— Я уверен, — промолвил мальчик, сдерживая дрожь, но без колебаний, — я видел именно его.
Король откинулся в своем большом кресле, с силой ударил кулаками по подлокотникам и призадумался, а потом бросил мрачный, недовольный взгляд на Хью Берингара.
— Похоже, теперь, когда мне больше всего нужна свобода действий и скорость, ты повесил мне камень на шею. Я не могу отмахнуться от того, что услышал, и должен докопаться до истины. Но закон решает такие дела неспешно, а я не могу тратить время на судебные процедуры. Ничто не заставит меня выступить позже, чем через два дня! У меня свои планы, и я не позволю их менять.
— Задержки не будет, — сказал Берингар, — если ваша милость разрешит судебный поединок. Я обвинил Адама Курселя в убийстве и стою на своем. Если он примет вызов, я готов сразиться с ним без лишних церемоний, не тратя время на подготовку. Тогда ваша милость получит результат уже завтра, а послезавтра вы сможете выступить в поход, избавившись от этого бремени.
Во время этого разговора Кадфаэль не отводил глаз от лица Курселя и с тревогой отметил на нем признаки возвращавшейся уверенности. Испарина, выступившая на лице Адама, уже исчезла, а затравленный взгляд сменился улыбкой. Теперь, когда он был загнан в угол, у него оставалось только два выхода: долгая судебная волокита с бесконечными расспросами или поединок — и в нем Курсель усмотрел свое спасение.
Кадфаэль заметил, как он окинул Берингара с головы до пят пристальным, оценивающим взглядом, и понял, какие мысли роились в голове Курселя. Противник молод, с виду не слишком силен, на полголовы ниже, чем он, неопытен и самоуверен — он будет легкой добычей. Отправить обвинителя на тот свет будет совсем несложно, а на этом все и кончится — опасаться будет нечего. Небеса укажут правого, и никто не посмеет усомниться в справедливости Божьего суда, даже Элин, не подозревающая о том, что он причастен к гибели ее брата. Он отделается и от слишком настойчивого соперника, и от обвинения, которое будет признано ложным. В конце концов, все складывается для него не так уж плохо, и может завершиться наилучшим образом.
Курсель прошел вдоль стола, взял в руку топаз и с презрением отшвырнул его, так что камень покатился в сторону Берингара.
— Пусть будет так, ваша милость. Я принимаю вызов. Сразимся завтра, без лишних формальностей и без подготовки. Ваша милость выступит на следующий день, — промолвил он вслух, а на лице его читалось: и я с вами.
— Быть по сему, — хмуро провозгласил король. — Раз уж мне суждено потерять одного хорошего слугу, пусть это будет худший из двоих, а кто из вас лучший, вы сами между собой разберетесь. Итак, завтра, в девять утра, после мессы. И не здесь, в помещении, а на свежем воздухе — луг за городскими воротами, между рекой и дорогой, как раз подойдет. Прескот, вы с Виллемом проследите, чтобы все было как положено. И лошадьми мы рисковать не станем, — рассудительно добавил Стефан. — Драться будете пешими и на мечах!
Хью Берингар послушно склонил голову.
— Согласен! — сказал Курсель и улыбнулся, подумав о том, какое преимущество дают ему при схватке на мечах более длинные руки.
— Не на жизнь, а на смерть! — воскликнул король и рывком поднялся из-за стола, положив тем самым конец омраченному пиру.
Глава двенадцатая
Гости короля возвращались из замка по темным, но отнюдь не тихим улочкам города: повсюду ощущались напряженность и беспокойство, напоминавшие крысиную возню в покинутом доме. Хью Берингар трусил на своем костлявом сером жеребце рядом с Кадфаэлем. Он намеренно слегка попридержал коня и пустил его шагом. Близкое соседство насторожившего уши брата Жерома его ничуть не смущало — он держался так, будто любопытного монаха вовсе не существовало. Впереди, приглушенно переговариваясь, ехали аббат Хериберт и приор Роберт. Их печалило то, что должна пролиться человеческая кровь, а они, служители церкви, не в силах этому помешать. Как горько, что эти два молодых человека желают друг другу смерти. Согласившись с условиями поединка, оба противника уже не могли отступить: им предстоял Божий суд, и потерпевший поражение считался осужденным самими небесами. И даже если он избежит меча, его все равно ждет виселица.
— Ну назови меня первейшим болваном на всем белом свете, если тебе от этого легче станет, — сговорчиво заявил Берингар. В голосе его слышались поддразнивающие нотки, но Кадфаэля это не обмануло.
— Я меньше других вправе судить тебя, — отозвался монах, — или даже сожалеть о том, что ты натворил.
— Как монах? — вопросил вкрадчивый голос, в звучании которого чуткое ухо могло уловить усмешку.
— Как человек! Черт бы тебя побрал!
— Брат Кадфаэль, — сердечно промолвил Хью, — я тебя очень люблю. И ты прекрасно знаешь, что на моем месте сам поступил бы точно так же.
— Ничего подобного! А если даже и так, то вовсе не потому, что одного старого дурака, видишь ли, осенило. А если бы я ошибся?
— Но ведь ты не ошибся! Он и есть убийца — и убийца вдвойне, ибо обрек на смерть ее малодушного брата столь же подло, как прикончил Николаса Фэнтри. Об одном тебя прошу: ни слова Элин, пока все не кончится — так или иначе.
— Буду молчать, если только она не заговорит первой. Ты что, думаешь, эта новость еще не разнеслась по всему городу?
— Знаю, что так, но надеюсь, что она уже легла спать, и стало быть, узнает об этом не раньше завтрашнего утра, когда закончится месса, а к тому времени, вероятно, все уже решится.
— А ты, — заметил Кадфаэль язвительно, поскольку терзавшая его душевная боль требовала какого-то выхода, — небось всю ночь проведешь на коленях, не сомкнув глаз, умерщвляя плоть накануне поединка?
— Не такой уж я дурак, — укоризненно возразил Хью и погрозил старшему другу пальцем. — Стыдно, Кадфаэль! Ты, монах, не веришь, что Господь на стороне правого. Я лягу спать и высплюсь как следует, чтобы встретить испытание свежим и бодрым. А вот ты, наверное, возьмешься быть моим ходатаем и заступником перед небесами?
— Ну уж нет, — буркнул Кадфаэль, — я тоже завалюсь на боковую и поднимусь не раньше, чем меня разбудит колокол. Неужто у меня меньше веры, чем у нахального молодого язычника, вроде тебя?
— Узнаю брата Кадфаэля! — уступчиво промолвил Берингар. — Но все-таки будь добр, замолви за меня словечко на заутрене. А уж если Он тебя не услышит, то мне протирать колени тем более ни к чему.
И Берингар, склонившись с седла, коснулся рукой широкой тонзуры Кадфаэля, как бы шутя благословляя его, а потом пришпорил коня и припустил рысью. Обогнав аббата, он почтительно поклонился ему и исчез за излучиной Вайля.
Брат Кадфаэль предстал перед аббатом сразу же после заутрени. Похоже, Хериберт не слишком удивился ни его появлению, ни его просьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67