и коварства. Прошу тебя, друг, отец, едем со мной в Галлию.
– Недурно, – улыбнулся префект. – Бросить Италию, когда освободитель ее уже здесь! Знай, что эту войну, которую ты проклинаешь, вызвал я.
– А кто прекратит ее? Кто освободит нас от этих освободителей? – спросил Юлий.
– Я же, – спокойно и величественно ответил Цетег. – И ты, мой сын, должен помочь мне в этом. Да, Юлий, твой воспитатель, которого ты так холодно порицаешь, лелеет мечту, которой посвятил себя. Даруй последнюю радость моей одинокой жизни: будь моим товарищем в этой борьбе и наследником моей победы. Дело идет о Риме, о свободе, могуществе! Юноша, неужели эти слова не трогают тебя? Подумай, – все с большей горячностью продолжал он, – подумай: готы и византийцы – я их ненавижу, как и ты, – погубят друг друга, и на развалинах их могущества поднимется Италия, Рим в прежнем блеске. Повелитель Рима снова будет властвовать над востоком и западом, восстанет новое всемирное государство, более великое, чем древнее.
– И повелителем этого государства будет Цетег, – прервал Юлий.
– Да, Цетег, а после него Юлий Монтан. Юноша, ты – не человек, если тебя не прельщает подобная цель.
– Цель высока, как звезды, но путь к ней не прямой, – ответил Юлий. – Если бы этот путь был прям, – клянусь, я боролся бы рядом с тобой. Действуй открыто: созови римскую молодежь, веди их в битву против варваров, против тиранов – и я стану подле тебя.
– Глупец, да разве же ты не видишь, что так повести дело невозможно! – закричал Цетег.
– Поэтому недостижима и твоя цель. Отец, позволь мне говорить прямо, я для этого и пришел. О, если бы мне удалось отозвать тебя с этого пути лжи и хитрости, который может привести только к гибели! Ведь все, что было ужасного в это последнее время, – смерть Аталариха, Камиллы, Амаласунты, высадка византийцев – все это люди связывают с твоим именем. Скажи мне прямо, правда ли это?
– Мальчишка! Ты вздумал исповедовать меня? Неужели ты думаешь, что мировая история создается из роз и лилий? Великие дела требуют иногда крупных жертв, и только мелкие людишки считают их преступлениями.
– Нет! – закричал Юлий. – Будь проклята цель, к которой ведут преступления! Наши дороги расходятся.
– Юлий, не уходи! Ты отталкиваешь то, что не предлагалось еще ни одному смертному! Будь мне сыном, ради которого я буду бороться и которому мог бы оставить наследство моей жизни.
– Нет, это наследство обросло ложью, залито кровью. Никогда не приму я его. Я ухожу, чтобы твой образ не омрачился еще более в моих глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Тут в палатку вбежали Тотила, Гильдебранд, Гильдебад и еще некоторые готы.
– Бунт! – закричали они.
– Что случилось? – спросил Витихис.
– Граф Арагад восстал против тебя. Тотчас после избрания он отправился во Флоренцию, где властвует его старший брат, герцог Гунтарис. В доме его живет Матасунта, в качестве его пленницы или жены Арагада – неизвестно. Но братья провозгласили ее королевой и начали сзывать на защиту этой «королевской лилии», как они называют ее, своих многочисленных приверженцев. Все сторонники Амалов также присоединились к ним, кроме того, они наняли многочисленные войска гепидов и аваров и теперь собираются идти к Равенне.
– О Витихис, – с гневом вскричал Гильдебад, – дай мне отряд в три тысячи и пошли во Флоренцию. Я скоро привезу тебе эту «королеву готов» вместе с ее защитниками в одной клетке.
– Дело очень серьезно, – озабоченно сказал Гильдебранд. – Впереди – стотысячное войско Велизария, позади – коварный Рим, наши войска далеко, и ко всему этому еще междоусобная война в самом сердце государства!
– Теперь нам не остается выбора, – спокойно сказал Витихис. – Теперь мы должны отступить.
– Как? – с негодованием спросил Гильдебад. – Отступить?
– Да, мы не должны оставлять врага за спиной. Завтра же утром мы отступим к Риму и потом дальше – к Флоренции и Равенне. Восстание должно быть погашено раньше, чем оно разгорится.
– Как? Ты отступаешь перед Велизарием? – негодовал великан Гильдебад.
– Только для того, чтобы вернее поразить его, Гильдебад.
– Нет! – закричал Гильдебад. – Этого ты не посмеешь сделать! Витихис спокойно подошел к нему и положил руку ему на плечо.
– Я твой король, – сказал он. – Ты сам избрал меня. Громче других звучал голос: «Да здравствует король Витихис!» Ты знаешь, – и Господь знает, – что я не стремился к этой короне. Вы сами надели ее мне на голову: возьмите же ее теперь, если вы не доверяете мне. Но пока я король – вы должны верить и повиноваться мне, иначе мы все погибнем.
