Он любил их. Он не имел права задерживать дело жизни.
...Именно потому на стены всё время тащили камни, дрова и смолу.

Глава 44
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

...Яд аспидов на губах их.
Послание к Римлянам, 3:13.
В тот вечер он шёл по улицам с Анеей, Раввуни и Тумашом. С ним также шагали седоусый, молодой, дударь, Ус, Зенон и Вестун. На ходу он отдавал последние в этот день распоряжения. Было ещё довольно рано, даже первая звёздочка пока не засветилась в высоте.
— Ты, Кирик, и ты, Зенон, идите сейчас на стены. Проверьте ещё раз всех.
Кузнец глянул ястребиными глазами.
— Ладно, — сказал, отставая.
— А ты. Ус, эту ночь не поспи. Очередь твоя. Днём отоспишься. Бери дударя, Братишку, да лезь на звонницу доминиканцев. Следите, хлопцы, трубите, хлопцы, ревите, хлопцы.
Здоровила братишка закинул дуду на плечо.
— Так, братишка, что ж. Ночь, она, между прочим, лунная будет.
Золоторукий и дударь свернули.
— Турай где? — спросил Христос.
— Старый на Мечной. Работает. А молодой с Клеоником к девкам, наверное, на посиделки пошли. Клеоника Фаустина ждёт, Марка...
— Ладно, — засмеялся Христос. — Ах, как ладно, чудесно как!
— Ничего чудесного, — вздохнул седоусый. — Разлайдачились. Покой. Словно и не волки вокруг. Ишь!
На площади перед мостом люди водили вокруг костра хоровод. Слышался смех.
Сидит, сидит ящер
В ореховом кусте.
Христос засмеялся:
— Мрачный ты человек. Ну что тебе в этом? Глянь: вон стража на стенах. Ворота охраняются — мышь не проскочит.
— А я тебе говорю: спят слишком спокойно. Ложа греют.
— Пусть спят всласть.
— А ты подумай, как наши попы из окружённого города сбежали?
Лицо Юрася вытянулось. Он никак не мог привыкнуть к подозрительности.
— Ч-чёрт! А может, они и не убегали? Нужно завтра потрясти и замок, и богатые дома.
— Надо, брат. Что и говорю.
Навстречу шёл дозор с факелом. Разминулись с ними у самого дома, отведённого Братчику, небольшой хатки на углу Росстани и Малой Скидельской.
— А мне почему-то страшно за тебя, — неожиданно сказала Анея.
— Замолчи, — буркнул Фома.
— Вечно этих бабских глупостей... — загорячился Иуда. — Вот дом. И холодно. Иди ты туда. И у нас таки дела. И он придёт.
— Идите, хлопцы. Я вас догоню.
Они остались вдвоём. Как раз в этот миг замигала над городом первая звёздочка. То белая, то синяя, то радужная.
— Никуда от тебя не хочу, — молвил он. — И в рай не хочу. Лишь бы тут. С тобой.
— И я...
— А я кто?
— Бывший плут. Лучший в мире плут. И пусть даже не можешь сказать им это. Всё равно.
— Поздно. Не поверят. Да и не всё ли равно?
— ...С Богом было бы хуже. Боже мой, эти две недели! Словно вся я — ты.
— И я. Раньше казалось: мне мало земли. Теперь я мир благословляю, что ничего у меня нет, кроме неё, кроме тебя.
Он весь приник, прижался к ней. И так они стояли, неуловимо покачиваясь, под этим небом, что всё сильней и сильней расцветало звёздами.
Враги между тем были не так далеко, как считали в вольном городе. К сожалению, присказка: «Я под тобой на три сажени вижу» оставалась всего лишь присказкой. Обладай Юрась способностью проницать взглядом пласт земли и каменную облицовку подземного хода, он бы узрел такое, от чего пришел бы в ужас.
Увидел бы он, что в том месте, где подземный ход образовывал небольшую пещеру и разветвлялся на несколько ходов — к замку, к ратуше, к деревянному, с галереями, лямусу на Рыбном рынке, — затаилась молчаливая толпа, по преимуществу в латах. Волковыская подмога.
