.. Часто об этих методах упоминалось в моем присутствии в ОКБ и ОКХ... Я твердо уверен в том, что энергичный, объединенный протест со стороны всех фельдмаршалов имел бы своим результатом изменение этих задач и методов. Если бы они утверждали, что в таком случае их заменили бы более жестокими главнокомандующими, это, по-моему, было бы глупой и трусливой уверткой.
По иронии судьбы, версию о том, что германское командование, германский генеральный штаб якобы не только не имели касательства к гитлеровским зверствам, но даже не знали о них, пришлось разоблачать многим виднейшим эсэсовцам и весьма высокопоставленным чинам гитлеровского генштаба. Читателям уже хорошо знакомы имена генералов войск СС Бах-Зелевского и начальника оперативного отдела генштаба Хойзингера.
Именно Бах-Зелевский был уполномочен Гитлером руководить всей антипартизанской борьбой на восточном фронте. И к неудовольствию доктора Латерзнера, стремившегося переложить всю ответственность за зверское обращение с партизанами на СС, Бах-Зелевский заявил, что «основные действия против партизан осуществлялись главным образом подразделениями вооруженных сил».
Не лучше получилось и с Хойзингером. Он еще не вышел тогда из состояния шока, вызванного поражением, и потому не решился лгать так беспардонно, как это он стал делать, когда испуг прошел и вдруг выяснилось, что в нем кто-то нуждается. Мне вспоминаются его показания в 1945 году, которые были оглашены в одном из заседаний Международного трибунала. Как и Бах-Зелевского, Хойзингера спросили, кто же предписывал и кто осуществлял операции против участников движения Сопротивления. И Хойзингер заявил:
— Директивы, касающиеся методов проведения операции против партизан, издавались ОКВ и ОКХ согласно приказам Гитлера и после консультаций с Гиммлером.
Далее он признает, что именно генштаб и руководимый им вермахт осуществляли тягчайшие преступления против мирного населения:
— Командование сухопутной армии было ответственно за передачу приказов, которые устанавливали основные принципы проведения карательных экспедиций против населения.
В своих показаниях Хойзингер обнаружил хорошее понимание тех целей, которые преследовали во время войны нацистская партия, а заодно с ней и генеральный штаб. Он констатировал:
— Моим личным мнением всегда было то, что обращение с гражданским населением и методы ведения антипартизанской войны в районах операций, одобренные высшими военными и политическими руководителями, способствовали проведению в жизнь планов систематического уничтожения славянства и еврейства.
Но может быть, Хойзингер внутренне осуждал эти меры, считал их принципиально недопустимыми? Нет, генерал Хойзингер рассматривал их только с практической точки зрения, которую он выразил в следующих словах:
— Я всегда считал эти жестокие методы военным безумием, поскольку они только затрудняли борьбу против врага.
Такую аттестацию германскому генштабу дал один из непосредственных его руководителей. Так же аттестовал себя и сам генштаб, поскольку из недр его исходили все наиболее преступные приказы, в совокупности своей составившие целый кодекс военных преступлений.
Издавая такие приказы, германский генштаб требовал от командующих армиями «проявления широкой инициативы». И те, конечно, проявляли ее. На Нюрнбергском процессе много раз говорилось о приказе генерала Рейхенау. Этот приказ был признан «образцовым» и направлен в качестве примера в другие армии.
В Нюрнберге фельдмаршал Манштейн постарался отмежеваться от него:
— Нет, нет я отклонил этот приказ.
Читатель, видимо, полагает, что, пользуясь материалами процесса, я уличу сейчас этого прусского фельдмаршала в том, что он распространял действие приказа Рейхенау на свою армию. Ничуть не бывало. В данном случае «старый солдат» не лгал.
Получив «образцовый» приказ Рейхенау, он был искренне оскорблен. Манштейн сам издавал приказы почище этого. Только в Нюрнберге ему хотелось создать несколько иное впечатление о своем отношении к требованиям Рейхенау, представить дело так, будто бы они не согласуются с его представлениями о воинских традициях. Но обвинитель прерывает излияния Манштейна. Рядом с приказом Рейхенау он кладет другой приказ и осведомляется:
— Не был ли этот документ издан вашим же штабом и подписан двадцатого ноября тысяча девятьсот сорок первого года?
