Прошлое ворвалось в настоящее, когда Лейла, оглядев лица вокруг, поняла, что ни одна из сидящих здесь девушек не выходила на сцену вместе с Рози Хейвуд и ею самой в те далекие времена. И все-таки ими владели сходные мечты, сходные желания, о которых они часто говорили с Рози. Они также оживали, когда занимались любимым делом.
Песня закончилась, звук хора замер вдали. И вдруг Лейла заметила, как стало спокойнее вокруг. Дети молчали, плач младенцев сменился сонным хныканьем, женщины немного расслабились. Шахтеры расплывались в улыбке от удовольствия, и их просьба продолжить была тут же поддержана остальными. Девушки были только счастливы пойти им навстречу. Сцена отсутствовала, а их ослабевшие тела едва ли могли произвести что-то подобное выступлениям в прошлом, но эта пещера отличалась изумительной акустикой, и они запели хором популярные песенки, поощряя своих слушателей петь вместе с ними.
В течение получаса добровольные затворницы испытывали удовольствие, о существовании которого в этих условиях они и не подозревали. Лейлу попросили спеть несколько баллад, а потом и сольную песню, которую она исполняла в «Наследнице из Венгрии», столь популярную на концертах в Кимберли.
Моя далекая любовь, лишь о тебе тоскую…
Это был финал их выступления. Слова оказались удивительно созвучными общему настроению. И молчание, воцарившееся после, объединило женщин, как ничто другое. Даже те, чья набожность привела их к попытке разрушить то, что они считали распутством, осознавали себя как одно целое вместе с другими женщинами, в том числе и актрисами. У каждой наверху остался любимый, защищавший город. Это сделало их всех сестрами.
Вечер был отмечен прибытием супа, бутербродов и плохих новостей. Бомбардировки не прекращались, несколько солдат убиты, когда взорвался склад боеприпасов.
Очередная ночь тянулась бесконечно. Многие дети страдали от температуры. Воздух стал невыносимо спертым и вонючим. Врачи забеспокоились— скоро в шахтах станет опаснее, чем на поверхности; эпидемия лихорадки под землей унесет больше жизней, чем обстрел.
Лейла тревожилась за Салли, которая ночью была необычайно разгоряченной и беспокойной. Она и сама спала плохо, преследуемая мыслями о прошлом и о будущем, не несущем ничего, кроме душевной пустоты. Боязнь замкнутого пространства стала сильнее, и было трудно подавить стремление оказаться под настоящим ночным небом со звездами.
И другие желания посещали ее, например, сорвать одежду и помыться холодной водой и душистым мылом, выбросить парик и намыливать волосы до тех пор, пока они не станут блестящими и пушистыми, оказаться в своей прохладной спальне в коттедже и спать, пока тело не восстановит былую силу. И эти мечты об открытом пространстве и комфорте сдерживались только мыслями о Вивиане, которому сейчас намного тяжелее.
Третье утро под землей они смогли различить, когда появились люди с серыми морщинистыми лицами и принялись раздавать завтрак.
— Откуда мы знаем, что сейчас утро? — спросила безжизненно Флоренс, протирая личико Салли подолом своего платья. — Они могут врать. Клянусь, мы здесь почти неделю.
— Им нет необходимости говорить неправду, — возразила Лейла раздраженно. — Что это им даст?
Девушка пожала плечами.
— Не знаю. Возможно, город пал, а они не сообщили бурам, что мы здесь.
— Побойся Бога, Флоренс! Только попробуй распустить этот слух, и мы окажемся окруженными толпой истеричных женщины. Если не можешь говорить что-нибудь умное, лучше помолчи! — рявкнула Лейла, хотя сама была почти готова согласиться с предположением девушки. Они не могли определить время и даже число, если не спрашивали тех, кто приносил еду.
Других, казалось, волновала та же проблема, судя по вопросам, которыми они засыпали спустившихся. Обсуждался еще один факт, вызывавший подозрения. Если английские войска ушли, то что мешает бурам взять город? Им не надо бороться на два фронта, почему же они все еще продолжают обстреливать Кимберли с дальнего расстояния? Говорят ли им правду? Что действительно происходит на поверхности? Где их мужчины? Остался ли кто-нибудь в живых?
