она не подняла их и тогда, когда отец самолично подвел к ней ее приятеля, Терра. Он так и сказал: «Твой приятель». Она протянула Терра руку, но тотчас же отдернула ее, словно подала по ошибке. Затем она все-таки подняла глаза: насмешливые глаза. Все происшедшее не ускользнуло от общего внимания. Альтгот обнаружила явное беспокойство, что в свою очередь заметила старуха фон Иерихов, которая как раз входила в гостиную. Она немедленно обменялась мнениями со своей приятельницей, графиней Бейтин. Так как глухие старухи не могли кричать, они обменивались мнениями с помощью мимики.
Зато Альтгот говорила много и громко, она тоже поздравила Ланна — с чем, собственно? Терра удивлялся ей. Малокультурная, ограниченная, какой он ее помнил, — теперь она в своем политическом салоне болтала с рейхсканцлером об английском короле, который с Клемансо в отеле Ритц… Ланна подвинулся ближе, ему хотелось неустанно слушать об этом, может быть, он только потому и приехал так рано. Каждый раз, как упоминались король и Клемансо, у него делалось то же лицо, с каким он принимал поздравления. У Терра зародилась догадка.
Меж тем Беллона Кнак-Мангольф покоилась в собственном величии. Ни одна царица придворных балов, ни одна театральная королева никогда не достигала такого совершенства в изысканности, какое являла собой она. Сидя в реставрированном кресле ампир, как на троне, она изощрялась в обдуманных жестах и самодовольно-рассеянных гримасках. Богиня самовлюбленности царила здесь в образе Белонны — и это в трех шагах от Толлебена, который хихикал исподтишка… Урожденную Кнак он бросил во время свадебного путешествия, у того мозгляка только что вырвал из-под носа невесту, а старику Ланна, который считал себя хитрее всех хитрых, он еще покажет кавалерийские фокусы!
Беллона благодаря деньгам могла свысока взирать на кавалериста, но Терра это было недоступно, и он воспринимал хихиканье, как удары хлыста, а насмешку графини Алисы — как соль на кровавых рубцах. Он стоял неподвижно, скованный паническим ужасом, мысленно обращаясь в бегство, но на деле застыв на месте, открытый всем взглядам и опозоренный.
«Вот она, смертная мука. Сам дьявол надоумил меня связаться с девицей из высшего общества, чтобы ей во славу укрепить нравственные устои человеческого рода!»
Он прижал кулак к манишке и, оскалив зубы, прошипел Беллоне Кнак-Мангольф, смотревшей поверх него:
— Сударыня, ваш супруг наклеветал на меня, будто я негодяй, подкупленный иностранцами.
Урожденная Кнак и после этого нисколько не поступилась изысканностью своего тона.
— Совершенно неправдоподобно. Скорей бы вы брали деньги у нас, — произнесла она, как заученный урок.
Неожиданно подле них очутился сам Мангольф.
— Он смеется над тобой, — сказал Мангольф страдальчески и раздраженно.
Он протянул руку и с напряженным страхом ждал, пожмет ли тот ее, или нет… Вид его говорил о бессонных ночах, внутренних противоречиях и раскаянии. Взъерошенные брови, провалившиеся виски. Ненависть, светившаяся в глазах, была какая-то робкая. Мангольф постарался даже прикрыть ее одобрительной улыбкой.
— Мое почтение, — сказал он. — До тебя теперь рукой не достанешь.
— Милый Вольф, — ответил Терра, выразительно и сердечно. — Я искренно обрадовался нашей честной, мужественной борьбе. Это опять прежние мы!
У Мангольфа дрогнули веки, и губы тоже только дрогнули, как парализованные. Беллона, к которой вновь вернулось сознание своего величия, помогла ему овладеть собой.
— Ведь денег у вас нет? — спросила она у Терра. — Тогда и не воображайте, что добьетесь успеха! Без денег не может быть успеха, — заявила урожденная Кнак.
— Ты как будто удивлен, мой милый? — с трудом выдавил из себя Мангольф. — Неужели дама должна тебе преподавать такие элементарные истины? У твоих противников, может быть, нет твоей душевной страстности, — прибавил он уже с иронией и указал на входную дверь. — Зато у них есть деньги.
В салон входили обер-адмирал фон Фишер, грубый и неотесанный с головы до начищенных сапог, под руку с седенькой женой; рядом с ним фон Гекерот, генерал-майор и председатель пангерманского союза, за ними двое штатских, один бритый, другой — с окладистой бородой.
