Когда я приехал сюда, этому дереву было столько же лет, сколько и мне…
Он перевел взгляд на ее лицо и посмотрел печально и проницательно.
– Твоя мать была хорошей женщиной, верной женой моему сыну, я всегда говорил об этом. Без него ей было одиноко. Когда он умер, никто не принуждал ее хранить ему верность, и даже то, что она носила его ребенка, ни к чему не обязывало ее. Она сошла в могилу через год после смерти мужа, причем желая того сама. Сила ее любви заставила ее пожертвовать всем.
Он погладил Хетту по голове.
– Ты обладаешь мягкостью своего отца, девочка, – сказал он. – Но у тебя есть и независимость твоей матери. Такое наследство – тяжкое бремя. Я молюсь о том, чтобы ты несла его во имя Господа и не обратилась к лукавому.
Они долгим взглядом смотрели друг другу в глаза, и Хетта почувствовала, как бремя, о котором говорил Упа, давит ее к земле, становясь все тяжелее.
Когда вдруг открылась дверь, Хетта повернула к ней голову, думая, что вошла прислуга. Она не сразу поняла, кто перед ней, а когда наконец поняла, то побледнела.
– Пит! – в изумлении прошептала она и обмерла, когда увидела, что вслед за ним в комнату входят ее брат и еще с полдюжины солдат из Ландердорпского взвода.
Если до этого у Хетты было тревожно на душе, то теперь ей стало еще хуже. Прибытие к ним в дом восьмерых голодных и усталых людей прибавило ей хлопот, но она чувствовала, что неспособна сейчас на такую работу. Когда она подбрасывала в огонь дров, добавляла в мясное жаркое приправу, накрывала на стол, ее охватывали тошнота и головокружение.
Большой дом ожил с прибытием новых людей. На улице зазвенели ведра – это старый Джонни кормил лошадей вновь прибывших.
На кухне смеялись и за обе щеки уплетали гости; когда тарелки пустели, они протягивали Хетте их за новой порцией. Хетта с ужасом наполняла тарелки жарким, думая о том, когда же это кончится.
Попутно они все одновременно разговаривали, похваляясь своими победами и тем, как они поприжали англичан, и похлопывали друг друга по плечу.
– Да, парень, никогда еще я не видел, чтобы кто-нибудь так быстро сдавал оружие, как эти слизняки-англичане, – смеялся один из них.
– Да, не похожи они на строителей империи, – поддакнул Пит. – Особенно когда они под дождем потопали в Преторию, а, Франц?
– Казалось, что они находятся очень далеко от своей родины, – последовал странный ответ.
Пит отвернулся от него и закричал:
– Хетта!
Она вздрогнула от неожиданности и выронила из рук на стол тарелку, из которой тут же потекло на скатерть и на передник Хетты, оставляя пятна цвета засохшей крови. На столе тарелка не удержалась и вдребезги разбилась об пол. Хетта, отгоняя мрачные мысли, взглянула на Пита. Тот уставился на нее. Она принялась нервными движениями собирать осколки.
– Ты выглядишь обеспокоенной, – сказал Пит, когда она выпрямилась. – Никогда я еще не видел, чтобы ты была такой неловкой.
– Мясо… мясо было такое горячее, – заикаясь, ответила Хетта. – Оно упало мне на руку, я обожглась и выронила тарелку.
– А я думаю, что дело в другом, – сказал Пит, внимательно осматривая ее руку, на которой не было видно никаких следов от ожога.
– Ты ошибаешься, – сказала она и стала пытаться вырваться, но он удержал ее за руку и потянул со словами:
– Я никогда не ошибаюсь.
– Давайте сначала поедим, – пожаловался мальчик лет семнадцати, который на глазах превращался в мужчину-солдата. – У тебя еще будет время для ухаживаний, когда мы все ляжем спать.
Все расхохотались, но Пит резко оборвал мальчика:
– Тебе дадут колыбельку, Бёти. Там ты и будешь спать. Это для тебя самое подходящее место, юный воин!
Последовал громкий хохот, которым было встречено это замечание Пита. Мальчик густо покраснел.
Хетта улучила момент и достала из буфета целую тарелку. Ее охватил еще больший страх. Что имел в виду Пит? Неужели он уже знает о том, что двое пленных сбежали? И может ли он догадаться о том, что они здесь?
Несколько раз она ловила на себе пристальный взгляд Пита. От страха у нее цепенели руки.
Что касается Упы, то, казалось, он и не помнил, о чем они говорили с Хеттой. Он весело включился в общий боевой настрой и активно принимал участие в обсуждении боевых действий с обычным своим задором.
