И раз уж ты оставляешь мне этот груз...
— Что говорить об этом — он твой, — перебил его Кадфаэль, неохотно поднимаясь с мешка, который столь ревностно охранял, — ты выиграл его честно, и мне нечего к этому добавить.
Без особого трепета Берингар окинул взглядом обернутый мешковиной тюк и признал в нем ту самую ношу, которую Кадфаэль принес сюда на своих закорках — у него не возникло и тени сомнений.
— Тогда езжайте, и поторопитесь! У вас в запасе есть еще несколько часов до рассвета.
В первый раз за все это время Хью устремил пристальный, изучающий взгляд на Торольда, но тот выдержал его молча и с восхитительной выдержкой.
— Прошу прощения, сэр, — прервал паузу Берингар, — я не имею чести знать вашего имени.
— Меня зовут Торольд Бланд, я сквайр Фиц Аллана.
— Мне жаль, что мы не были знакомы, хотя вовсе не жаль, что нам не довелось схватиться с оружием в руках, — боюсь, что мне пришлось бы туго.
В целом Берингар был настроен благодушно, довольный тем, что добился своего, и то, что Торольд был покрепче и повыше ростом, его отнюдь не смущало.
— Ну что ж, Торольд, тебе предстоит позаботиться о своем сокровище, а мне — о своем.
Успокоенная Годит, смотревшая на него большими, все еще вопрошающими глазами, промолвила:
— Тогда поцелуй меня на прощание и пожелай мне счастья, как и я желаю тебе.
— От всего сердца, — отозвался Берингар и, взяв ее лицо в ладони, крепко поцеловал девушку. Поцелуй длился, пожалуй, слишком долго, возможно, чтобы подразнить Торольда, но тот смотрел невозмутимо и, похоже, вовсе не был обескуражен. Так могли бы прощаться брат и сестра.
— Теперь на коней, и Бог вам в помощь!
Годит подошла к брату Кадфаэлю и попросила монаха поцеловать ее. В голосе девушки он уловил легкую дрожь, а в глазах увидел и подступавшие слезы, и едва сдерживаемый смех. Слова благодарности, сказанные ею Кадфаэлю и двум другим монахам, были по необходимости кратки — противоречивые чувства владели девушкой, и надо было поспешить, чтобы не выдать себя. Торольд подержал ей стремя, а брат Ансельм легко подсадил Годит в седло. Стремена оказались для нее немного длинноваты, и верзила наклонился, чтобы подтянуть их, а потом глянул на нее украдкой и ухмыльнулся. Годит поняла: он тоже смекнул, что происходит, и втайне смеется вместе с ней. Если бы он и его товарищ были посвящены во все подробности с самого начала, замысел Кадфаэля мог бы и не удастся — вряд ли они сумели бы так убедительно сыграть свои роли. Впрочем, братья были тертыми калачами и быстро сообразили, что к чему.
Торольд вскочил на чалого коня Берингара и с высоты седла окинул взглядом группу людей у ограды. Лучники, опустив луки, стояли в сторонке, с праздным любопытством поглядывая на происходящее, — видно, все это их несколько забавляло. Третий оруженосец распахнул ворота, давая всадникам проехать.
— Брат Кадфаэль, — промолвил Торольд, — я обязан тебе всем и никогда этого не забуду.
— Если думаешь, что обязан мне чем-то, то верни этот должок Годит, — посоветовал Кадфаэль, — и смотри, — добавил он строго, — веди себя подобающим образом, пока не доставишь ее к отцу. Она на твоем попечении, а доверие — священное бремя, не злоупотреби им.
На лице Торольда промелькнула улыбка. Затем он кивнул и выехал вместе с Годит за ворота. Путники пустили лошадей рысью через прогалину и скрылись в тени деревьев. До широкой тропы у брода, где висели седельные сумки, было совсем недалеко. Кадфаэль прислушивался к мягкому перестуку копыт и шелесту ветвей, пока звуки не растаяли в ночной тишине. Когда все стихло, он огляделся и увидел, что все остальные тоже прислушивались в напряженном молчании. Они переглянулись, но никто не находил слов.
— Если она доберется до отца девственницей, — прервал молчание Берингар, — то я ничего не понимаю ни в мужчинах, ни в женщинах.
— А я уверен, — сухо заметил Кадфаэль, — что она приедет к отцу достойной женой доброго человека. По пути отсюда до Нормандии священники попадаются на каждом шагу. Думаю, самым трудным для нее будет убедить Торольда, что он вправе взять ее в жены без благословения отца, — но Годит все равно настоит на своем.
— Ты знаешь эту девушку лучше, чем я, — кивнул Берингар, — я-то ее, можно сказать, совсем не знал. А жаль, — задумчиво добавил он.
— И все же сдается мне, что когда ты впервые увидел ее со мной во дворе обители, ты ее узнал.