Стояли тут Лотр, Болванович, грубый Комар, Жаба, Корнила с Пархвером. А за ними, в мрачном свете нескольких факелов, блестели медь шлемов и сталь мечей. Лотр отдавал последние приказания:
— Будете резать. Без крика. Разом.
— Ясно, — сказал Комар. — Игра наша не удалась. Так тут уж карты под стол да по зубам.
— И ты, Корнила, пойдёшь, схватишь его и приведёшь в оковах.
— Неладно, — мрачно забубнил Корнила. — Он же снял оковы с панов. Что-то не верится, что это злодеяние...
— Много ты понимаешь, — напустился на него Болванович. — Потому и страшен, что снял.
— Сроду такого не было, — задумчиво произнес Лотр. — Это что ж будет, если все так делать начнут?.. И потому пойдёшь. Клятву давал?
— Давал, — мрачно подтвердил Корнила. — А только неладно. То — Христос, то — сами же — самозванец.
Усмешка Лотра была страшненькой:
— А это всегда так. Сегодня — князь, завтра — грязь. Дотошных, кто помнит, перебьём.
— А память? — буркнул Корнила.
— Память, если над ней топор, это глупости, — подал голос Пархвер. — Пускай помнят. А детям другую память привьём: мошенник, злодей, дома жёг, воровал.
— А татары?
— Всё записано, как надо, — улыбнулся Лотр. — Ну и потом... суд. Потому и убивать нельзя. Раз судили, раз осудили — значит, виновен, значит, лже-Христос. Кому придёт в голову сомневаться через сто лет? А этих заставим поверить. Сколько у тебя людей?
— Семьсот с лишком. А только — непорядок. Сколько чудес сотворил. Знают, что Христос, а мы... А может и...
— Дурень. Чем более он Христос, тем более вреден. И потому убивать всех, призывающих имя Божие.
...Враги были не только под землёй. В тёмном переулке у Росстани Босяцкий, переодетый немецким гостем, говорил с хлебником и ещё несколькими торговцами:
— Сейчас пойдёшь к лямусу и ударом в плиту предупредишь, чтоб вылезали и расходились по местам. Факелы готовы?
— Готовы.
— Кресты на рукава нашили?
— Нашили. Иначе чёрт не разберёт, где свои, а где чужие. Сумятица же.
— Сигнал — огонь на переходе от Доминиканской звонницы. По сигналу идите, бейте во всех меченых домах. Где крест на воротах или на дверях.
— Шестиконечный?
— Стану я поганскую эмблему чертить. Наш. Четыре конца. И учтите: не выпускать живых.
Хлебник мрачно усмехнулся:
— Это мог бы и не уточнять, батька. Нам такой Христос на какого дьявола? Всё вымел. С восковым вон как спокойно было.
— Тоже пить-есть просил, — вставил рыбник. — Ну так это совсем не то. Хоть другим не давал. Так мы на него, как на медведя, одним махом.
— Отче, — сказал кто-то. — А как на улице человека встретишь? Как узнать, еретик ли?
Друг Лойолы улыбнулся:
— А на это уже Арнольд Амальрик ответил. Когда во Франции еретиков били.
— Ну?
— «Убивайте, убивайте всех! Бог Своих узнает!». Вас сколько?
— Около пятисот человек, — ответил хлебник, играя кордом. — Н-ну, ладно, отче. Мы этой сволочи покажем рыбу и хлеба.
— Давайте, сыны мои. Клич все знают?
— Великдень, — ответил кто-то из темноты.
...Христос между тем догнал своих. Втроём шли они улицами сонного города. Ночь выдалась неожиданно горячая, может, последняя такая перед приходом осени. И потому люди спали не только в хатах, но и в садах под грушами, и на галереях, и просто, вытащив из дома подстилку, у водомётов, нарушающих тишину неумолкающим плеском воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130