— Мне надо его детально прочесть. Я не помню об этом приказе, — волнуясь, ответствует Манштейн.
И человек, который так много распинался о своих «рыцарских традициях», о неприятии прусскими генералами нацистской идеологии, об их полном невмешательстве в политику, вдруг читает в своем собственном приказе:
«С 22 июня германский народ находится в состоянии смертельной борьбы против большевистской системы».
А дальше «аполитичный» Манштейн подчеркивает, что в этой борьбе нет и не может быть никаких ссылок на международное право. «Эта борьба ведется не только против советских вооруженных сил в традиционной форме, установленной законами и обычаями войны». И под конец фельдмаршал провозглашает лозунг: «Еврейско-большевистская система должна быть уничтожена раз и навсегда».
Припертый фактами, Манштейн пытается еще увернуться. Он не спорит о том, что подпись под приказом его, но просит поверить, что не помнит, каким образом появился такой приказ.
— И это не удивительно, господа судьи... Прошли годы, и я за это время подписал сотни, а может быть, даже тысячи приказов. Я не могу помнить каждую деталь.
Какие страшные слова, какой цинизм! «Я не могу помнить каждую деталь...» А из-за таких «деталей» погибли миллионы людей.
Манштейна сменяет еще один германский фельдмаршал — Альберт Кессельринг. Он глубоко возмущен, что обвинители не очень расположены принимать на веру его показания. Силясь выразить свое возмущение по этому поводу, Кессельринг выпаливает:
— Вы должны мне в конце концов верить, как старому солдату.
Но сэр Дэвид Максуэлл Файф, к которому были обращены эти слова, никак не хотел поддаваться эмоциям.
— Вы помните, фельдмаршал, приказы о партизанах в Италии, изданные в то время, когда вы были там командующим?
— Конечно.
Далее Файф спрашивает, знаком ли Кессельринг с приказом Кейтеля от 16 декабря 1942 года, предписывавшим массовые расправы с итальянскими патриотами, участниками движения Сопротивления? Кессельринг вынужден признать, что и этот приказ знаком ему. Но ведь это приказ Кейтеля. Все германские генералы виноваты, конечно, в том, что передавали такие приказы для исполнения своим подчиненным. Но сами они ничего подобного не предписывали, собственные их руки чище снега альпийских вершин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
По иронии судьбы, версию о том, что германское командование, германский генеральный штаб якобы не только не имели касательства к гитлеровским зверствам, но даже не знали о них, пришлось разоблачать многим виднейшим эсэсовцам и весьма высокопоставленным чинам гитлеровского генштаба. Читателям уже хорошо знакомы имена генералов войск СС Бах-Зелевского и начальника оперативного отдела генштаба Хойзингера.
Именно Бах-Зелевский был уполномочен Гитлером руководить всей антипартизанской борьбой на восточном фронте. И к неудовольствию доктора Латерзнера, стремившегося переложить всю ответственность за зверское обращение с партизанами на СС, Бах-Зелевский заявил, что «основные действия против партизан осуществлялись главным образом подразделениями вооруженных сил».
Не лучше получилось и с Хойзингером. Он еще не вышел тогда из состояния шока, вызванного поражением, и потому не решился лгать так беспардонно, как это он стал делать, когда испуг прошел и вдруг выяснилось, что в нем кто-то нуждается. Мне вспоминаются его показания в 1945 году, которые были оглашены в одном из заседаний Международного трибунала. Как и Бах-Зелевского, Хойзингера спросили, кто же предписывал и кто осуществлял операции против участников движения Сопротивления. И Хойзингер заявил:
— Директивы, касающиеся методов проведения операции против партизан, издавались ОКВ и ОКХ согласно приказам Гитлера и после консультаций с Гиммлером.
Далее он признает, что именно генштаб и руководимый им вермахт осуществляли тягчайшие преступления против мирного населения:
— Командование сухопутной армии было ответственно за передачу приказов, которые устанавливали основные принципы проведения карательных экспедиций против населения.
В своих показаниях Хойзингер обнаружил хорошее понимание тех целей, которые преследовали во время войны нацистская партия, а заодно с ней и генеральный штаб. Он констатировал:
— Моим личным мнением всегда было то, что обращение с гражданским населением и методы ведения антипартизанской войны в районах операций, одобренные высшими военными и политическими руководителями, способствовали проведению в жизнь планов систематического уничтожения славянства и еврейства.
