— Не все? Что значит не все?
— Я сказал, что дела плохи. После того как ее убили, тот, кто это сделал, избавился от тела...
О Господи! Какими словами можно это выразить? Как уберечь его от этого страшного удара?
— Нат? В чем дело, Нат?
— Ее расчленили, Боб.
— Расчленили?..
Лучше скажу я, чем какой-нибудь репортер.
— Я нашел ее голову в канализационном отстойнике, в квартале отсюда.
Пытаясь понять смысл сказанного мною, он смотрел на меня. Глаза его помутнели, голова затряслась.
Затем он отвернулся к стене, держа руки в карманах.
— Не говори Норме, — наконец сказал он.
— Мы должны рассказать ей все, — вступил в разговор Крюгер со всей мягкостью, на которую был способен. — Она все равно об этом скоро узнает.
Кинан повернулся и посмотрел на меня; по его лицу текли слезы.
— Я имел в виду... не говорите ей о... расчленении.
— Кто-то должен сообщить ей об этом, — настаивал Крюгер.
— Пригласите их священника, — предложил я Крюгеру, и он закивал головой.
Священник — отец О'Шеа из церкви Святой Гертруды приехал как раз в тот момент, когда миссис Кинан, тяжело опираясь на руку мужа, шла в свою комнату. Кинан, поддерживая жену, подвел ее к софе. Острое чувство тревоги переполняло миссис Кинан. Оно еще больше усилилось при виде безмолвной трагической сдержанности мужа.
Маленький седовласый священник с Библией и четками в руках проговорил:
— Крепка ли твоя вера, дитя мое?
Кинан сидел рядом с женой; она сжала его руку и подняла на священника свои чистые глаза, но губы ее дрожали.
— Вера моя крепка, падре.
Священник помолчал, пытаясь подыскать нужные слова. Мне очень хорошо знакомо это чувство.
— С ней все в порядке, падре? — спросила Норма Кинан.
В ее вопросе прозвучали последние остатки надежды.
Священник отрицательно покачал головой.
— Она... ей плохо?
Священник вновь отрицательно покачал головой.
Норма Кинан поняла, что означает этот жест. В течение нескольких мгновений она смотрела куда-то отсутствующим взглядом. Затем она вновь подняла глаза, но теперь они затуманились.
— Они... — Она с трудом продолжила: — Ее... изуродовали?
Священник сглотнул подступивший комок.
— Нет, миссис Кинан, — сказал я.
Кто-то должен был набраться смелости и солгать этой женщине.
— Слава Богу, — проговорила Норма Кинан. — Слава Богу.
Она зарыдала, муж с отчаянием нежно обнял ее, прижав к себе.
6
Около десяти часов того же вечера в другом отстойнике полицейские обнаружили левую ногу Джоэн. Менее чем через полчаса та же самая группа, осматривая канализационный колодец, нашла правую ногу, завернутую в пакет.
Через некоторое время в канализационной трубе отыскали и торс девочки, завернутый в пятидесятифунтовый мешок из-под сахара.
Слух об этих страшных находках мигом долетел до дома Кинана, где начали собираться все городские шишки: комиссар полиции, начальник розыскного отдела и его заместитель, глава отдела по расследованию убийств, следователь по делам о насильственной смерти, мэр. Прибыли прокурор штата и его правая рука — капитан Даниэль Гилберт, по кличке «Бочонок».
То, что приплыли большие акулы, меня не удивило, особенно если принять во внимание характер и общественный резонанс подобного преступления. Но приезд Бочонка Гилберта, связанного с мафией, не укладывался ни в какие рамки. Ведь Боб определенно связывал похищение дочери с происками мафии.
— Геллер, — дружески проговорил шикарно одетый Бочонок, — из-под какой коряги ты выполз?
Бочонок выглядел столь колоритно, что вполне оправдывал свое прозвище.
— Прошу меня извинить, — сказал я, отодвигая его в сторону.
Пришла пора достойно удалиться.
Я пошел попрощаться с Бобом. Он сидел на кушетке, разговаривая с несколькими агентами ФБР; его жену опять отвели наверх к соседям и дали успокоительного.
— Нат, — сказал Кинан, вставая и делая рукой судорожные движения, словно хватаясь за воздух, устремив на меня налитые кровью глаза, — прежде чем ты уйдешь... хочу переговорить. Пожалуйста.
— Конечно.
Он завел меня в ванную комнату и закрыл дверь. Мой взгляд упал на желтого резинового утенка, стоявшего на краю ванны.
— Хочу просить тебя продолжить поиски, — сказал Кинан.
— Боб, теперь к этому делу привлекут всех полицейских в городе. Вряд ли тебе понадобятся услуги частного детектива. Тем более, что полиции не нужны помехи на дороге.
— Ты видел, кто приехал сюда?
— Много народу. Среди них в основном очень хорошие люди.
— А этот тип, Бочонок Гилберт? Я кое-что о нем знаю. Меня предупреждали. Его называют «самым богатым полицейским в Чикаго», не так ли?
— Это правда.
Об этом действительно поговаривали в Чикаго.
Глаза Кинана сузились.
— Он путается с мафиози.
— Он со многими путается. Боб, но...
— Я дам тебе чек...
Сказав это, он вынул из кармана брюк чековую книжку, опустился на колено и с ожесточением принялся выписывать чек, используя крышку унитаза в качестве письменного стола.
Все это было столь же нелепо, сколь грустно.
— Боб, прошу... не надо...
Он поднялся и вручил мне чек на тысячу долларов Чернила влажно поблескивали.
— Это аванс, — сказал он. — Единственное, чего хочу от тебя, чтобы ты был в курсе расследования, проследил, чтобы чикагские полицейские честно делали свое дело.
Эта просьба явно противоречила тому, ради чего он меня приглашал, но я не стал обращать его внимание на это обстоятельство.
— О'кей, — согласился я, свернул чек и засунул его в карман, уловив запах чернил. Я не думал, что воспользуюсь им, но в данной ситуации чек следовало просто взять.
Боб похлопал меня по руке:
— Спасибо. Да благословит тебя Бог. Спасибо за все, Нат.
Когда мы вышли из ванной, все как-то странно посмотрели на нас. Многие из собравшихся полицейских не слишком благоволили ко мне и потому, безусловно, были рады моему уходу.
На улице несколько репортеров узнали меня и окликнули. Не обращая на них внимания, я направился к своему «плимуту», надеясь, что машину не блокировали. Хэл Дэвис, журналист из редакции «Ньюс», невысокий человек с большой головой, сияющими глазами и юношеской внешностью, несмотря на свои пятьдесят с небольшим, семенил рядом.
— Хочешь запросто заработать четвертной? — спросил Дэвис.
— Зачем, мои дела идут неплохо. А как у тебя?
— Слышал, что ты выудил детскую головку из дерьмового бульона.
— Весьма трогательно, Хэл. Иногда я задаю себе вопрос, почему это ты до сих пор не получил премию Пулитцера, коль скоро ты с такой легкостью обращаешься со словами?
— Хочу взять у тебя эксклюзивное интервью.
Я зашагал быстрее.
— Отвяжись.
— Два четвертных.
Я остановился.
— Пять.
— Господи Иисусе! Успех ударил тебе в голову, Геллер.
— Думаю, где-нибудь я смогу заработать и побольше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54