Адвокатура выдвинула тезис: даже если, мол, признать, что суд над главными преступниками второй мировой войны может состояться, то элементарная справедливость требует, чтобы судьями были люди нейтральные, а не представители стран одной из воевавших коалиций. А много ли осталось подлинно нейтральных государств при том огромном размахе агрессивных действий, которые проводились под руководством гитлеровской клики, оказавшейся на скамье подсудимых?
Уже после возвращения из Нюрнберга я перечитывал отчет о судебном процессе Людовика XVI и натолкнулся на весьма любопытную аналогию. Там, оказывается, тоже велись разговоры о том, что монарха может судить лишь незаинтересованный суд. На это последовала полная сарказма отповедь члена национального Конвента Амара:
— Вас спрашивают, кто будут судьи? Вам говорят, что все вы — заинтересованная сторона. Но разве французский народ не заинтересованная сторона, если на него падали удары тирана? К кому же обратиться за правосудием?
— К собранию королей! — бросил ироническую реплику другой член Конвента — Лежандр.
Так же решительно были отвергнуты явно несостоятельные домогательства защиты и на Нюрнбергском процессе. Представитель обвинения уже на второй день судебного разбирательства подчеркнул, что Международный военный трибунал действует не только от имени четырех держав, представленных в нем, но и от имени пятнадцати других стран, присоединившихся к соглашению и Уставу трибунала в целях «использования международного права для того, чтобы противодействовать величайшей угрозе нашего времени — агрессивной войне». Главный американский обвинитель Джексон добавил к этому:
— Здравый смысл человечества требует, чтобы закон не ограничивался наказанием мелких людей за совершенные ими незначительные преступления. Закон также должен настичь людей, которые приобретают огромную власть и используют ее преднамеренно и совместно для того, чтобы привести в действие зло, которое не щадит ни один домашний очаг в мире.
Очень аргументированной была речь Романа Андреевича Руденко. Он не оставил камня на камне от утверждения защиты, будто нет на свете такого международного закона, который рассматривает агрессивную войну как преступление. Главный советский обвинитель сослался на резолюции Лиги Наций, на подписанный еще в 1928 году многосторонний пакт Бриана-Келлога, в котором прямо сказано: «Высокие договаривающиеся стороны торжественно заявляют от имени своих народов, что они осуждают обращение к войне для урегулирования международных споров и отказываются от таковой в своих взаимных отношениях в качестве орудия национальной политики».
Так была обезврежена первая и главная диверсия нюрнбергской защиты. Нокаут процессу не состоялся.
Но адвокаты заготовили запасные ходы. Как юрист, я должен признать, что они защищали своих клиентов с «душой», использовали любые возможности. И делалось это с точки зрения стандартов буржуазной адвокатской морали весьма квалифицированно.
В здании Дворца юстиции имелся газетный киоск, где можно было приобрести любые иностранные газеты. Я не раз наблюдал, что наиболее активными покупателями были здесь немецкие защитники. Они зорко всматривались в политический горизонт, радовались появлению любой тучки в отношениях между Востоком и Западом и без труда уверовали в то, что время будет работать на пользу подсудимых. Именно потому одной из главных линий своей стратегии защита избрала максимальную затяжку процесса. Достижение этой цели осуществлялось различными методами.
Началось с многочисленных ходатайств о назначении перерывов в заседаниях трибунала. Все тот же доктор Штамер от имени всей защиты попросил объявить рождественские каникулы сроком на три недели. Просьба была удовлетворена, хотя срок каникул сократили до десяти дней. Но ровно через четыре дня после возобновления работы трибунала, 5 января 1946 года, вдруг поднимается доктор Меркель (защитник гестапо) и вновь ходатайствует об... отсрочке процесса.
Эта попытка успеха не имела. Тогда адвокаты прибегли к новому приему: начали настаивать на вызове в суд десятков и сотен свидетелей, либо вообще не имевших отношения к делу, либо имевших к нему весьма и весьма сомнительное касательство.
Затем последовал уже известный читателям «маневр Розенберга», имевший целью втянуть всех активных участников процесса в длительную дискуссию по «теории» расизма. Защита потащила в судебный зал десятки фолиантов американских, английских, французских расистов, а заодно и труды своих подзащитных.
