– А ты намеревалась нарушать супружескую верность? А вот это уже вопрос, Аннабел.
– Я намеревалась выйти замуж, руководствуясь практическими соображениями, – поведала она ему, и только тут поняла, что собирается сказать ему правду. – Чтобы обеспечить себе комфорт и безоблачную жизнь. Устав от безнадежности и бедности, я намеревалась выйти замуж за человека, который возжелает меня, и обменять его желание на мою уверенность в завтрашнем дне. А потом, после того как я исполнила бы свой супружеский долг, он, по моим расчетам, скорее всего переключился бы на других женщин, а я когда-нибудь смогла бы найти отраду и для своей души.
– В общем, ты планировала быть неверной, – заключил он с заинтересованным видом.
– Все обстояло не совсем так, – сердито ответила она. – То был всего лишь практичный взгляд на истинное поведение людей. Имоджин могла позволить себе быть романтичной, а я – нет.
– Бедняжка моя, – сказал он и заключил ее в объятия. Руки ее обвили его талию так, словно им там всегда было место. Она прислонила голову к его груди, вслушиваясь в сильное биение его сердца. – Очевидно, ты не тратила время на беспокойство о столь эфемерных материях, как душа. В таком случае чего ты боишься больше всего?
– Поцелуи накапливаются, – пробормотала она.
– М-м… нынче вечером, – вымолвил он, и Аннабел содрогнулась в его объятиях от обещания, сквозившего в этих словах. – Чего боится тот, кто не верит в загробную жизнь? – В голосе его звучал неподдельный интерес.
– Не то чтобы я вообще не верила в существование царства небесного, – поведала она, – но меня это не тревожит.
– А что же тебя тревожит?
– Перспектива снова стать бедной, – призналась она. – Мне бы крайне этого не хотелось.
Руки его крепче сомкнулись вокруг нее.
– Голод – это ужасно.
– Мы никогда не знали настоящего голода, – ответила Аннабел. – Нам всегда хватало еды, просто мы изо дня в день ели одну и туже пищу. Нет, меня пугает изнурительность такого положения. Напряжение оттого, что ты не в состоянии вовремя расплатиться за какие-то услуги. Унижение от попыток убедить человека подождать честно заработанные им деньги. Оттого, что у тебя нет ли единой сорочки без дырки.
Он молчал.
– Ты богат, не так ли? – запальчиво спросила она. Эван поцеловал ее.
– Да.
– Почему ты мне не сказал?
– Я хотел понравиться тебе сам по себе. И так оно и вышло. По крайней мере тебе нравятся мои ласки, не правда ли?
Он рассмеялся, увидев, как она залилась краской, но ей было стыдно до кончиков ногтей.
– Я подсчитал, что мы должны друг другу по меньшей мере пять дополнительных поцелуев, – сообщил он, глядя на нее сверху вниз. В глазах его не было ни капли осуждения.
– Неужели тебя это не беспокоит? – спросила она у него.
– Не беспокоит что?
– То, что я… я хотела выйти замуж за богача, а теперь выхожу замуж за тебя, ..
– Разве это не пример даров Божьих? Деньги никогда не значили для меня много: я вырос в роскоши, но без семьи, и у меня не хватило духу стать довеском к звонкой монете. Но для тебя деньги были важны, и, быть может, именно поэтому они у меня есть.
Она спрятала лицо у него на груди, подумав о том, как просто он смотрит на жизнь, а потом – уже с вспыхнувшим в душе огнем – о том, как ей легко будет любить такого человека, как он.
– Но если ты боишься только за свою душу, – внезапно поинтересовалась она, – не означает ли это, что ты не боишься за свою жизнь?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, когда грабители были в номере отеля, у тебя был разъяренный вид, но ты разделся, даже не попытавшись завязать драку.
– Я действительно был в ярости. И я беспокоился о тебе и твоей сестре. Но никакого серьезного основания начинать драку не было. Если бы я так поступил, то они могли бы выстрелить, и тогда кто-нибудь пострадал бы.
– Даже несмотря на то что они пытались унизить тебя, заставив раздеться?
Ардмор ухмыльнулся.
– Я увидел, как расширились твои глаза, когда ты осознала, на что смотришь. Тот миг искупил всякое унижение. Кроме того, Аннабел, что, если бы я полез в драку?
– Ты был гораздо сильнее любого из них.
– Я мог бы отобрать у них одно ружье, – сказал он. – И что бы я тогда стал с ним делать?
– Пригрозил бы им.
– Такими вещами не шутят. Я бы никогда не направил ружье на человека, потому что у меня никогда не возникло бы намерения убить его. – Он умолк. – И вот ответ на вопрос о том, что погубило бы мою бессмертную душу: убийство человека. На сколько поцелуев это тянет?
