И какой это будет позор для сына короля!» В следующие дни я брал его с собой на луг, где паслись наши лошади. Там ему очень понравилось, и я надеялся, что скоро мы уедем. Но однажды утром он успел убежать от меня, и я отправился на луг один. На обратном пути я поехал лесом мимо пещеры, уверенный, что найду его там. Но его не было. Только разломанный щит его валялся на траве. Я в испуге оглянулся, прошел в пещеру – его и там нет. Но на мягком песке виднелись большие следы. Я пошел по ним. Они привели к самому краю крутой скалы. Я посмотрел вниз. И там…
Витихис задрожал.
– Ах, мой бедный господин! Там, на берегу ручья, лежал наш мальчик. Как спустился с крутого, как стена, обрыва, я уж и сам не знаю: точно воздух поддерживал меня, но через секунду я был уже внизу. Он лежал, все еще крепко держа меч в правой ручонке, а светлые волосы его совсем окрасились кровью. Я прислушался – маленькое сердечко еще билось. Вода привела его в чувство. Он открыл глаза. «Ты упал вниз, мое дитя?» – спросил я его. «Нет, – ответил он, – не упал. Меня сбросили». Я в ужасе смотрел на него. «Кальпурний, – прошептал он. – Когда я сражался со змеями, Кальпурний вдруг появился из-за скалы. «Ступай со мной, – сказал он и бросился ко мне. Он смотрел так зло, что я отскочил. – Ступай, – сказал он, – или я тебя свяжу». – «Меня связать! – вскричал я. – Мой отец – король готов и твой. Только тронь меня!» Тут он обозлился и бросился на меня с палкой. Но я знал, что поблизости наши люди рубят дрова, и позвал на помощь, а сам бросился на край скалы. Мой крик услышали, потому что стук топоров сразу стих. Тогда Кальпурний испуганно осмотрелся и вдруг бросился ко мне. «Умри же, змееныш!» – сказал он и толкнул меня со скалы». Тут бедняжка снова потерял сознание. Я принес его домой. На руках матери он еще раз открыл глазки. Его последнее слово было – привет тебе.
– Что же моя жена? – спросил со стоном Витихис. – Она в отчаянии?
– Нет, господин. Твоя жена – точно из золота и стали. Как только ребенок скончался, она молча указала на дом Кальпурния. Я понял: вооружил всех рабов и повел их, чтобы отомстить. Мы положили мертвого мальчика на щит и понес его с собой, а Раутгунда шла за ним с мечом в руках. Перед воротами его дома мы опустили труп на землю. Сам Кальпурний уже ускакал на самой быстрой лошади, но его жена, сын и двадцать рабов стояли во дворе, готовя лошадей, чтобы бежать. Мы три раза прокричали им обвинение в убийстве и потом бросились на них. Мы убили их всех и дом сожгли. Госпожа Раутгунда все время молча стояла подле трупа, опершись на меч, а на следующий день послала меня к тебе. Сама она едет вслед за мной. Она сейчас будет здесь.
– Мое дитя, мое дитя, моя жена! – с горестью вскричал Витихис. – Вот первый подарок, который принесла мне корона!
И со страшной болью он вскрикнул, обращаясь к Гильдебранду:
– Что же, старик, неужели ты и теперь будешь настаивать на своем требовании – жестоком, невыносимом!
– Необходимое не может быть невыносимым, – медленно, с расстановкой ответил Гильдебранд. – И зиму мы выносим, и старость, и смерть. Они приходят, не спрашивая, хотим ли мы выносить их. Они приходят, и мы выносим их, потому что должны… Но я слышу женский голос. Идем!
Витихис обернулся к двери: там стояла, покрытая черным покрывалом, Раутгунда. С криком боли и любви бросился к ней Витихис.
Несколько дней бездетные теперь супруги предавались своему горю. Витихис почти не покидал палатки, передав главное начальство над войском Гильдебранду.
– Напрасно мучишь ты короля, – сказал однажды Тейя Гильдебранду. – Он ни за что не согласится, особенно теперь.
– Да, он… Он этого, пожалуй, не сделает. Но… она?
– Она… может быть, – ответил Тейя.
– Она сделает, – уверенно ответил Гильдебранд. – Оставим их еще на несколько дней в покое. Пусть немного свыкнутся с мыслью о смерти ребенка. А тогда я потребую решительного отчета.
Но старик был вынужден заговорить с королем раньше, чем он рассчитывал.
Велизарий оставался все это время в Риме, но постоянно высылал небольшие отряды, которые нападали на мелкие города, села, отдельные замки и захватывали их. Предводителями таких отрядов он назначал римлян, они знали хорошо дороги в глубине страны. Иногда же такими предводителями были и готы, кто, живя среди римлян, сроднились с ними, стали на их сторону. На последнем народном собрании в Регете было решено, чтобы таких готов-отщепенцев подвергать позорной казни, как только они попадутся в руки. Но до сих пор закон этот ни разу еще не применялся, и о нем почти забыли.