– Ты прав, – опустив голову, ответил Гильдебад. – Прости, я постараюсь загладить свою вину в битве.
– Теперь отправляйтесь к своим отрядам и распорядитесь снять лагерь. Завтра утром мы отступаем. А ты, Тотила, поедешь в Галлию к королю франков с важным поручением…
Вечером в тот день, когда войска готов вступили в Рим, в комнате Цетега собралось несколько молодых римлян.
– Так это список слепых приверженцев Сильверия? – спросил он.
– Да, – ответил Люций Лициний. – Но это была большая жертва, префект: вместо того, чтобы сражаться, я все время должен был выслеживать этих попов.
– Терпение, дети мои. Мы должны иметь своих врагов в руках. Скоро… В эту минуту слуга доложил, что какой-то воин-гот желает видеть префекта.
– Впусти его, – сказал Цетег.
Через минуту молодой человек в шляпе и плаще готов бросился на грудь Цетегу.
– Юлий! – холодно отступая, сказал Цетег. – Ты слишком похож на варвара! Как ты попал в Рим?
– Я сопровождаю Валерию под защитой готов. Мы прямо из дымящегося Неаполя.
– А, так ты сражался там со своим златокудрым другом против Италии? Для римлянина прекрасно, не правда ли, друзья? – обратился он к молодежи.
– Нет, отец, я не сражался и не буду сражаться в этой несчастной войне. Горе тем, кто возбудил ее!
Префект смерил его холодным взглядом.
– Горе, что подобный отступник – мой Юлий! Вот, римляне, смотрите на римлянина, в котором нет жажды свободы, нет ненависти к варварам.
– Где же те римляне, о которых ты говоришь? – пожимая плечами, спокойно спросил Юлий. – Разве римляне поднялись, чтобы разбить свои оковы? С готами сражается Юстиниан, а не мы. Горе народу, которого освобождает тиран!
В глубине души Цетег был согласен с Юлием, но не хотел высказать это при посторонних.
– Мне надо самому поговорить с этим философом, – обратился он к молодым людям. – Уведомьте меня, если святоши затеют что-нибудь. Все вышли.
– Отец, – с чувством сказал Юлий, когда остался с префектом. – Я пришел сюда, чтобы вырвать тебя из этого душного воздуха, из этого мира лжи и коварства. Прошу тебя, друг, отец, едем со мной в Галлию.
– Недурно, – улыбнулся префект. – Бросить Италию, когда освободитель ее уже здесь! Знай, что эту войну, которую ты проклинаешь, вызвал я.
– А кто прекратит ее? Кто освободит нас от этих освободителей? – спросил Юлий.
– Я же, – спокойно и величественно ответил Цетег. – И ты, мой сын, должен помочь мне в этом. Да, Юлий, твой воспитатель, которого ты так холодно порицаешь, лелеет мечту, которой посвятил себя. Даруй последнюю радость моей одинокой жизни: будь моим товарищем в этой борьбе и наследником моей победы. Дело идет о Риме, о свободе, могуществе! Юноша, неужели эти слова не трогают тебя? Подумай, – все с большей горячностью продолжал он, – подумай: готы и византийцы – я их ненавижу, как и ты, – погубят друг друга, и на развалинах их могущества поднимется Италия, Рим в прежнем блеске. Повелитель Рима снова будет властвовать над востоком и западом, восстанет новое всемирное государство, более великое, чем древнее.
– И повелителем этого государства будет Цетег, – прервал Юлий.
– Да, Цетег, а после него Юлий Монтан. Юноша, ты – не человек, если тебя не прельщает подобная цель.
– Цель высока, как звезды, но путь к ней не прямой, – ответил Юлий. – Если бы этот путь был прям, – клянусь, я боролся бы рядом с тобой. Действуй открыто: созови римскую молодежь, веди их в битву против варваров, против тиранов – и я стану подле тебя.
– Глупец, да разве же ты не видишь, что так повести дело невозможно! – закричал Цетег.
– Поэтому недостижима и твоя цель. Отец, позволь мне говорить прямо, я для этого и пришел. О, если бы мне удалось отозвать тебя с этого пути лжи и хитрости, который может привести только к гибели! Ведь все, что было ужасного в это последнее время, – смерть Аталариха, Камиллы, Амаласунты, высадка византийцев – все это люди связывают с твоим именем. Скажи мне прямо, правда ли это?
– Мальчишка! Ты вздумал исповедовать меня? Неужели ты думаешь, что мировая история создается из роз и лилий? Великие дела требуют иногда крупных жертв, и только мелкие людишки считают их преступлениями.
– Нет! – закричал Юлий. – Будь проклята цель, к которой ведут преступления! Наши дороги расходятся.
– Юлий, не уходи! Ты отталкиваешь то, что не предлагалось еще ни одному смертному! Будь мне сыном, ради которого я буду бороться и которому мог бы оставить наследство моей жизни.
– Нет, это наследство обросло ложью, залито кровью. Никогда не приму я его. Я ухожу, чтобы твой образ не омрачился еще более в моих глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107