Только Франц тихо сидел и смотрел по сторонам на до боли знакомые предметы. Вот старый гардероб, привезенный из Голландии его прадедом с прабабкой, стул с высокими подлокотниками, которым пользовалась прислуга, набор брошей, которые носила его мать, крокодиловая шкура, содранная с того крокодила, который напал на девушку, которая должна была стать женой юного Иоханнеса Майбурга, и, наконец, Библия – семейная Библия, которая передавалась по наследству из поколения в поколение. Это была Библия его деда, которая должна была потом стать его Библией, а потом, после его смерти, перейти к его сыну.
Хетта встретилась с ним глазами, но не смогла улыбнуться. Вечер становился похожим на кошмарный сон. Даже когда брат встал со своего стула и подошел к ней с каким-то вопросом, она посмотрела на него глазами, полными ужаса.
Франц недоуменно посмотрел на сестру. Ему было непонятно, в чем причина ее тревоги и страха. Он решил, что все дело в хозяйстве на ферме, и тогда он стал расспрашивать ее про домашний скот и посаженные культуры.
Хетта что-то ответила ему, загнанно озираясь по сторонам. Тут ее внимание привлекло слово «Ледисмит», которое употребил в разговоре кто-то из солдат, она прислушалась. Пит сказал, что он с товарищами скоро примет участие в его осаде.
– Ночью мы заночуем в сарае, – объявил он, – а наутро – в путь!
– В сарае? – переспросила Хетта таким напряженным тоном, что все посмотрели на нее. – Нет… Он… Но… ведь есть место в доме… Тут теплее, а там… Нет, нет, только не в сарае…
Франц с удивлением посмотрел на нее.
– Но в сарае тепло и удобно, – возразил он, глядя на нее, – он прекрасно оборудован для этого, да мы там сколько раз ночевали.
Он оглядел всех, находившихся в кухне.
– Нет, надо ночевать в сарае, – сказал он. – В доме ночевать не годится.
– Но почему? – спросила Хетта, глядя на брата расширенными от страха глазами.
– Нам может очень понравиться это, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Франц. – Переночевав разок в этом доме, никто не захочет наутро отправляться под дождь в поход на англичан.
Пит сразу подхватил это замечание.
– Кто это, интересно, захочет остаться в доме, когда нам надо преследовать англичан? – задиристо возразил он. – Если завтра мы не выйдем, то мы опоздаем и не увидим падение Ледисмита своими глазами.
Он взглянул на Упу, желая увидеть, какое впечатление на него произвело это заявление.
– Там, в Ледисмите, – продолжил он, удовлетворенный подчеркнутым вниманием старика к его словам, – там у них двенадцать тысяч солдат, пушек и техники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Он перевел взгляд на ее лицо и посмотрел печально и проницательно.
– Твоя мать была хорошей женщиной, верной женой моему сыну, я всегда говорил об этом. Без него ей было одиноко. Когда он умер, никто не принуждал ее хранить ему верность, и даже то, что она носила его ребенка, ни к чему не обязывало ее. Она сошла в могилу через год после смерти мужа, причем желая того сама. Сила ее любви заставила ее пожертвовать всем.
Он погладил Хетту по голове.
– Ты обладаешь мягкостью своего отца, девочка, – сказал он. – Но у тебя есть и независимость твоей матери. Такое наследство – тяжкое бремя. Я молюсь о том, чтобы ты несла его во имя Господа и не обратилась к лукавому.
Они долгим взглядом смотрели друг другу в глаза, и Хетта почувствовала, как бремя, о котором говорил Упа, давит ее к земле, становясь все тяжелее.
Когда вдруг открылась дверь, Хетта повернула к ней голову, думая, что вошла прислуга. Она не сразу поняла, кто перед ней, а когда наконец поняла, то побледнела.
– Пит! – в изумлении прошептала она и обмерла, когда увидела, что вслед за ним в комнату входят ее брат и еще с полдюжины солдат из Ландердорпского взвода.
Если до этого у Хетты было тревожно на душе, то теперь ей стало еще хуже. Прибытие к ним в дом восьмерых голодных и усталых людей прибавило ей хлопот, но она чувствовала, что неспособна сейчас на такую работу. Когда она подбрасывала в огонь дров, добавляла в мясное жаркое приправу, накрывала на стол, ее охватывали тошнота и головокружение.
Большой дом ожил с прибытием новых людей. На улице зазвенели ведра – это старый Джонни кормил лошадей вновь прибывших.
На кухне смеялись и за обе щеки уплетали гости; когда тарелки пустели, они протягивали Хетте их за новой порцией. Хетта с ужасом наполняла тарелки жарким, думая о том, когда же это кончится.
Попутно они все одновременно разговаривали, похваляясь своими победами и тем, как они поприжали англичан, и похлопывали друг друга по плечу.
– Да, парень, никогда еще я не видел, чтобы кто-нибудь так быстро сдавал оружие, как эти слизняки-англичане, – смеялся один из них.
– Да, не похожи они на строителей империи, – поддакнул Пит. – Особенно когда они под дождем потопали в Преторию, а, Франц?
