Подняв глаза от книги, Хизер заметила, что Слоан уперся лбом в сомкнутые ладони.
— Что случилось? — мягко спросила она.
— Этот сезон скорее всего будет «кожевенным», — с безнадежной тоской пояснил Слоан. — Это означает, что нам крышка. Так говорят, когда цены на говядину летят к черту и ранчеро могут кое-как возместить расходы, продавая бычков не на мясо, а на шкуры.
— А цены падают?
— Это еще мягко сказано. Все началось года два назад, и теперь мы оказались на самом краю финансовой пропасти. Добавь еще то обстоятельство, что мне теперь почти нечего продавать да еще приходится конкурировать с большими скотоводческими хозяйствами на Севере. Ходят слухи, что многие тамошние ранчо выставлены на аукцион, и, если начнется распродажа скота, цены опустятся еще ниже. Даже продав бычков на шкуры, я не окуплю затрат. — Слоан невесело засмеялся: — Но по крайней мере можно не нанимать так много ковбоев для весеннего клеймения, как раньше.
Хизер беспомощно всплеснула руками.
— Но ты ведь можешь восстановить свое поголовье, не правда ли?
— А какой смысл? — цинично усмехнулся Слоан. — Золотые дни скотоводческих империй давно миновали. Джейк это предвидел. Он давно пристает ко мне, требуя сменить курс.
— Но что ты собираешься делать?
— Засеять часть лугов травой и заготавливать сено. Правда, мне не улыбается мысль стать фермером, но спрос на корма растет. А ранчо требует немалых расходов.
Денег, которых у него нет.
— Но у тебя немалые владения. Почему бы не продать часть земли?
Слоан резко вскинул голову и злобно уставился на жену.
— Похоже, ты ничего не понимаешь! «Бар М» останется таким, как сейчас. Ясно?!
Хизер ответила мужу спокойным взглядом.
— Возможно, я действительно чего-то не понимаю, но хотелось бы послушать объяснение.
Слоан кивнул, кажется, сообразив, что она говорит вполне искренне.
— Мой отец приехал в Колорадо во время «золотой лихорадки», почти сорок лет назад. Но вместо того чтобы искать золото, вместе с мамой создал это ранчо. Оно стало его жизнью. Па умер, защищая ранчо, и оставил его мне и Джейку. Да я скорее руки себе отрежу, чем продам хотя бы горсть грязи! — страстно выкрикнул он.
Хизер кивнула. Трудно осуждать Слоана за желание сохранить наследие отца. Тот доверил сыну самое дорогое, и Слоан продолжит его дело.
— Я в лучшем положении, чем многие соседи, — уже мягче сказал Слоан. — За последние годы несколько больших восточных компаний проложили путь в Колорадо. Они приобретают маленькие семейные ранчо, пользуясь тяжелыми временами, выкупают закладные и тому подобное. А правительство поддерживает такие методы. Более того, в Вашингтоне приняты законы, открыто направленные против коренных жителей. И никого не интересует, что ни политики, ни исполнительные власти ни черта не понимают в скотоводстве. В основном это шахтовладельцы или железнодорожные магнаты, которым наплевать на людей, создавших этот штат потом и кровью.
— Вроде тебя, — пробормотала Хизер.
— Меня и моих соседей, и не важно, разводят они коров или овец. Именно поэтому я и решил баллотироваться в сенат. Как сенатор от штата Колорадо я мог бы постоять за ранчеро и, возможно, чего-то добиться. Мой соперник уж точно ничего для них не сделает. Куинн Ловелл представлял этот округ два года, но понятия не имеет ни о нуждах обитателей Колорадо, ни о бедах ранчеро. Он сколотил состояние на добыче золота и серебра и привык безжалостно грабить и уничтожать природу. На уме у него одно: набить собственные карманы. Власть и богатство — больше ему ничего не нужно.
Хизер слишком хорошо знала людей, подобных Ловеллу и Рэндолфу. Подстегиваемые алчностью, жаждой могущества или просто стремлением к авантюрам, они хотят покорить мир любой ценой, любыми средствами, честными или подлыми.
— Ловелл хуже, чем эти самые компании-захватчики, — мрачно сообщил Слоан. — Он скупил больше хозяйств, чем все они, вместе взятые, и теперь зарится на «Бар М».
— То есть как?!
— Это верный способ утопить меня. Я — единственный, кто препятствует ему завладеть всей округой. Будь я проклят, если соглашусь продать, но… — Слоан отвел глаза. — Если все так пойдет и дальше, то в лучшем случае я смогу продержаться до лета.
— Но… но ты только сейчас утверждал, что никогда не отдашь свою землю.
— Да, добровольно. Но у меня, возможно, не будет иного выбора. Я заложил ранчо, перед тем как женился на тебе.