Но может быть, Хойзингер внутренне осуждал эти меры, считал их принципиально недопустимыми? Нет, генерал Хойзингер рассматривал их только с практической точки зрения, которую он выразил в следующих словах:
— Я всегда считал эти жестокие методы военным безумием, поскольку они только затрудняли борьбу против врага.
Такую аттестацию германскому генштабу дал один из непосредственных его руководителей. Так же аттестовал себя и сам генштаб, поскольку из недр его исходили все наиболее преступные приказы, в совокупности своей составившие целый кодекс военных преступлений.
Издавая такие приказы, германский генштаб требовал от командующих армиями «проявления широкой инициативы». И те, конечно, проявляли ее. На Нюрнбергском процессе много раз говорилось о приказе генерала Рейхенау. Этот приказ был признан «образцовым» и направлен в качестве примера в другие армии.
В Нюрнберге фельдмаршал Манштейн постарался отмежеваться от него:
— Нет, нет я отклонил этот приказ.
Читатель, видимо, полагает, что, пользуясь материалами процесса, я уличу сейчас этого прусского фельдмаршала в том, что он распространял действие приказа Рейхенау на свою армию. Ничуть не бывало. В данном случае «старый солдат» не лгал.
Получив «образцовый» приказ Рейхенау, он был искренне оскорблен. Манштейн сам издавал приказы почище этого. Только в Нюрнберге ему хотелось создать несколько иное впечатление о своем отношении к требованиям Рейхенау, представить дело так, будто бы они не согласуются с его представлениями о воинских традициях. Но обвинитель прерывает излияния Манштейна. Рядом с приказом Рейхенау он кладет другой приказ и осведомляется:
— Не был ли этот документ издан вашим же штабом и подписан двадцатого ноября тысяча девятьсот сорок первого года?
— Мне надо его детально прочесть. Я не помню об этом приказе, — волнуясь, ответствует Манштейн.
И человек, который так много распинался о своих «рыцарских традициях», о неприятии прусскими генералами нацистской идеологии, об их полном невмешательстве в политику, вдруг читает в своем собственном приказе:
«С 22 июня германский народ находится в состоянии смертельной борьбы против большевистской системы».
А дальше «аполитичный» Манштейн подчеркивает, что в этой борьбе нет и не может быть никаких ссылок на международное право. «Эта борьба ведется не только против советских вооруженных сил в традиционной форме, установленной законами и обычаями войны». И под конец фельдмаршал провозглашает лозунг: «Еврейско-большевистская система должна быть уничтожена раз и навсегда».
Припертый фактами, Манштейн пытается еще увернуться. Он не спорит о том, что подпись под приказом его, но просит поверить, что не помнит, каким образом появился такой приказ.
— И это не удивительно, господа судьи... Прошли годы, и я за это время подписал сотни, а может быть, даже тысячи приказов. Я не могу помнить каждую деталь.
Какие страшные слова, какой цинизм! «Я не могу помнить каждую деталь...» А из-за таких «деталей» погибли миллионы людей.
Манштейна сменяет еще один германский фельдмаршал — Альберт Кессельринг. Он глубоко возмущен, что обвинители не очень расположены принимать на веру его показания. Силясь выразить свое возмущение по этому поводу, Кессельринг выпаливает:
— Вы должны мне в конце концов верить, как старому солдату.
Но сэр Дэвид Максуэлл Файф, к которому были обращены эти слова, никак не хотел поддаваться эмоциям.
— Вы помните, фельдмаршал, приказы о партизанах в Италии, изданные в то время, когда вы были там командующим?
— Конечно.
Далее Файф спрашивает, знаком ли Кессельринг с приказом Кейтеля от 16 декабря 1942 года, предписывавшим массовые расправы с итальянскими патриотами, участниками движения Сопротивления? Кессельринг вынужден признать, что и этот приказ знаком ему. Но ведь это приказ Кейтеля. Все германские генералы виноваты, конечно, в том, что передавали такие приказы для исполнения своим подчиненным. Но сами они ничего подобного не предписывали, собственные их руки чище снега альпийских вершин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165