Но вот однажды Гильдебранду донесли, что крепкий замок Цезена, стоявший среди леса на вершине крутой горы, неподалеку от их лагеря, занят отрядом Велизария. Гильдебранд давно уже с тревогой следил, как мелкие отряды врага проникали таким путем все дальше в глубь страны, и теперь решил выступить против них. Взяв с собой тысячу воинов, он ночью отправился к замку. Чтобы подойти незамеченным, он велел солдатам обвязать копыта лошадей соломой. Действительно, нападение было вполне успешным: византийцы бросились бежать врассыпную в лес, где готы, окружившие скалу, перебили почти всех. Только небольшой группе удалось добраться до мостика, переброшенного через речку, протекавшую у основания горы. Готы бросились за ними, но у мостика их задержал один из беглецов, судя по богатству вооружения – их начальник.
Этот высокий, стройный и, как казалось, молодой человек – лицо его было закрыто опущенным забралом, – сражался как лев, прикрывая бегство своих. Он убил четырех готов.
В эту минуту подъехал Гильдебранд. Видя, как неравна битва, он крикнул воину:
– Сдайся, храбрец! Я ручаюсь за твою жизнь!
Римлянин вздрогнул, с минуту как будто раздумывал и взглянул на старика, но затем с новой яростью бросился вперед и убил еще одного гота. Готы в ужасе подались назад. Но старый Гильдебранд бросился на него с криком:
– Вперед! Теперь нет ему милости! Берите копья!
А сам бросил в него свой каменный топор – он один только и имел еще это древнее оружие. Храбрец получил удар в голову и, точно сраженный молнией, упал.
Два гота подскочили и сняли с его головы шлем.
– Да это не римлянин! – вскричали они. – И не византиец! Смотри, Гильдебранд, золотистые локоны! Это гот! Гильдебранд подошел и вздрогнул.
– Факелов сюда! Света! – вскричал он и, всмотревшись в лицо воина, медленно поднялся. – Да, это гот, – мрачно сказал он и затем прибавил с ледяным спокойствием. – И я, я убил его!
Но рука его, державшая поднятый топор, сильно дрожала.
– Нет! – вскричал другой гот. – Он не умер, а только оглушен: вот он открывает глаза.
– Он жив? – с ужасом спросил Гильдебранд. – Тогда горе и ему, и мне!.. Но нет, сами боги готов отдают его в мою власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Витихис задрожал.
– Ах, мой бедный господин! Там, на берегу ручья, лежал наш мальчик. Как спустился с крутого, как стена, обрыва, я уж и сам не знаю: точно воздух поддерживал меня, но через секунду я был уже внизу. Он лежал, все еще крепко держа меч в правой ручонке, а светлые волосы его совсем окрасились кровью. Я прислушался – маленькое сердечко еще билось. Вода привела его в чувство. Он открыл глаза. «Ты упал вниз, мое дитя?» – спросил я его. «Нет, – ответил он, – не упал. Меня сбросили». Я в ужасе смотрел на него. «Кальпурний, – прошептал он. – Когда я сражался со змеями, Кальпурний вдруг появился из-за скалы. «Ступай со мной, – сказал он и бросился ко мне. Он смотрел так зло, что я отскочил. – Ступай, – сказал он, – или я тебя свяжу». – «Меня связать! – вскричал я. – Мой отец – король готов и твой. Только тронь меня!» Тут он обозлился и бросился на меня с палкой. Но я знал, что поблизости наши люди рубят дрова, и позвал на помощь, а сам бросился на край скалы. Мой крик услышали, потому что стук топоров сразу стих. Тогда Кальпурний испуганно осмотрелся и вдруг бросился ко мне. «Умри же, змееныш!» – сказал он и толкнул меня со скалы». Тут бедняжка снова потерял сознание. Я принес его домой. На руках матери он еще раз открыл глазки. Его последнее слово было – привет тебе.
– Что же моя жена? – спросил со стоном Витихис. – Она в отчаянии?
– Нет, господин. Твоя жена – точно из золота и стали. Как только ребенок скончался, она молча указала на дом Кальпурния. Я понял: вооружил всех рабов и повел их, чтобы отомстить. Мы положили мертвого мальчика на щит и понес его с собой, а Раутгунда шла за ним с мечом в руках. Перед воротами его дома мы опустили труп на землю. Сам Кальпурний уже ускакал на самой быстрой лошади, но его жена, сын и двадцать рабов стояли во дворе, готовя лошадей, чтобы бежать. Мы три раза прокричали им обвинение в убийстве и потом бросились на них. Мы убили их всех и дом сожгли. Госпожа Раутгунда все время молча стояла подле трупа, опершись на меч, а на следующий день послала меня к тебе. Сама она едет вслед за мной. Она сейчас будет здесь.