Хизер не нуждалась в дальнейших пояснениях. Повесил себе на шею ее долги.
— Слоан… прости меня.
— Ничего не поделаешь, — пожал плечами Слоан. — Придется подтянуть пояса.
Он снова склонился над книгой, не обращая внимания на покаянный взгляд Хизер. Что она наделала? Не лучше ли было идти своей дорогой и оставить его в покое с самого начала? Теперь он рискует всем из-за нее.
Но она и понятия не имела, что скотоводы так сильно пострадали и что Слоану грозит разорение. Жаль, что она не знает, как помочь, а Слоан не подпускает ее к себе.
Как бы ей хотелось…
Чего именно? Взять себя в руки и держать в узде ту бурю чувств, которую пробудил в ней Слоан?
Ей все труднее понять, что она к нему испытывает. Слоан так же суров и неукротим, как его возлюбленная земля, часто к нему невозможно подступиться, временами он злобен и нетерпим, но все же…
И все же она не могла объяснить тот пожар, который он разжигал в ней. Не могла определить природу той неотступной тоски и беспокойства, преследовавших ее с самого дня свадьбы. По ночам, в часы одиночества и тяжелых дум, они изводили ее сильнее, но, несмотря ни на что, под пеплом надежд постоянно тлел огонек желания.
Нужно признаться честно — она питает к нему не только и не столько сострадание и сочувствие. Он непреодолимо влечет ее, и ничего с этим не поделаешь. Она все время ощущает его присутствие. Присутствие мужчины.
Да, все это легко объяснимо. Он был ее первым мужчиной, посвятил в тайны любовных игр, плотских наслаждений, пробудил страсть. После этой поразительной близости неудивительно, что она ощущает некую симпатию к этому человеку, иначе почему в его присутствии сердце неизменно выбивает победный марш, дыхание учащается, краска бросается в лицо? Наверное, все это происходило бы с ней, будь на месте Слоана другой.
Но пока она жена Маккорда. И жаждет, помимо всего прочего, более глубокой духовной связи между ними. Она не требует ничего сверхъестественного, но истосковалась по простым радостям супружеской жизни: близости, нежности, смеху… взаимной привязанности.
Но случившаяся трагедия уничтожила в его душе жизнерадостность. Он одержим памятью об убитой жене.
Хизер не сумела сдержать тяжелого вздоха. Ничего не выйдет. Он по-прежнему отгораживается от нее. Хотя… хотя сегодня чуть приоткрылся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Что случилось? — мягко спросила она.
— Этот сезон скорее всего будет «кожевенным», — с безнадежной тоской пояснил Слоан. — Это означает, что нам крышка. Так говорят, когда цены на говядину летят к черту и ранчеро могут кое-как возместить расходы, продавая бычков не на мясо, а на шкуры.
— А цены падают?
— Это еще мягко сказано. Все началось года два назад, и теперь мы оказались на самом краю финансовой пропасти. Добавь еще то обстоятельство, что мне теперь почти нечего продавать да еще приходится конкурировать с большими скотоводческими хозяйствами на Севере. Ходят слухи, что многие тамошние ранчо выставлены на аукцион, и, если начнется распродажа скота, цены опустятся еще ниже. Даже продав бычков на шкуры, я не окуплю затрат. — Слоан невесело засмеялся: — Но по крайней мере можно не нанимать так много ковбоев для весеннего клеймения, как раньше.
Хизер беспомощно всплеснула руками.
— Но ты ведь можешь восстановить свое поголовье, не правда ли?
— А какой смысл? — цинично усмехнулся Слоан. — Золотые дни скотоводческих империй давно миновали. Джейк это предвидел. Он давно пристает ко мне, требуя сменить курс.
— Но что ты собираешься делать?
— Засеять часть лугов травой и заготавливать сено. Правда, мне не улыбается мысль стать фермером, но спрос на корма растет. А ранчо требует немалых расходов.
Денег, которых у него нет.
— Но у тебя немалые владения. Почему бы не продать часть земли?
Слоан резко вскинул голову и злобно уставился на жену.
— Похоже, ты ничего не понимаешь! «Бар М» останется таким, как сейчас. Ясно?!
Хизер ответила мужу спокойным взглядом.
— Возможно, я действительно чего-то не понимаю, но хотелось бы послушать объяснение.
Слоан кивнул, кажется, сообразив, что она говорит вполне искренне.
— Мой отец приехал в Колорадо во время «золотой лихорадки», почти сорок лет назад. Но вместо того чтобы искать золото, вместе с мамой создал это ранчо. Оно стало его жизнью. Па умер, защищая ранчо, и оставил его мне и Джейку. Да я скорее руки себе отрежу, чем продам хотя бы горсть грязи! — страстно выкрикнул он.