Ланна встал; он встретил шествие, стоя посреди комнаты. Подняв голову со сверкающим пробором, он, как лицо высокопоставленное, не сделал ни шагу дальше середины, но все же заискивающе протянул руку навстречу этим представителям другой породы, которые не ответили на его улыбку. Они как будто бы вторглись сюда, чтобы очистить местность от неприятеля. Только седенькая обер-адмиральша несколько разряжала атмосферу, сопутствуя мужу как эмблема уюта и семейственности. Зато поведение четверых мужчин с первой же минуты не оставляло места никаким сомнениям. Им к тому же предшествовал не вполне определившийся, но угрожающий запах.
Обер-адмирал, должно быть, понял, что вторжение было слишком решительным.
— Сегодня я не мог устоять, чтобы не поглядеть на него, — сказал он, склоняясь перед Альтгот, как прирученный медведь, и простодушно сгреб в свою лапу руку рейхсканцлера.
— Ну-с, милый друг, что вы скажете! — воскликнул Ланна, весь изнутри пронизанный солнцем; таким Терра уже видел его сегодня.
Генерал фон Гекерот заскрежетал, прежде чем разжать челюсти:
— Поздравляю, ваше сиятельство, вы нас опередили. — Прилив крови к лицу и снова скрежет.
— Что было бы с нами, — зарычал Фишер, призывая дам в свидетели, — если бы в силки Англии попался он, а не Франция?
Предположение Терра подтверждалось. А Гекерот тем временем скрежетал:
— Наше предостережение не было напрасным. Сами видите.
Тогда Ланна перешел на деловой тон.
— Англия постаралась сблизиться с Францией, отсюда явствует, сколь искренно было ее дружелюбие к нам. Но, господа, разве вы не знаете, чего нам стоило вывести на чистую воду этих голубчиков! — заключил он необычно для него грубо, почти вульгарно.
Терра оцепенел. Так вот тот успех, по поводу которого Ланна принимал поздравления! Правда, Терра взяли уже сомнения насчет внутреннего сияния; глаза рейхсканцлера не глядели прямо, а вульгарный тон был рассчитан на слушателей. Но и тут он не достиг полного успеха: оба штатских не принимали участия в общем хоре восхищения. От рейхсканцлера это не укрылось; он вывел обросший бородой экземпляр на середину комнаты, чтобы тот показал себя.
— Многоуважаемый профессор Тассе, — обратился он к экземпляру, — вы как заместитель председателя пангерманского союза, конечно, вполне солидарны с вашим генералом?
— Я ни с кем не бываю солидарен, — ответил Тассе и неожиданно стал поводить своим большим рыхлым животом, так что рейхсканцлеру пришлось отстраниться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Зато Альтгот говорила много и громко, она тоже поздравила Ланна — с чем, собственно? Терра удивлялся ей. Малокультурная, ограниченная, какой он ее помнил, — теперь она в своем политическом салоне болтала с рейхсканцлером об английском короле, который с Клемансо в отеле Ритц… Ланна подвинулся ближе, ему хотелось неустанно слушать об этом, может быть, он только потому и приехал так рано. Каждый раз, как упоминались король и Клемансо, у него делалось то же лицо, с каким он принимал поздравления. У Терра зародилась догадка.
Меж тем Беллона Кнак-Мангольф покоилась в собственном величии. Ни одна царица придворных балов, ни одна театральная королева никогда не достигала такого совершенства в изысканности, какое являла собой она. Сидя в реставрированном кресле ампир, как на троне, она изощрялась в обдуманных жестах и самодовольно-рассеянных гримасках. Богиня самовлюбленности царила здесь в образе Белонны — и это в трех шагах от Толлебена, который хихикал исподтишка… Урожденную Кнак он бросил во время свадебного путешествия, у того мозгляка только что вырвал из-под носа невесту, а старику Ланна, который считал себя хитрее всех хитрых, он еще покажет кавалерийские фокусы!
Беллона благодаря деньгам могла свысока взирать на кавалериста, но Терра это было недоступно, и он воспринимал хихиканье, как удары хлыста, а насмешку графини Алисы — как соль на кровавых рубцах. Он стоял неподвижно, скованный паническим ужасом, мысленно обращаясь в бегство, но на деле застыв на месте, открытый всем взглядам и опозоренный.
«Вот она, смертная мука. Сам дьявол надоумил меня связаться с девицей из высшего общества, чтобы ей во славу укрепить нравственные устои человеческого рода!»
Он прижал кулак к манишке и, оскалив зубы, прошипел Беллоне Кнак-Мангольф, смотревшей поверх него:
— Сударыня, ваш супруг наклеветал на меня, будто я негодяй, подкупленный иностранцами.