– Казалось, что они находятся очень далеко от своей родины, – последовал странный ответ.
Пит отвернулся от него и закричал:
– Хетта!
Она вздрогнула от неожиданности и выронила из рук на стол тарелку, из которой тут же потекло на скатерть и на передник Хетты, оставляя пятна цвета засохшей крови. На столе тарелка не удержалась и вдребезги разбилась об пол. Хетта, отгоняя мрачные мысли, взглянула на Пита. Тот уставился на нее. Она принялась нервными движениями собирать осколки.
– Ты выглядишь обеспокоенной, – сказал Пит, когда она выпрямилась. – Никогда я еще не видел, чтобы ты была такой неловкой.
– Мясо… мясо было такое горячее, – заикаясь, ответила Хетта. – Оно упало мне на руку, я обожглась и выронила тарелку.
– А я думаю, что дело в другом, – сказал Пит, внимательно осматривая ее руку, на которой не было видно никаких следов от ожога.
– Ты ошибаешься, – сказала она и стала пытаться вырваться, но он удержал ее за руку и потянул со словами:
– Я никогда не ошибаюсь.
– Давайте сначала поедим, – пожаловался мальчик лет семнадцати, который на глазах превращался в мужчину-солдата. – У тебя еще будет время для ухаживаний, когда мы все ляжем спать.
Все расхохотались, но Пит резко оборвал мальчика:
– Тебе дадут колыбельку, Бёти. Там ты и будешь спать. Это для тебя самое подходящее место, юный воин!
Последовал громкий хохот, которым было встречено это замечание Пита. Мальчик густо покраснел.
Хетта улучила момент и достала из буфета целую тарелку. Ее охватил еще больший страх. Что имел в виду Пит? Неужели он уже знает о том, что двое пленных сбежали? И может ли он догадаться о том, что они здесь?
Несколько раз она ловила на себе пристальный взгляд Пита. От страха у нее цепенели руки.
Что касается Упы, то, казалось, он и не помнил, о чем они говорили с Хеттой. Он весело включился в общий боевой настрой и активно принимал участие в обсуждении боевых действий с обычным своим задором.
Только Франц тихо сидел и смотрел по сторонам на до боли знакомые предметы. Вот старый гардероб, привезенный из Голландии его прадедом с прабабкой, стул с высокими подлокотниками, которым пользовалась прислуга, набор брошей, которые носила его мать, крокодиловая шкура, содранная с того крокодила, который напал на девушку, которая должна была стать женой юного Иоханнеса Майбурга, и, наконец, Библия – семейная Библия, которая передавалась по наследству из поколения в поколение. Это была Библия его деда, которая должна была потом стать его Библией, а потом, после его смерти, перейти к его сыну.
Хетта встретилась с ним глазами, но не смогла улыбнуться. Вечер становился похожим на кошмарный сон. Даже когда брат встал со своего стула и подошел к ней с каким-то вопросом, она посмотрела на него глазами, полными ужаса.
Франц недоуменно посмотрел на сестру. Ему было непонятно, в чем причина ее тревоги и страха. Он решил, что все дело в хозяйстве на ферме, и тогда он стал расспрашивать ее про домашний скот и посаженные культуры.
Хетта что-то ответила ему, загнанно озираясь по сторонам. Тут ее внимание привлекло слово «Ледисмит», которое употребил в разговоре кто-то из солдат, она прислушалась. Пит сказал, что он с товарищами скоро примет участие в его осаде.
– Ночью мы заночуем в сарае, – объявил он, – а наутро – в путь!
– В сарае? – переспросила Хетта таким напряженным тоном, что все посмотрели на нее. – Нет… Он… Но… ведь есть место в доме… Тут теплее, а там… Нет, нет, только не в сарае…
Франц с удивлением посмотрел на нее.
– Но в сарае тепло и удобно, – возразил он, глядя на нее, – он прекрасно оборудован для этого, да мы там сколько раз ночевали.
Он оглядел всех, находившихся в кухне.
– Нет, надо ночевать в сарае, – сказал он. – В доме ночевать не годится.
– Но почему? – спросила Хетта, глядя на брата расширенными от страха глазами.
– Нам может очень понравиться это, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Франц. – Переночевав разок в этом доме, никто не захочет наутро отправляться под дождь в поход на англичан.
Пит сразу подхватил это замечание.
– Кто это, интересно, захочет остаться в доме, когда нам надо преследовать англичан? – задиристо возразил он. – Если завтра мы не выйдем, то мы опоздаем и не увидим падение Ледисмита своими глазами.
Он взглянул на Упу, желая увидеть, какое впечатление на него произвело это заявление.
– Там, в Ледисмите, – продолжил он, удовлетворенный подчеркнутым вниманием старика к его словам, – там у них двенадцать тысяч солдат, пушек и техники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136