Хизер кивнула. Трудно осуждать Слоана за желание сохранить наследие отца. Тот доверил сыну самое дорогое, и Слоан продолжит его дело.
— Я в лучшем положении, чем многие соседи, — уже мягче сказал Слоан. — За последние годы несколько больших восточных компаний проложили путь в Колорадо. Они приобретают маленькие семейные ранчо, пользуясь тяжелыми временами, выкупают закладные и тому подобное. А правительство поддерживает такие методы. Более того, в Вашингтоне приняты законы, открыто направленные против коренных жителей. И никого не интересует, что ни политики, ни исполнительные власти ни черта не понимают в скотоводстве. В основном это шахтовладельцы или железнодорожные магнаты, которым наплевать на людей, создавших этот штат потом и кровью.
— Вроде тебя, — пробормотала Хизер.
— Меня и моих соседей, и не важно, разводят они коров или овец. Именно поэтому я и решил баллотироваться в сенат. Как сенатор от штата Колорадо я мог бы постоять за ранчеро и, возможно, чего-то добиться. Мой соперник уж точно ничего для них не сделает. Куинн Ловелл представлял этот округ два года, но понятия не имеет ни о нуждах обитателей Колорадо, ни о бедах ранчеро. Он сколотил состояние на добыче золота и серебра и привык безжалостно грабить и уничтожать природу. На уме у него одно: набить собственные карманы. Власть и богатство — больше ему ничего не нужно.
Хизер слишком хорошо знала людей, подобных Ловеллу и Рэндолфу. Подстегиваемые алчностью, жаждой могущества или просто стремлением к авантюрам, они хотят покорить мир любой ценой, любыми средствами, честными или подлыми.
— Ловелл хуже, чем эти самые компании-захватчики, — мрачно сообщил Слоан. — Он скупил больше хозяйств, чем все они, вместе взятые, и теперь зарится на «Бар М».
— То есть как?!
— Это верный способ утопить меня. Я — единственный, кто препятствует ему завладеть всей округой. Будь я проклят, если соглашусь продать, но… — Слоан отвел глаза. — Если все так пойдет и дальше, то в лучшем случае я смогу продержаться до лета.
— Но… но ты только сейчас утверждал, что никогда не отдашь свою землю.
— Да, добровольно. Но у меня, возможно, не будет иного выбора. Я заложил ранчо, перед тем как женился на тебе.
Хизер не нуждалась в дальнейших пояснениях. Повесил себе на шею ее долги.
— Слоан… прости меня.
— Ничего не поделаешь, — пожал плечами Слоан. — Придется подтянуть пояса.
Он снова склонился над книгой, не обращая внимания на покаянный взгляд Хизер. Что она наделала? Не лучше ли было идти своей дорогой и оставить его в покое с самого начала? Теперь он рискует всем из-за нее.
Но она и понятия не имела, что скотоводы так сильно пострадали и что Слоану грозит разорение. Жаль, что она не знает, как помочь, а Слоан не подпускает ее к себе.
Как бы ей хотелось…
Чего именно? Взять себя в руки и держать в узде ту бурю чувств, которую пробудил в ней Слоан?
Ей все труднее понять, что она к нему испытывает. Слоан так же суров и неукротим, как его возлюбленная земля, часто к нему невозможно подступиться, временами он злобен и нетерпим, но все же…
И все же она не могла объяснить тот пожар, который он разжигал в ней. Не могла определить природу той неотступной тоски и беспокойства, преследовавших ее с самого дня свадьбы. По ночам, в часы одиночества и тяжелых дум, они изводили ее сильнее, но, несмотря ни на что, под пеплом надежд постоянно тлел огонек желания.
Нужно признаться честно — она питает к нему не только и не столько сострадание и сочувствие. Он непреодолимо влечет ее, и ничего с этим не поделаешь. Она все время ощущает его присутствие. Присутствие мужчины.
Да, все это легко объяснимо. Он был ее первым мужчиной, посвятил в тайны любовных игр, плотских наслаждений, пробудил страсть. После этой поразительной близости неудивительно, что она ощущает некую симпатию к этому человеку, иначе почему в его присутствии сердце неизменно выбивает победный марш, дыхание учащается, краска бросается в лицо? Наверное, все это происходило бы с ней, будь на месте Слоана другой.
Но пока она жена Маккорда. И жаждет, помимо всего прочего, более глубокой духовной связи между ними. Она не требует ничего сверхъестественного, но истосковалась по простым радостям супружеской жизни: близости, нежности, смеху… взаимной привязанности.
Но случившаяся трагедия уничтожила в его душе жизнерадостность. Он одержим памятью об убитой жене.
Хизер не сумела сдержать тяжелого вздоха. Ничего не выйдет. Он по-прежнему отгораживается от нее. Хотя… хотя сегодня чуть приоткрылся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79