Годрик, взгляни-ка с другой стороны — тряпица могла присохнуть. Да подготовь свежую повязку на руку, пока я буду разбинтовывать. Так вот, сэр, — монах решил представиться первым, — меня зовут брат Кадфаэль. По крови я такой же валлиец, как Дэви Сант, и как ты, может быть, догадался, немало поболтался по белу свету. А это мой подручный — имя его Годрик, как ты слышал. Он-то и привел меня к тебе. Или доверяй нам обоим, или уж никому.
— Я доверяю вам обоим, — отозвался юноша.
Сегодня утром на лице его появился румянец — или то был отблеск рассветного солнца. Блестящие глаза его цветом походили на неспелый орех — скорее зеленые, чем карие.
— Одним лишь доверием нельзя отплатить за все ваши благодеяния, но скажите, что я могу сделать для вас, и я все исполню. Мое имя Торольд Бланд, родом я из селения близ Освестри, а сам я человек Фиц Аллана — с головы до пят.
Размотав несколько слоев ткани, Годит почувствовала, как юноша вздрогнул: повязка пропиталась кровью и присохла. Она ослабила бинт и постаралась бережно его снять.
— Если это опасно для вас, — продолжал Торольд, пересиливая боль, — то я пойду, думаю, что уже в силах идти. Я не могу допустить, чтобы вы рисковали из-за меня.
— Пойдешь, когда мы тебя отпустим, — проворчала Годит и в отместку быстро сорвала последний слой повязки. Впрочем, она сделала это достаточно осторожно, да и смоченная бальзамом подушечка была уже наготове. — И уж точно, что не сегодня, — добавила она.
— Да тише ты, Годрик, дай ему рассказать — время-то не терпит, — оборвал ее Кадфаэль. — Давай, парень, не бойся: мы не из тех, кто предает людей Матильды Стефану, или людей Стефана Матильде. Как же тебя сюда занесло?
Торольд глубоко вздохнул и повел свой рассказ:
— Я приехал в здешний замок с Николасом Фэнтри. Он тоже служил Фиц Аллану, земли наших отцов лежат по соседству. Мы присоединились к гарнизону всего за несколько дней до падения крепости. Вечером, перед штурмом, состоялся совет: нас туда, понятное дело, не звали — мы мелкая сошка. Они там порешили на следующий день вывезти казну Фиц Аллана и отправить к императрице. Никто тогда не подозревал, что это будет последний день. Поручение возложили на меня и Николаса, потому что нас, как людей пришлых, в Шрусбери не знали, и мы могли прошмыгнуть там, где любого, кого здесь знают в лицо, тут же бы схватили и пустили в расход.
Юноша перевел дыхание и продолжал:
— Казна, слава Богу, была не слишком громоздкая: столового серебра не очень много, а так все больше золото и драгоценности. Все это было спрятано, но где — знал только наш лорд да тот человек, которому он доверил хранение. Нам было велено поехать к нему, забрать сокровища из условленного места и под покровом ночи отправиться в Уэльс. У Фиц Аллана было соглашение с Овейном Гуинеддским — это не значит, что тот поддерживает одну из враждующих сторон, зато сама вражда его очень устраивает, как и все, что на пользу Уэльсу. К тому же он дружит с Фиц Алланом... Стефан ударил еще до рассвета, и стало ясно, что замка не удержать. Поэтому нам приказали ехать в одну лавку в городе... — Тут юноша замялся, опасаясь выдать чужой секрет.
— Да знаю я, — сказал Кадфаэль, отирая с краев раны выделившийся за ночь пот и смачивая бальзамом еще одну подушечку. — Эдрик Флешер сам рассказал мне о своем участии в этом деле. Вас отвели в его амбар во Франквилле, а сокровища уже были там спрятаны, чтобы вы могли увезти их с наступлением темноты. Продолжай!
Торольд, невозмутимо наблюдавший за тем, как перевязывают его раны, продолжил свой рассказ:
— Мы выехали, как только стемнело. Оттуда, из пригорода, до леса рукой подать. Там, на лесной тропке, которая тянется неподалеку от опушки, у кромки поля, стоит хижина пастуха. Мы как раз поравнялись с ней, когда конь Ника захромал — еле-еле плелся. Я спешился, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел, что он напоролся ногой на стальной шип, его еще «чесноком» называют, и порезался до кости.
— «Чеснок»? — удивился Кадфаэль. — На лесной тропинке, далеко от поля боя?
Известно, что «чеснок» рассыпают там, где должна пройти кавалерия: острая металлическая щетина калечит ноги коней. Но чтобы в лесу, на тропе...
— Точно, «чеснок», — заверил его Торольд, — я понял это, когда осмотрел рану. Эта штуковина там застряла, я сам ее вытащил. Но бедное животное охромело, идти-то оно могло, но дальний путь, да еще с поклажей, ему было не осилить. Я знал, что неподалеку есть ферма, и решил раздобыть свежую лошадь в обмен на коня Ника — неважная замена, да что тут поделаешь. Ношу с коня мы снимать не стали, но Ник спешился, чтобы бедняге было полегче без седока, и сказал, что подождет меня в хижине. Я повернул направо и двинулся на ферму: она лежит на запад оттуда, и хозяином там Ульф — он мой родич по материнской линии. У него я разжился небольшой лошадкой, навьючил ее поклажей, которую снял с коня Ника, и поехал назад.
— Я подъехал к хижине, — продолжал юноша, леденея при тягостном воспоминании, — думая, что Ник уже выглядывает меня и готов вскочить на коня, но его нигде не было. Не знаю уж почему, но мне стало не по себе. Стояла тишина, но я все равно насторожился: ведь как я подъехал — нельзя было не услышать. Ник так и не показался и не подал голоса, поэтому я не стал приближаться. Я отъехал немного, связал обоих коней вместе, но так, чтобы можно было отвязать их, лишь дернув за узел, и сразу умчаться. А потом я пошел в хижину.
— В это время было уже темно? — спросил Кадфаэль, прилаживая повязку.
— Уже стемнело, но не так, чтобы ничего не было видно. Вот внутри, там было темно, хоть глаз выколи. Дверь была полуоткрыта, я вошел, навострив уши, но не услышал ни шороха. Так я дошел до середины хижины и там споткнулся о тело. Это было тело Ника. Если бы я не споткнулся тогда, некому было бы все это вам рассказывать. Правда, рассказ будет невеселый, — угрюмо заметил Торольд и бросил взгляд на парнишку. Мальчик был такой юный и так заботливо за ним ухаживал... Через плечо Годит раненый многозначительно посмотрел на Кадфаэля.
— Выкладывай все как есть, — подбодрил его монах. — Малый, замешан в это куда глубже, чем ты полагаешь, и вздумай мы отослать его, нам бы не поздоровилось. В последние дни в Шрусбери творилось такое, что о чем ни заговори, рассказ будет невеселый — ты просто всякие страсти не сильно расписывай — расскажи нам все, что знаешь, а мы расскажем тебе.
Годит, вся превратившаяся в глаза, уши и услужливые руки, осмотрительно помалкивала.
— Он был мертв, — решительно продолжил Торольд. — Я свалился прямо на него, так что уткнулся в его лицо. Я невольно ухватился за него — он обмяк как тряпичная кукла. Потом я услышал, как шуршит солома, и обернулся. Жутко мне стало: ведь ветра там не было — с чего бы это ей шуршать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67