Кое-кто из обвинителей усмотрел в этом злонамеренную пропаганду фашистской идеологии на антифашистском процессе. Но лично я не очень-то уверен, что защитники (за исключением, может быть, некоторых) сознательно выступали в роли проповедников нацизма. В данном случае прав был, пожалуй, адвокат Дикс, заявивший на суде:
— Ни одному защитнику, независимо от его мировоззрения и политических взглядов в прошлом, не может прийти на ум использовать зал суда для проведения идеологической пропаганды за погребенную, я подчеркиваю — уже погребенную, «третью империю». С нашей стороны это было бы не только несправедливостью, но и несказанной глупостью.
Да, большинство адвокатов, конечно, понимало, что 1945 год это не 1939 и что зал заседаний Международного трибунала это не гитлеровский рейхстаг. Недурно разбирались они и в подлинной ценности «теоретических» изысканий своих подзащитных. В этой связи мне невольно приходит на память весьма курьезный эпизод.
Доктор Тома стоит на трибуне и, обращаясь к суду, предъявляет один за другим документы в защиту Альфреда Розенберга. Перед адвокатом микрофон. Рядом с микрофоном специальное устройство, которое позволяет оратору на время отключаться от зала. К этому устройству адвокаты прибегают всякий раз, когда хотят сказать что-либо своему ассистенту, сидящему за столом рядом с трибуной. Ассистент доктора Тома внимательно слушал патрона и услужливо подавал ему соответствующие документы. Но вот он то ли ослышался, то ли сам Тома оговорился, и в руках адвоката оказалась книга Розенберга «Миф XX столетия». Тома механически хотел передать ее судьям, однако в самый последний момент обнаружил оплошность. Побагровев до ушей, адвокат сверкнул гневным взглядом в сторону своего ассистента, и вдруг по всему залу, во всех наушниках явственно прозвучало:
— Болван, зачем вы мне суете это дерьмо?
Тома забыл, оказывается, выключить микрофонное устройство.
Все присутствовавшие на этом заседании разразились хохотом, настолько дружным и мощным, что даже лорд Лоуренс, неизменно подчеркивавший, что «смех в зале причиняет моральный ущерб достоинству трибунала», ничего не мог сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Уже после возвращения из Нюрнберга я перечитывал отчет о судебном процессе Людовика XVI и натолкнулся на весьма любопытную аналогию. Там, оказывается, тоже велись разговоры о том, что монарха может судить лишь незаинтересованный суд. На это последовала полная сарказма отповедь члена национального Конвента Амара:
— Вас спрашивают, кто будут судьи? Вам говорят, что все вы — заинтересованная сторона. Но разве французский народ не заинтересованная сторона, если на него падали удары тирана? К кому же обратиться за правосудием?
— К собранию королей! — бросил ироническую реплику другой член Конвента — Лежандр.
Так же решительно были отвергнуты явно несостоятельные домогательства защиты и на Нюрнбергском процессе. Представитель обвинения уже на второй день судебного разбирательства подчеркнул, что Международный военный трибунал действует не только от имени четырех держав, представленных в нем, но и от имени пятнадцати других стран, присоединившихся к соглашению и Уставу трибунала в целях «использования международного права для того, чтобы противодействовать величайшей угрозе нашего времени — агрессивной войне». Главный американский обвинитель Джексон добавил к этому:
— Здравый смысл человечества требует, чтобы закон не ограничивался наказанием мелких людей за совершенные ими незначительные преступления. Закон также должен настичь людей, которые приобретают огромную власть и используют ее преднамеренно и совместно для того, чтобы привести в действие зло, которое не щадит ни один домашний очаг в мире.
Очень аргументированной была речь Романа Андреевича Руденко. Он не оставил камня на камне от утверждения защиты, будто нет на свете такого международного закона, который рассматривает агрессивную войну как преступление. Главный советский обвинитель сослался на резолюции Лиги Наций, на подписанный еще в 1928 году многосторонний пакт Бриана-Келлога, в котором прямо сказано: «Высокие договаривающиеся стороны торжественно заявляют от имени своих народов, что они осуждают обращение к войне для урегулирования международных споров и отказываются от таковой в своих взаимных отношениях в качестве орудия национальной политики».