– Мое дитя, мое дитя, моя жена! – с горестью вскричал Витихис. – Вот первый подарок, который принесла мне корона!
И со страшной болью он вскрикнул, обращаясь к Гильдебранду:
– Что же, старик, неужели ты и теперь будешь настаивать на своем требовании – жестоком, невыносимом!
– Необходимое не может быть невыносимым, – медленно, с расстановкой ответил Гильдебранд. – И зиму мы выносим, и старость, и смерть. Они приходят, не спрашивая, хотим ли мы выносить их. Они приходят, и мы выносим их, потому что должны… Но я слышу женский голос. Идем!
Витихис обернулся к двери: там стояла, покрытая черным покрывалом, Раутгунда. С криком боли и любви бросился к ней Витихис.
Несколько дней бездетные теперь супруги предавались своему горю. Витихис почти не покидал палатки, передав главное начальство над войском Гильдебранду.
– Напрасно мучишь ты короля, – сказал однажды Тейя Гильдебранду. – Он ни за что не согласится, особенно теперь.
– Да, он… Он этого, пожалуй, не сделает. Но… она?
– Она… может быть, – ответил Тейя.
– Она сделает, – уверенно ответил Гильдебранд. – Оставим их еще на несколько дней в покое. Пусть немного свыкнутся с мыслью о смерти ребенка. А тогда я потребую решительного отчета.
Но старик был вынужден заговорить с королем раньше, чем он рассчитывал.
Велизарий оставался все это время в Риме, но постоянно высылал небольшие отряды, которые нападали на мелкие города, села, отдельные замки и захватывали их. Предводителями таких отрядов он назначал римлян, они знали хорошо дороги в глубине страны. Иногда же такими предводителями были и готы, кто, живя среди римлян, сроднились с ними, стали на их сторону. На последнем народном собрании в Регете было решено, чтобы таких готов-отщепенцев подвергать позорной казни, как только они попадутся в руки. Но до сих пор закон этот ни разу еще не применялся, и о нем почти забыли.
Но вот однажды Гильдебранду донесли, что крепкий замок Цезена, стоявший среди леса на вершине крутой горы, неподалеку от их лагеря, занят отрядом Велизария. Гильдебранд давно уже с тревогой следил, как мелкие отряды врага проникали таким путем все дальше в глубь страны, и теперь решил выступить против них. Взяв с собой тысячу воинов, он ночью отправился к замку. Чтобы подойти незамеченным, он велел солдатам обвязать копыта лошадей соломой. Действительно, нападение было вполне успешным: византийцы бросились бежать врассыпную в лес, где готы, окружившие скалу, перебили почти всех. Только небольшой группе удалось добраться до мостика, переброшенного через речку, протекавшую у основания горы. Готы бросились за ними, но у мостика их задержал один из беглецов, судя по богатству вооружения – их начальник.
Этот высокий, стройный и, как казалось, молодой человек – лицо его было закрыто опущенным забралом, – сражался как лев, прикрывая бегство своих. Он убил четырех готов.
В эту минуту подъехал Гильдебранд. Видя, как неравна битва, он крикнул воину:
– Сдайся, храбрец! Я ручаюсь за твою жизнь!
Римлянин вздрогнул, с минуту как будто раздумывал и взглянул на старика, но затем с новой яростью бросился вперед и убил еще одного гота. Готы в ужасе подались назад. Но старый Гильдебранд бросился на него с криком:
– Вперед! Теперь нет ему милости! Берите копья!
А сам бросил в него свой каменный топор – он один только и имел еще это древнее оружие. Храбрец получил удар в голову и, точно сраженный молнией, упал.
Два гота подскочили и сняли с его головы шлем.
– Да это не римлянин! – вскричали они. – И не византиец! Смотри, Гильдебранд, золотистые локоны! Это гот! Гильдебранд подошел и вздрогнул.
– Факелов сюда! Света! – вскричал он и, всмотревшись в лицо воина, медленно поднялся. – Да, это гот, – мрачно сказал он и затем прибавил с ледяным спокойствием. – И я, я убил его!
Но рука его, державшая поднятый топор, сильно дрожала.
– Нет! – вскричал другой гот. – Он не умер, а только оглушен: вот он открывает глаза.
– Он жив? – с ужасом спросил Гильдебранд. – Тогда горе и ему, и мне!.. Но нет, сами боги готов отдают его в мою власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107