— В лицо — да, узнал. Тогда я не был уверен, но не прошло и пары дней, как убедился, что не ошибся. Внешне она не слишком изменилась, хотя в этой одежде и впрямь стала похожа на мальчишку.
Он поймал взгляд Кадфаэля и усмехнулся:
— Да, я действительно явился сюда, чтобы разыскать ее, однако не затем, чтобы передать ее королю, который сделал бы из нее приманку. Не то чтобы она была так уж мне дорога, но я чувствовал, что наша помолвка налагает на меня обязанность — как ты выразился — священное бремя. Родители сговорились за нас, но я считал, что оградить ее от опасности — мой долг.
— Полагаю, — сказал Кадфаэль, — что теперь ты его исполнил.
— Согласен. И никаких обид?
— Никаких. И никаких счетов. Игра окончена.
И сказав это, монах вдруг понял, что сделал все, что мог. Он испытывал приятную усталость, смешанную с чувством облегчения.
— Брат Кадфаэль, ты составишь мне компанию по дороге в аббатство? У меня здесь две лошади. А что до моих парней, то они заслужили отдых, и если эти добрые братья предоставят им ночлег и поделятся куском хлеба, то они смогут не торопясь вернуться и завтра. А чтобы их приняли получше, у меня в седельных сумах найдется мясной паштет да пара фляжек винца. Я их прихватил на тот случай, если бы нам пришлось долго вас дожидаться, правда я не сомневался, что вы появитесь здесь этой ночью.
— У меня было предчувствие, — заметил брат Луи, потирая руки, — что, несмотря на всю эту сумятицу, все уладится наилучшим образом. Мы с удовольствием разделим с этими ребятами вино и паштет и предложим им постели, а если они не против, и партию другую в кости, а то у нас тут обычно компания маловата.
Один из лучников вывел откуда-то из темноты двух оставшихся коней Берингара — рослого, нескладного, серого в яблоках и крепкого коренастого гнедого — после чего монахи и оруженосцы мирно разгрузили снедь и питье. Следуя указаниям Хью, увесистый, завернутый в мешковину тюк водрузили на круп серой в яблоках лошади, уравновесили и закрепили с помощью кожаных ремней брата Ансельма, приготовленных для других всадников.
— Конечно, и гнедой мог бы взять этот груз, — сказал Берингар, — но этот коняга даже не заметит, что на него что-то навьючили. С ним нужна твердая рука, он норовистый и плохо слушается узды, но я привык к нему. По правде говоря, я даже люблю его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Что говорить об этом — он твой, — перебил его Кадфаэль, неохотно поднимаясь с мешка, который столь ревностно охранял, — ты выиграл его честно, и мне нечего к этому добавить.
Без особого трепета Берингар окинул взглядом обернутый мешковиной тюк и признал в нем ту самую ношу, которую Кадфаэль принес сюда на своих закорках — у него не возникло и тени сомнений.
— Тогда езжайте, и поторопитесь! У вас в запасе есть еще несколько часов до рассвета.
В первый раз за все это время Хью устремил пристальный, изучающий взгляд на Торольда, но тот выдержал его молча и с восхитительной выдержкой.
— Прошу прощения, сэр, — прервал паузу Берингар, — я не имею чести знать вашего имени.
— Меня зовут Торольд Бланд, я сквайр Фиц Аллана.
— Мне жаль, что мы не были знакомы, хотя вовсе не жаль, что нам не довелось схватиться с оружием в руках, — боюсь, что мне пришлось бы туго.
В целом Берингар был настроен благодушно, довольный тем, что добился своего, и то, что Торольд был покрепче и повыше ростом, его отнюдь не смущало.
— Ну что ж, Торольд, тебе предстоит позаботиться о своем сокровище, а мне — о своем.
Успокоенная Годит, смотревшая на него большими, все еще вопрошающими глазами, промолвила:
— Тогда поцелуй меня на прощание и пожелай мне счастья, как и я желаю тебе.
— От всего сердца, — отозвался Берингар и, взяв ее лицо в ладони, крепко поцеловал девушку. Поцелуй длился, пожалуй, слишком долго, возможно, чтобы подразнить Торольда, но тот смотрел невозмутимо и, похоже, вовсе не был обескуражен. Так могли бы прощаться брат и сестра.
— Теперь на коней, и Бог вам в помощь!
Годит подошла к брату Кадфаэлю и попросила монаха поцеловать ее. В голосе девушки он уловил легкую дрожь, а в глазах увидел и подступавшие слезы, и едва сдерживаемый смех. Слова благодарности, сказанные ею Кадфаэлю и двум другим монахам, были по необходимости кратки — противоречивые чувства владели девушкой, и надо было поспешить, чтобы не выдать себя. Торольд подержал ей стремя, а брат Ансельм легко подсадил Годит в седло. Стремена оказались для нее немного длинноваты, и верзила наклонился, чтобы подтянуть их, а потом глянул на нее украдкой и ухмыльнулся. Годит поняла: он тоже смекнул, что происходит, и втайне смеется вместе с ней. Если бы он и его товарищ были посвящены во все подробности с самого начала, замысел Кадфаэля мог бы и не удастся — вряд ли они сумели бы так убедительно сыграть свои роли. Впрочем, братья были тертыми калачами и быстро сообразили, что к чему.