Так была обезврежена первая и главная диверсия нюрнбергской защиты. Нокаут процессу не состоялся.
Но адвокаты заготовили запасные ходы. Как юрист, я должен признать, что они защищали своих клиентов с «душой», использовали любые возможности. И делалось это с точки зрения стандартов буржуазной адвокатской морали весьма квалифицированно.
В здании Дворца юстиции имелся газетный киоск, где можно было приобрести любые иностранные газеты. Я не раз наблюдал, что наиболее активными покупателями были здесь немецкие защитники. Они зорко всматривались в политический горизонт, радовались появлению любой тучки в отношениях между Востоком и Западом и без труда уверовали в то, что время будет работать на пользу подсудимых. Именно потому одной из главных линий своей стратегии защита избрала максимальную затяжку процесса. Достижение этой цели осуществлялось различными методами.
Началось с многочисленных ходатайств о назначении перерывов в заседаниях трибунала. Все тот же доктор Штамер от имени всей защиты попросил объявить рождественские каникулы сроком на три недели. Просьба была удовлетворена, хотя срок каникул сократили до десяти дней. Но ровно через четыре дня после возобновления работы трибунала, 5 января 1946 года, вдруг поднимается доктор Меркель (защитник гестапо) и вновь ходатайствует об... отсрочке процесса.
Эта попытка успеха не имела. Тогда адвокаты прибегли к новому приему: начали настаивать на вызове в суд десятков и сотен свидетелей, либо вообще не имевших отношения к делу, либо имевших к нему весьма и весьма сомнительное касательство.
Затем последовал уже известный читателям «маневр Розенберга», имевший целью втянуть всех активных участников процесса в длительную дискуссию по «теории» расизма. Защита потащила в судебный зал десятки фолиантов американских, английских, французских расистов, а заодно и труды своих подзащитных.
Кое-кто из обвинителей усмотрел в этом злонамеренную пропаганду фашистской идеологии на антифашистском процессе. Но лично я не очень-то уверен, что защитники (за исключением, может быть, некоторых) сознательно выступали в роли проповедников нацизма. В данном случае прав был, пожалуй, адвокат Дикс, заявивший на суде:
— Ни одному защитнику, независимо от его мировоззрения и политических взглядов в прошлом, не может прийти на ум использовать зал суда для проведения идеологической пропаганды за погребенную, я подчеркиваю — уже погребенную, «третью империю». С нашей стороны это было бы не только несправедливостью, но и несказанной глупостью.
Да, большинство адвокатов, конечно, понимало, что 1945 год это не 1939 и что зал заседаний Международного трибунала это не гитлеровский рейхстаг. Недурно разбирались они и в подлинной ценности «теоретических» изысканий своих подзащитных. В этой связи мне невольно приходит на память весьма курьезный эпизод.
Доктор Тома стоит на трибуне и, обращаясь к суду, предъявляет один за другим документы в защиту Альфреда Розенберга. Перед адвокатом микрофон. Рядом с микрофоном специальное устройство, которое позволяет оратору на время отключаться от зала. К этому устройству адвокаты прибегают всякий раз, когда хотят сказать что-либо своему ассистенту, сидящему за столом рядом с трибуной. Ассистент доктора Тома внимательно слушал патрона и услужливо подавал ему соответствующие документы. Но вот он то ли ослышался, то ли сам Тома оговорился, и в руках адвоката оказалась книга Розенберга «Миф XX столетия». Тома механически хотел передать ее судьям, однако в самый последний момент обнаружил оплошность. Побагровев до ушей, адвокат сверкнул гневным взглядом в сторону своего ассистента, и вдруг по всему залу, во всех наушниках явственно прозвучало:
— Болван, зачем вы мне суете это дерьмо?
Тома забыл, оказывается, выключить микрофонное устройство.
Все присутствовавшие на этом заседании разразились хохотом, настолько дружным и мощным, что даже лорд Лоуренс, неизменно подчеркивавший, что «смех в зале причиняет моральный ущерб достоинству трибунала», ничего не мог сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165