Аннабел невольно рассмеялась. Он поцеловал ее – да так, что у нее захватило дух.
Глава 18
Граф Мейн отложил в сторону подробный отчет о подающем надежды годовике, предлагавшемся Графтонским конным заводом, и вздохнул. Его дворецкий стоял в дверях кабинета, вытянувшись в струнку от раздражения. Римпл давал понять, что может мириться с распутством своего хозяина при условии, что будут соблюдаться приличия.
– Она здесь? – спросил Мейн, заранее зная ответ.
– Карета с гербом Мейтлендов остановилась у парадного входа, – сказал Римпл, едва шевеля губами. – Если вам угодно, я выясню, находится ли леди Мейтленд внутри. Поскольку она не показалась наружу, я склонен предположить, что ее светлость желает, чтобы вы присоединились к ней в экипаже.
По мнению Римпла, джентльмены могут наносить визиты незамужним дамам, но никак не наоборот. Лондонский свет был того же мнения. И тем не менее Мейну отчего-то не удавалось убедить в этом Имоджин: она уже дважды за эту неделю наносила ему визиты средь бела дня, что давало слугам в верхней и нижней части Сент-Джеймс-стрит широкие возможности для сплетен, а также услаждало читателей скандальных газетенок, нуждавшихся в свежем материале.
Мейн поднялся. Когда он укладывал барышень в постель одну задругой, жизнь была куда легче, чем теперь, когда он не спал с одной-единственной барышней – Имоджин. Прежние его партнерши четко понимали власть репутации, понимали необходимость ненавязчиво демонстрировать целомудренное поведение и сохранять восхитительную пикантность тайны. Имоджин же была что тот щенок: врывалась, куда ее душа пожелает, и не заботилась о последствиях!
Римпл протянул Мейну пальто.
– Быть может, ее светлость желает, чтобы вы присоединились к ней для короткой прогулки по парку, – предположил он.
Мейн понял. Если он сам сядет в карету, вместо того чтобы позволить Имоджин войти в дом, то никакого скандала не последует. Он накинул пальто, выбрал шляпу из трех, предложенных лакеем, и вышел навстречу лучам утреннего солнца. Он по-прежнему испытывал некоторое потрясение, очутившись на ногах в такую рань.
До прошлого года он редко отправлялся спать раньше пяти часов утра, проводя вечера за танцами, а ночи – под пышным боком какой-нибудь красотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Я намеревалась выйти замуж, руководствуясь практическими соображениями, – поведала она ему, и только тут поняла, что собирается сказать ему правду. – Чтобы обеспечить себе комфорт и безоблачную жизнь. Устав от безнадежности и бедности, я намеревалась выйти замуж за человека, который возжелает меня, и обменять его желание на мою уверенность в завтрашнем дне. А потом, после того как я исполнила бы свой супружеский долг, он, по моим расчетам, скорее всего переключился бы на других женщин, а я когда-нибудь смогла бы найти отраду и для своей души.
– В общем, ты планировала быть неверной, – заключил он с заинтересованным видом.
– Все обстояло не совсем так, – сердито ответила она. – То был всего лишь практичный взгляд на истинное поведение людей. Имоджин могла позволить себе быть романтичной, а я – нет.
– Бедняжка моя, – сказал он и заключил ее в объятия. Руки ее обвили его талию так, словно им там всегда было место. Она прислонила голову к его груди, вслушиваясь в сильное биение его сердца. – Очевидно, ты не тратила время на беспокойство о столь эфемерных материях, как душа. В таком случае чего ты боишься больше всего?
– Поцелуи накапливаются, – пробормотала она.
– М-м… нынче вечером, – вымолвил он, и Аннабел содрогнулась в его объятиях от обещания, сквозившего в этих словах. – Чего боится тот, кто не верит в загробную жизнь? – В голосе его звучал неподдельный интерес.
– Не то чтобы я вообще не верила в существование царства небесного, – поведала она, – но меня это не тревожит.
– А что же тебя тревожит?
– Перспектива снова стать бедной, – призналась она. – Мне бы крайне этого не хотелось.
Руки его крепче сомкнулись вокруг нее.
– Голод – это ужасно.
– Мы никогда не знали настоящего голода, – ответила Аннабел. – Нам всегда хватало еды, просто мы изо дня в день ели одну и туже пищу. Нет, меня пугает изнурительность такого положения. Напряжение оттого, что ты не в состоянии вовремя расплатиться за какие-то услуги. Унижение от попыток убедить человека подождать честно заработанные им деньги. Оттого, что у тебя нет ли единой сорочки без дырки.
Он молчал.
– Ты богат, не так ли? – запальчиво спросила она. Эван поцеловал ее.
– Да.