Урожденная Кнак и после этого нисколько не поступилась изысканностью своего тона.
— Совершенно неправдоподобно. Скорей бы вы брали деньги у нас, — произнесла она, как заученный урок.
Неожиданно подле них очутился сам Мангольф.
— Он смеется над тобой, — сказал Мангольф страдальчески и раздраженно.
Он протянул руку и с напряженным страхом ждал, пожмет ли тот ее, или нет… Вид его говорил о бессонных ночах, внутренних противоречиях и раскаянии. Взъерошенные брови, провалившиеся виски. Ненависть, светившаяся в глазах, была какая-то робкая. Мангольф постарался даже прикрыть ее одобрительной улыбкой.
— Мое почтение, — сказал он. — До тебя теперь рукой не достанешь.
— Милый Вольф, — ответил Терра, выразительно и сердечно. — Я искренно обрадовался нашей честной, мужественной борьбе. Это опять прежние мы!
У Мангольфа дрогнули веки, и губы тоже только дрогнули, как парализованные. Беллона, к которой вновь вернулось сознание своего величия, помогла ему овладеть собой.
— Ведь денег у вас нет? — спросила она у Терра. — Тогда и не воображайте, что добьетесь успеха! Без денег не может быть успеха, — заявила урожденная Кнак.
— Ты как будто удивлен, мой милый? — с трудом выдавил из себя Мангольф. — Неужели дама должна тебе преподавать такие элементарные истины? У твоих противников, может быть, нет твоей душевной страстности, — прибавил он уже с иронией и указал на входную дверь. — Зато у них есть деньги.
В салон входили обер-адмирал фон Фишер, грубый и неотесанный с головы до начищенных сапог, под руку с седенькой женой; рядом с ним фон Гекерот, генерал-майор и председатель пангерманского союза, за ними двое штатских, один бритый, другой — с окладистой бородой.
Ланна встал; он встретил шествие, стоя посреди комнаты. Подняв голову со сверкающим пробором, он, как лицо высокопоставленное, не сделал ни шагу дальше середины, но все же заискивающе протянул руку навстречу этим представителям другой породы, которые не ответили на его улыбку. Они как будто бы вторглись сюда, чтобы очистить местность от неприятеля. Только седенькая обер-адмиральша несколько разряжала атмосферу, сопутствуя мужу как эмблема уюта и семейственности. Зато поведение четверых мужчин с первой же минуты не оставляло места никаким сомнениям. Им к тому же предшествовал не вполне определившийся, но угрожающий запах.
Обер-адмирал, должно быть, понял, что вторжение было слишком решительным.
— Сегодня я не мог устоять, чтобы не поглядеть на него, — сказал он, склоняясь перед Альтгот, как прирученный медведь, и простодушно сгреб в свою лапу руку рейхсканцлера.
— Ну-с, милый друг, что вы скажете! — воскликнул Ланна, весь изнутри пронизанный солнцем; таким Терра уже видел его сегодня.
Генерал фон Гекерот заскрежетал, прежде чем разжать челюсти:
— Поздравляю, ваше сиятельство, вы нас опередили. — Прилив крови к лицу и снова скрежет.
— Что было бы с нами, — зарычал Фишер, призывая дам в свидетели, — если бы в силки Англии попался он, а не Франция?
Предположение Терра подтверждалось. А Гекерот тем временем скрежетал:
— Наше предостережение не было напрасным. Сами видите.
Тогда Ланна перешел на деловой тон.
— Англия постаралась сблизиться с Францией, отсюда явствует, сколь искренно было ее дружелюбие к нам. Но, господа, разве вы не знаете, чего нам стоило вывести на чистую воду этих голубчиков! — заключил он необычно для него грубо, почти вульгарно.
Терра оцепенел. Так вот тот успех, по поводу которого Ланна принимал поздравления! Правда, Терра взяли уже сомнения насчет внутреннего сияния; глаза рейхсканцлера не глядели прямо, а вульгарный тон был рассчитан на слушателей. Но и тут он не достиг полного успеха: оба штатских не принимали участия в общем хоре восхищения. От рейхсканцлера это не укрылось; он вывел обросший бородой экземпляр на середину комнаты, чтобы тот показал себя.
— Многоуважаемый профессор Тассе, — обратился он к экземпляру, — вы как заместитель председателя пангерманского союза, конечно, вполне солидарны с вашим генералом?
— Я ни с кем не бываю солидарен, — ответил Тассе и неожиданно стал поводить своим большим рыхлым животом, так что рейхсканцлеру пришлось отстраниться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158