Буря возмущения заставила мужчин обратиться к дежурившему врачу. Тот, узнав о причине волнений, вызвал с поверхности одного из военных хирургов, чтобы тот успокоил испуганных женщин. Вдвоем им удалось уговорить всех, что сегодня 15 февраля и что город по-прежнему в руках англичан. Их уверенные слова в комбинации с успокоительными лекарствами значительно улучшили настроение, а уверения хирурга, что он бездельничает последние три дня, частично успокоили тех, кто волновался о безопасности мужей. Один из врачей, с которым Лейла была немного знакома, подошел к ней, спросив, не могла бы она помочь.
— Я слышал, что вы устроили импровизированный концерт вчера, — заметил он, улыбаясь. — Нельзя ли повторить его?
— Это был не концерт, — запротестовала Лейла. — Девушки спели колыбельную, и всем так понравилось, что мы исполнили несколько известных песен. Это произошло случайно.
— Понимаю, — протянул он задумчиво. — Но пребывание под землей может продлиться много дней. Большинство женщин здесь— это простые люди, которые ничего не в состоянии сделать, кроме как сбиться в кучу в поисках безопасности. Вы же одарены способностями, которые возвышают вас над остальными. Я заклинаю вас, используйте их для спасения людей.
Слегка поклонившись, он вернулся к коллегам. Лейла была обескуражена. Концерт — здесь? Невероятно. Колыбельная песня была подхвачена девушками, которых затем попросили спеть еще, и они исполнили несколько известных мелодий. Это был просто способ скоротать время, выход энергии для молодых девушек, любящих петь, и для скучающих, обеспокоенных женщин, чей ум требовал противоядия от постоянного страха. Но концерт? — какая чепуха! И все же Лейла не могла забыть слов врача. Лестер Гилберт настаивал, чтобы она «сохраняла волшебство любой ценой и в любое время», но включал ли он в это определение шахту глубиной в полторы тысячи футов? Что-то подсказывало, что Лестер был бы ошарашен, узнав, о чем просят известную певицу.
Короткое развлечение в виде обеда в середине дня почти не подняло настроения. Утром умер ребенок, и все женщины переживали эту смерть как нечто личное. В подобных условиях проводить концерт было неприлично. Но когда Лейла посмотрела на детей, скучающих и совершенно отбившихся от рук после трех дней заточения, она поняла, как может выполнить просьбу врача. Своими играми шумные мальчишки и девчонки доводили женщин до истерики: наступали соседям на руки, спотыкались о протянутые ноги и будили младенцев, которые только-только с большим трудом заснули. Они раздражали и всех окружавших.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Песня закончилась, звук хора замер вдали. И вдруг Лейла заметила, как стало спокойнее вокруг. Дети молчали, плач младенцев сменился сонным хныканьем, женщины немного расслабились. Шахтеры расплывались в улыбке от удовольствия, и их просьба продолжить была тут же поддержана остальными. Девушки были только счастливы пойти им навстречу. Сцена отсутствовала, а их ослабевшие тела едва ли могли произвести что-то подобное выступлениям в прошлом, но эта пещера отличалась изумительной акустикой, и они запели хором популярные песенки, поощряя своих слушателей петь вместе с ними.
В течение получаса добровольные затворницы испытывали удовольствие, о существовании которого в этих условиях они и не подозревали. Лейлу попросили спеть несколько баллад, а потом и сольную песню, которую она исполняла в «Наследнице из Венгрии», столь популярную на концертах в Кимберли.
Моя далекая любовь, лишь о тебе тоскую…
Это был финал их выступления. Слова оказались удивительно созвучными общему настроению. И молчание, воцарившееся после, объединило женщин, как ничто другое. Даже те, чья набожность привела их к попытке разрушить то, что они считали распутством, осознавали себя как одно целое вместе с другими женщинами, в том числе и актрисами. У каждой наверху остался любимый, защищавший город. Это сделало их всех сестрами.
Вечер был отмечен прибытием супа, бутербродов и плохих новостей. Бомбардировки не прекращались, несколько солдат убиты, когда взорвался склад боеприпасов.
Очередная ночь тянулась бесконечно. Многие дети страдали от температуры. Воздух стал невыносимо спертым и вонючим. Врачи забеспокоились— скоро в шахтах станет опаснее, чем на поверхности; эпидемия лихорадки под землей унесет больше жизней, чем обстрел.
Лейла тревожилась за Салли, которая ночью была необычайно разгоряченной и беспокойной. Она и сама спала плохо, преследуемая мыслями о прошлом и о будущем, не несущем ничего, кроме душевной пустоты. Боязнь замкнутого пространства стала сильнее, и было трудно подавить стремление оказаться под настоящим ночным небом со звездами.