– Почему ты мне не сказал?
– Я хотел понравиться тебе сам по себе. И так оно и вышло. По крайней мере тебе нравятся мои ласки, не правда ли?
Он рассмеялся, увидев, как она залилась краской, но ей было стыдно до кончиков ногтей.
– Я подсчитал, что мы должны друг другу по меньшей мере пять дополнительных поцелуев, – сообщил он, глядя на нее сверху вниз. В глазах его не было ни капли осуждения.
– Неужели тебя это не беспокоит? – спросила она у него.
– Не беспокоит что?
– То, что я… я хотела выйти замуж за богача, а теперь выхожу замуж за тебя, ..
– Разве это не пример даров Божьих? Деньги никогда не значили для меня много: я вырос в роскоши, но без семьи, и у меня не хватило духу стать довеском к звонкой монете. Но для тебя деньги были важны, и, быть может, именно поэтому они у меня есть.
Она спрятала лицо у него на груди, подумав о том, как просто он смотрит на жизнь, а потом – уже с вспыхнувшим в душе огнем – о том, как ей легко будет любить такого человека, как он.
– Но если ты боишься только за свою душу, – внезапно поинтересовалась она, – не означает ли это, что ты не боишься за свою жизнь?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, когда грабители были в номере отеля, у тебя был разъяренный вид, но ты разделся, даже не попытавшись завязать драку.
– Я действительно был в ярости. И я беспокоился о тебе и твоей сестре. Но никакого серьезного основания начинать драку не было. Если бы я так поступил, то они могли бы выстрелить, и тогда кто-нибудь пострадал бы.
– Даже несмотря на то что они пытались унизить тебя, заставив раздеться?
Ардмор ухмыльнулся.
– Я увидел, как расширились твои глаза, когда ты осознала, на что смотришь. Тот миг искупил всякое унижение. Кроме того, Аннабел, что, если бы я полез в драку?
– Ты был гораздо сильнее любого из них.
– Я мог бы отобрать у них одно ружье, – сказал он. – И что бы я тогда стал с ним делать?
– Пригрозил бы им.
– Такими вещами не шутят. Я бы никогда не направил ружье на человека, потому что у меня никогда не возникло бы намерения убить его. – Он умолк. – И вот ответ на вопрос о том, что погубило бы мою бессмертную душу: убийство человека. На сколько поцелуев это тянет?
Аннабел невольно рассмеялась. Он поцеловал ее – да так, что у нее захватило дух.
Глава 18
Граф Мейн отложил в сторону подробный отчет о подающем надежды годовике, предлагавшемся Графтонским конным заводом, и вздохнул. Его дворецкий стоял в дверях кабинета, вытянувшись в струнку от раздражения. Римпл давал понять, что может мириться с распутством своего хозяина при условии, что будут соблюдаться приличия.
– Она здесь? – спросил Мейн, заранее зная ответ.
– Карета с гербом Мейтлендов остановилась у парадного входа, – сказал Римпл, едва шевеля губами. – Если вам угодно, я выясню, находится ли леди Мейтленд внутри. Поскольку она не показалась наружу, я склонен предположить, что ее светлость желает, чтобы вы присоединились к ней в экипаже.
По мнению Римпла, джентльмены могут наносить визиты незамужним дамам, но никак не наоборот. Лондонский свет был того же мнения. И тем не менее Мейну отчего-то не удавалось убедить в этом Имоджин: она уже дважды за эту неделю наносила ему визиты средь бела дня, что давало слугам в верхней и нижней части Сент-Джеймс-стрит широкие возможности для сплетен, а также услаждало читателей скандальных газетенок, нуждавшихся в свежем материале.
Мейн поднялся. Когда он укладывал барышень в постель одну задругой, жизнь была куда легче, чем теперь, когда он не спал с одной-единственной барышней – Имоджин. Прежние его партнерши четко понимали власть репутации, понимали необходимость ненавязчиво демонстрировать целомудренное поведение и сохранять восхитительную пикантность тайны. Имоджин же была что тот щенок: врывалась, куда ее душа пожелает, и не заботилась о последствиях!
Римпл протянул Мейну пальто.
– Быть может, ее светлость желает, чтобы вы присоединились к ней для короткой прогулки по парку, – предположил он.
Мейн понял. Если он сам сядет в карету, вместо того чтобы позволить Имоджин войти в дом, то никакого скандала не последует. Он накинул пальто, выбрал шляпу из трех, предложенных лакеем, и вышел навстречу лучам утреннего солнца. Он по-прежнему испытывал некоторое потрясение, очутившись на ногах в такую рань.
До прошлого года он редко отправлялся спать раньше пяти часов утра, проводя вечера за танцами, а ночи – под пышным боком какой-нибудь красотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84