Сквозь пургу и град вокруг мыса Горн,
Ту май худэй, худэй, дэй!
Вокруг мыса Горн в чудный месяц май,
Все насквозь промокли, хоть выжимай!
Здесь, у мыса Горн, штормы снасти рвут.
Как далек наш путь, как нелегок труд!
Дуйте, ветры, дуйте
В Калифорнию!
Много золота там
По крутым берегам
Бурной речки Сакраменто!
Клипер-шэнти времен калифорнийской «золотой лихорадки»

У людей, не ведущих оседлого образа жизни, всегда были, да и поныне имеются, собственные песни. В них находит свое выражение мятущаяся душа скитальца. В их ритмах слышится потрескивание пылающего костра, топот конских копыт, шум дождя, плеск волн, посвист ветра. В их строфах отдается эхом романтика дальних странствий. Безымянные песни странников давно уже стали фольклором.
Известны песни первозданной красоты: цыганские, казачьи, песни ямщиков, погонщиков караванов и песни вагантов. Однако древнейшими из них были песни людей моря. Песни гребцов и матросов парусных судов. Отзвук их своеобразных, самобытных ритмов слышится из глубины тысячелетий. Ведь судоходством люди занимались уже в те времена, когда не было еще ни прирученных для верховой езды или работы в упряжке животных, ни колеса, ни повозки.
Плавающее дерево, движимое вперед течением, мускулами и ветром, впервые дало человеку возможность преодолевать пространство без помощи ног. Морские песни отличаются от песен всех остальных странников не только своим более почтенным возрастом, но и тем, что возникли они в целях облегчения работы. Они ближе к песням жнецов, гончаров, мельников, сукновалов. Песня оказалась упорядочивающей и стимулирующей силой в коллективном труде. Погонщики караванов должны были только держать поводья, никакой коллективной работы от них не требовалось. Гребцы же могли двигать лодку вперед, только непрерывно напрягая свои мышцы в едином ритме. Для этого необходимо было подавать тактовые сигналы. Самым подходящим инструментом здесь оказался человеческий голос: ведь при тяжелых физических работах мгновения наивысшего напряжения сил и без того всегда сопровождаются какими-либо непроизвольными сдавленными звуками или выкриками. Задавал темп древний запевала, как это происходит и по сей день при исполнении народных песен, или шэнти. Его певучая команда подхватывалась хором работающих. Хор обходился первоначально пением в унисон. Пение было протяжным, от одного рабочего такта до другого, на низких тонах.
Поэтому древние песни гребцов и матросов парусных судов египтян и индийцев больше ритмические, чем мелодические, что придает им несколько монотонный характер.
Такой же монотонностью отличались и древние полинезийские песни. Первые европейские мореплаватели, побывавшие в Южных морях, сообщали, что пение островитян – это сочетание звуков ударных инструментов, диких выкриков и движений, напоминающих греблю, вычерпывание воды и постановку мачты. Прекрасную же полифоническую мелодику более поздних песен Южных морей следует считать результатом воздействия церковных хоралов, которым островитяне научились от миссионеров.
Можно утверждать, что пение создал труд, а многие музыкальные инструменты были первоначально ударными и духовыми, предназначенными для подачи рабочих тактов, команд и сигналов. От барабанов и гонгов до дудок, флейт, рожков и больших морских раковин, будто специально самой природой созданных для выдувания музыкальных звуков. Однако не только мелодия, но и текст матросских песен нес первоначально функцию второстепенную. Мелодия и текст – ничто, ритм и рефрен – все! Такова формула этих старинных трудовых песен. (Да ведь и сам человек от природы подчинен ритмике и периодичности – взять хотя бы стук сердца, этих внутренних часов!) Только ритм и рефрен способны были совершить чудо и заставить группу людей, занятых коллективным трудом, работать в такт, загореться общим воодушевлением и объединить свои усилия в единую исполинскую силу.
Насколько несущественным был для этих песен текст, можно видеть на примере тукивака – песни гребцов-маори, состоящей почти из одних императивов:
Тяни (тена тойа),
Дави (тена пехиа),
Такт держи (тена тукиа),
Ныряй (тена тьяйя),
Хватай (тена кья у),
Толкай, толкай (хоэ, хоэ ату),
Вверх, вверх (рунга, рунга ату)
Тяни (тена тойа) и т. д.
Если тукивака пелись одним или двумя людьми, задающими такт, то в так называемых хака принимал участие весь хор гребцов. Эти песни тоже были очень ритмичными, но в их текстах уже был элемент повествовательности, как это следует, например, из такой хака:
Тащите дрова!
Мы получим в Макелу
Мясо для сытной еды.
Прилив наступил.
Животы наши ждут
Жирного, сладкого мяса.
А ну-ка, все разом, ух!
Песни с содержательным, связным текстом, как, например, у китайских джоночников, кроме задавания такта служили еще и другой цели. Так, если в штиль джонка шла на веслах, слова песни должны были брать гребцов за душу, побуждая их к более интенсивной работе. В одной такой песне рассказывается о том, как отец долгое время провел на чужбине, а когда, уже убеленный сединами, он наконец возвратился домой, его не узнал выросший в разлуке с ним сын.
С течением времени песни моряков совершенствовались. Вот как звучат, например, слова сербской баркароллы:
Весла бери поскорее и – в путь!
Ветру подставь богатырскую грудь.
Так навались, чтоб бурун за кормой!
Правим в Рагузу, правим домой.
Писомбо! Писомбо!
Пенит волну моя чудо-ладья,
Счастлив судьбою моряцкою я.
В даль голубую дорогой прямой
Правим в Рагузу, правим домой.
Писомбо! Писомбо!
Развивалась и мелодика, хотя построение ее оставалось довольно простым. Баркароллы, которые распевали венецианские гондольеры, отличались мягкой, меланхолической мелодией минорной тональности. Простые в композиционном отношении, эти песни не лишены были иной раз страстности и душевной тревоги. Такова, например, одна из самых старинных баркаролл, «Ун пескадор деллонда». Баркароллы вдохновляли Мендельсона и Листа, Обера и Оффенбаха.
Бессмертны русские песни «Славное море, священный Байкал» и особенно «Эй, ухнем!», которую благодаря Шаляпину знает весь мир. Песню о Байкале пели беглые сибирские ссыльные и каторжане, которым приходилось во время побега преодолевать это глубочайшее внутреннее море на Земле. «Эй, ухнем!» – классическая песня волжских бурлаков, тянувших бечевой вверх по Волге тяжелые баржи с хлебом. И по тексту, и по мелодии это одна из самых ярких рабочих песен.
Эй, ухнем! Эй, ухнем!
Еще разик, еще раз!
Разовьем мы березу,
Разовьем мы кудряву.
Ай да-да, ай да,
Ай да-да, ай да,
Разовьем мы кудряву.
Эй, эй, тяни канат сильней!
Есть и немецкие бурлацкие песни, например песня бурлаков, тянущих баржи по Эльбе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74