И другие желания посещали ее, например, сорвать одежду и помыться холодной водой и душистым мылом, выбросить парик и намыливать волосы до тех пор, пока они не станут блестящими и пушистыми, оказаться в своей прохладной спальне в коттедже и спать, пока тело не восстановит былую силу. И эти мечты об открытом пространстве и комфорте сдерживались только мыслями о Вивиане, которому сейчас намного тяжелее.
Третье утро под землей они смогли различить, когда появились люди с серыми морщинистыми лицами и принялись раздавать завтрак.
— Откуда мы знаем, что сейчас утро? — спросила безжизненно Флоренс, протирая личико Салли подолом своего платья. — Они могут врать. Клянусь, мы здесь почти неделю.
— Им нет необходимости говорить неправду, — возразила Лейла раздраженно. — Что это им даст?
Девушка пожала плечами.
— Не знаю. Возможно, город пал, а они не сообщили бурам, что мы здесь.
— Побойся Бога, Флоренс! Только попробуй распустить этот слух, и мы окажемся окруженными толпой истеричных женщины. Если не можешь говорить что-нибудь умное, лучше помолчи! — рявкнула Лейла, хотя сама была почти готова согласиться с предположением девушки. Они не могли определить время и даже число, если не спрашивали тех, кто приносил еду.
Других, казалось, волновала та же проблема, судя по вопросам, которыми они засыпали спустившихся. Обсуждался еще один факт, вызывавший подозрения. Если английские войска ушли, то что мешает бурам взять город? Им не надо бороться на два фронта, почему же они все еще продолжают обстреливать Кимберли с дальнего расстояния? Говорят ли им правду? Что действительно происходит на поверхности? Где их мужчины? Остался ли кто-нибудь в живых?
Буря возмущения заставила мужчин обратиться к дежурившему врачу. Тот, узнав о причине волнений, вызвал с поверхности одного из военных хирургов, чтобы тот успокоил испуганных женщин. Вдвоем им удалось уговорить всех, что сегодня 15 февраля и что город по-прежнему в руках англичан. Их уверенные слова в комбинации с успокоительными лекарствами значительно улучшили настроение, а уверения хирурга, что он бездельничает последние три дня, частично успокоили тех, кто волновался о безопасности мужей. Один из врачей, с которым Лейла была немного знакома, подошел к ней, спросив, не могла бы она помочь.
— Я слышал, что вы устроили импровизированный концерт вчера, — заметил он, улыбаясь. — Нельзя ли повторить его?
— Это был не концерт, — запротестовала Лейла. — Девушки спели колыбельную, и всем так понравилось, что мы исполнили несколько известных песен. Это произошло случайно.
— Понимаю, — протянул он задумчиво. — Но пребывание под землей может продлиться много дней. Большинство женщин здесь— это простые люди, которые ничего не в состоянии сделать, кроме как сбиться в кучу в поисках безопасности. Вы же одарены способностями, которые возвышают вас над остальными. Я заклинаю вас, используйте их для спасения людей.
Слегка поклонившись, он вернулся к коллегам. Лейла была обескуражена. Концерт — здесь? Невероятно. Колыбельная песня была подхвачена девушками, которых затем попросили спеть еще, и они исполнили несколько известных мелодий. Это был просто способ скоротать время, выход энергии для молодых девушек, любящих петь, и для скучающих, обеспокоенных женщин, чей ум требовал противоядия от постоянного страха. Но концерт? — какая чепуха! И все же Лейла не могла забыть слов врача. Лестер Гилберт настаивал, чтобы она «сохраняла волшебство любой ценой и в любое время», но включал ли он в это определение шахту глубиной в полторы тысячи футов? Что-то подсказывало, что Лестер был бы ошарашен, узнав, о чем просят известную певицу.
Короткое развлечение в виде обеда в середине дня почти не подняло настроения. Утром умер ребенок, и все женщины переживали эту смерть как нечто личное. В подобных условиях проводить концерт было неприлично. Но когда Лейла посмотрела на детей, скучающих и совершенно отбившихся от рук после трех дней заточения, она поняла, как может выполнить просьбу врача. Своими играми шумные мальчишки и девчонки доводили женщин до истерики: наступали соседям на руки, спотыкались о протянутые ноги и будили младенцев, которые только-только с большим трудом заснули. Они раздражали и всех окружавших.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122