В животе у царя громко заурчало от голода. Из передних рядов собравшихся до самого тыла прокатился хохот. Леонид, ухмыльнувшись, направился к оруженосцам, которые выпекали хлеб, убеждая их поторопиться.
– Наши братья-союзники сейчас на пути домой.– Царь махнул рукой в направлении дороги, что вела в Южную Грецию.– Мы должны прикрыть их отход, иначе вражеская конница беспрепятственно промчится через эти ворота и догонит наших товарищей, пока те не прошли и сотни стадиев. Если мы продержимся несколько часов, наши братья будут в безопасности.
Он спросил, не хочет ли еще кто-то что-нибудь сказать. Вперед вышел Алфей:
– Я тоже проголодался, поэтому буду краток.
Он смущенно отступил, не привыкший к роли оратора. Впервые я заметил, что среди собравшихся нет его брата Марона. Этот герой ночью умер от полученных накануне ран.
Алфей говорил быстро. Обделенный ораторским даром, он был щедро одарен искренностью сердца.
– Лишь в одном боги позволили смертным превзойти себя. Человек может отдать то, чего не могут отдать боги, -свою жизнь. Свою я с радостью отдам за вас, друзья. Вы заменили мне брата, которого больше нет.
Он резко повернулся и снова растворился в рядах собравшихся.
Воины стали звать Дифирамба. Феспиец вышел вперед, держась, по обыкновению, грубовато. Он махнул рукой в сторону прохода за Тесниной, куда подошли передовые части персов. Враги уже начали распределять участки для наступления.
– Просто идите туда,– объявил он,– и повеселитесь! Собрание прорезал мрачный смех. Выступило еще несколько феспийцев. Они говорили еще короче спартанцев. Когда они закончили, вперед вышел Полиник.
– Человеку, воспитанному по законам Ликурга, нетрудно отдать жизнь за свою страну. Для меня и этих спартанцев, каждый из которых имеет живых сыновей и с детских лет знает, что таков будет его конец,– это просто акт исполнения воли богов.
Он торжественно повернулся к феспийцам, освобожденным оруженосцам и илотам.
– Но для вас, братья и друзья… для вас, кого нынешний день увидит погибшими навеки…
Голос бегуна прервался и затих. Он закашлялся и высморкался, вместо того чтобы вытереть слезы, которым отказывался дать выход. И еще долго потом олимпионик не мог продолжить речь. Полиник потянулся к своему щиту, ему его передали, и Всадник поднял его, чтобы показать всем.
– Этот аспис принадлежал моему отцу, а до него – его отцу. Я поклялся перед богами умереть, прежде чем кто-то другой заберет его у меня.
Полиник подошел к рядам феспийцев, к одному неприметному воину. И вложил щит ему в руки.
Тот взял его, глубоко тронутый, и подарил Полинику свой. 3а этим последовал другой обмен, потом еще один, и еще двадцать, и тридцать щитов перешли из рук в руки. Другие обменивались доспехами и шлемами с освобожденными оруженосцами и илотами. Черные феспийские плащи и алые лакедемонские так перемешались, что два народа уже было не различить.
Воины стали звать Диэнека. Им хотелось какого-нибудь мудрого изречения, остроты, чего-нибудь краткого и лаконичного, чем он славился. Диэнек упирался. Понятно, ему не хотелось говорить.
– Братья, я не царь и не полководец. Я никогда не командовал чем-либо больше эномотии. Поэтому я скажу вам сейчас то же, что сказал бы собственным воинам. Я знаю страх, таящийся в каждом сердце. Не страх смерти, а того хуже, страх нерешительности и неудачи, страх проявить себя недостойно в этот последний час.
Его слова достигли цели – это можно было ясно прочесть на лицах внимающих воинов.
– Вот что сделайте, друзья. 3абудьте свою страну. 3абудьте своего царя. 3абудьте жену, и детей, и свободу. 3абудьте все идеи, пусть даже самые благородные, за которые вы якобы пришли биться сегодня. Действуйте во имя одного: сражайтесь за человека, стоящего рядом. Он – это всё, и всё заключено в нем. Вот и все, что я знаю. Вот и все, что могу вам сказать.
Диэнек закончил и вернулся на свое место. Сзади послышался шум, он пронесся по всем рядам. Вперед вышел спартанец Эврит. Это был тот самый человек, что потерял в бою зрение и был отправлен в деревню Альпены вместе с послом Аристодемом. Теперь Эврит вернулся – незрячий, но с оружием и в доспехах. Его вел его оруженосец. Ничего не сказав, спартанец протиснулся в пространство между рядами.
Воины, и так воспрянувшие мужеством, теперь ощутили новый прилив, и оно удвоилось.
Вперед вышел Леонид и снова взял скептрон командования. Он предложил феспийским командирам использовать эти последние мгновения, чтобы пообщаться со своими земляками, пока сам он поговорит наедине со спартанцами.
Воины двух городов разделились. Равных и свободных граждан Лакедемона осталось всего чуть более двухсот. Они собрались вокруг своего царя. Все знали, что Леонид не станет призывать к чему-то высокому – к свободе, законам или спасению Эллады от ярма тирана.
Вместо этого он в немногих ясных словах стал говорить о долине Эврота, о Парноне, Тайгете и пяти поселках без крепостных стен, которые составляли полис и содружество, называемые в мире Спартой. Через тысячу лет, сказал Леонид, через две, через три тысячи люди сотен еще не родившихся поколений, возможно, по каким-то своим делам будут приезжать в нашу страну.
– Они приедут, и, может быть, это будут заморские ученые или путешественники, движимые любопытством. Они захотят узнать, кто жил в этой стране раньше. Они осмотрят нашу равнину и пощупают камни нашего города. Что они узнают о нас? Их лопаты не откопают ни великолепных дворцов, ни храмов. Их кирки не откроют ни бессмертной архитектуры, ни шедевров искусства. Что же останется от спартанцев? Не мраморные или бронзовые памятники, а то, что мы делаем сегодня.
Из-за Теснины раздались звуки вражеских труб. Уже был ясно виден авангард персов, колесницы и вооруженный эскорт их царя.
– А теперь хорошо позавтракайте, друзья мои, потому что обедать все мы будем в подземном царстве.
КНИГА ВОСЬМАЯ
ФЕРМОПИЛЫ
Глава тридцать пятая
Великий Царь собственными глазами видел вблизи великую доблесть, проявленную спартанцами, феспийцами и их оруженосцами и слугами в то последнее утро. Нет нужды перечислять ему все события той битвы. Я расскажу лишь о тех примерах, которые могли ускользнуть от внимания Великого Царя. Возможно, это прольет, согласно желанию Его Величества, свет на характер эллинов, которых он называл при Фермопилах своими врагами.
Самым выдающимся из всех и, бесспорно, превосходящим всех можно назвать лишь одного человека – спартанского царя Леонида. Как известно Великому Царю, главные силы персидского войска, выдвинувшиеся в предыдущие два дня по тропе из Трахина, не начинали атаки еще долго после полного восхода солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106