Торольд вскочил на чалого коня Берингара и с высоты седла окинул взглядом группу людей у ограды. Лучники, опустив луки, стояли в сторонке, с праздным любопытством поглядывая на происходящее, — видно, все это их несколько забавляло. Третий оруженосец распахнул ворота, давая всадникам проехать.
— Брат Кадфаэль, — промолвил Торольд, — я обязан тебе всем и никогда этого не забуду.
— Если думаешь, что обязан мне чем-то, то верни этот должок Годит, — посоветовал Кадфаэль, — и смотри, — добавил он строго, — веди себя подобающим образом, пока не доставишь ее к отцу. Она на твоем попечении, а доверие — священное бремя, не злоупотреби им.
На лице Торольда промелькнула улыбка. Затем он кивнул и выехал вместе с Годит за ворота. Путники пустили лошадей рысью через прогалину и скрылись в тени деревьев. До широкой тропы у брода, где висели седельные сумки, было совсем недалеко. Кадфаэль прислушивался к мягкому перестуку копыт и шелесту ветвей, пока звуки не растаяли в ночной тишине. Когда все стихло, он огляделся и увидел, что все остальные тоже прислушивались в напряженном молчании. Они переглянулись, но никто не находил слов.
— Если она доберется до отца девственницей, — прервал молчание Берингар, — то я ничего не понимаю ни в мужчинах, ни в женщинах.
— А я уверен, — сухо заметил Кадфаэль, — что она приедет к отцу достойной женой доброго человека. По пути отсюда до Нормандии священники попадаются на каждом шагу. Думаю, самым трудным для нее будет убедить Торольда, что он вправе взять ее в жены без благословения отца, — но Годит все равно настоит на своем.
— Ты знаешь эту девушку лучше, чем я, — кивнул Берингар, — я-то ее, можно сказать, совсем не знал. А жаль, — задумчиво добавил он.
— И все же сдается мне, что когда ты впервые увидел ее со мной во дворе обители, ты ее узнал.
— В лицо — да, узнал. Тогда я не был уверен, но не прошло и пары дней, как убедился, что не ошибся. Внешне она не слишком изменилась, хотя в этой одежде и впрямь стала похожа на мальчишку.
Он поймал взгляд Кадфаэля и усмехнулся:
— Да, я действительно явился сюда, чтобы разыскать ее, однако не затем, чтобы передать ее королю, который сделал бы из нее приманку. Не то чтобы она была так уж мне дорога, но я чувствовал, что наша помолвка налагает на меня обязанность — как ты выразился — священное бремя. Родители сговорились за нас, но я считал, что оградить ее от опасности — мой долг.
— Полагаю, — сказал Кадфаэль, — что теперь ты его исполнил.
— Согласен. И никаких обид?
— Никаких. И никаких счетов. Игра окончена.
И сказав это, монах вдруг понял, что сделал все, что мог. Он испытывал приятную усталость, смешанную с чувством облегчения.
— Брат Кадфаэль, ты составишь мне компанию по дороге в аббатство? У меня здесь две лошади. А что до моих парней, то они заслужили отдых, и если эти добрые братья предоставят им ночлег и поделятся куском хлеба, то они смогут не торопясь вернуться и завтра. А чтобы их приняли получше, у меня в седельных сумах найдется мясной паштет да пара фляжек винца. Я их прихватил на тот случай, если бы нам пришлось долго вас дожидаться, правда я не сомневался, что вы появитесь здесь этой ночью.
— У меня было предчувствие, — заметил брат Луи, потирая руки, — что, несмотря на всю эту сумятицу, все уладится наилучшим образом. Мы с удовольствием разделим с этими ребятами вино и паштет и предложим им постели, а если они не против, и партию другую в кости, а то у нас тут обычно компания маловата.
Один из лучников вывел откуда-то из темноты двух оставшихся коней Берингара — рослого, нескладного, серого в яблоках и крепкого коренастого гнедого — после чего монахи и оруженосцы мирно разгрузили снедь и питье. Следуя указаниям Хью, увесистый, завернутый в мешковину тюк водрузили на круп серой в яблоках лошади, уравновесили и закрепили с помощью кожаных ремней брата Ансельма, приготовленных для других всадников.
— Конечно, и гнедой мог бы взять этот груз, — сказал Берингар, — но этот коняга даже не заметит, что на него что-то навьючили. С ним нужна твердая рука, он норовистый и плохо слушается узды, но я привык к нему. По правде говоря, я даже люблю его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67