— И что же ты мне дала бы, Тамсин? — спросила я.
— Очный цвет заставляет смеяться, я дала бы тебе его, но сейчас не сезон очного цвета. Мак приносит сон, но мака тоже нет. Если под подушку положить ветку ясеня, она отгонит злых духов.
— Дорогое мое дитя, я счастлива, когда я с тобой!
— Я твой самый любимый ребенок, дороже всех других, я знаю, и я тоже счастлива. Я буду всегда о тебе заботиться.
— Господь благослови тебя, родная моя! — сказала я.
Тамсин немного помолчала, потом сказала:
— Если бы я была старше, ты рассказала бы мне, что тебя беспокоит?
— Меня ничего не беспокоит.
— А я думаю, что-то беспокоит. Но я присмотрю за тобой.
— Тогда скоро со мной все будет хорошо, — сказала я и прижала ее к груди. ***
Мария въехала во двор, я видела ее из окна. Она спрыгнула с лошади, грум поспешил ей навстречу. Она вошла в замок и, как я подозревала, в Красную комнату. Я сидела у окна, думая о ней. Десять минут спустя Колум вошел вслед за нею.
Я сказала себе: «Он пошел в Красную комнату», — я была уверена. Что он там говорил ей? Не надо много слов, они были любовниками, я чувствовала это. Две недели он не приходил ко мне. Я была зла на Марию за то, что она была красивее меня и более желанна для него.
Я ненавидела Колума, я боялась его. Во мне всегда были эти чувства, но я и тосковала по нему. Это было необъяснимо, но это было так.
Если бы я могла поговорить с матушкой, она поняла бы. Я рассказала бы ей об этих внезапных приступах страха. Но не было никого, с кем я могла бы поговорить. Казалось, я слышала голос дочери: «Если бы я была постарше, ты могла бы сказать мне?»О, Тамсин, если бы я могла!
Они занимались любовью в Красной комнате, а потом они будут разговаривать. Будут ли они говорить обо мне? Что они говорили обо мне? А зачем им говорить? Какое значение имела я для них? Конечно, если они хотели пожениться, я стояла на их пути.
Колум устал от меня, я знала это. Он не будет больше снисходителен ко мне, я раздражала его. Может быть, Мелани так же чувствовала себя? Он презирал ее. Приводил ли он своих любовниц в замок? Неужели она так мало значила для него, что ему было все равно?
Со мной такого не могло быть. Когда-то он хотел меня так, что ни перед чем не остановился, чтобы получить меня. Теперь он ко мне не придет. Может быть, уже никогда. Я не дала ему столько детей, сколько он хотел: только двоих, из которых одна — девочка. А он хотел сыновей, много сыновей, здоровых, которых мог учить своей отвратительной профессии.
Я легла, откинув полог. Я не могла его задернуть, иначе меня мучили всякие фантазии о том, что происходит в Красной комнате.
Я услышала шаги в коридоре… медленные, крадущиеся шаги. Кровь вдруг заледенела во мне. Кто-то остановился у моей двери. Я вдруг услышала звук поднимаемого засова.
— Кто там? — тревожно крикнула я. Ответа не было.
— Кто там? — опять спросила я.
Я лежала, ожидая. Покушение на меня? Кто бы это мог быть? Кого я испугала? Марию? Колума?
Несколько секунд я лежала, потом встала и открыла дверь. Никого не было.
Дети украшали зал остролистом и плющом. Я пошла с ними во двор, чтобы принести большое полено для святок. Они кричали от радости, и я на время забыла о своих проблемах. Влажный мягкий ветер благотворно подействовал на мою кожу, и я почувствовала себя лучше.
Даже замок казался менее угрюмым: дух Рождества вошел в дом. И, когда праздник пройдет, я пообещала себе, что уеду к матушке. Я приняла решение, что все ей расскажу. Она может посоветовать мне не возвращаться в замок, а это было то, чего я хотела.
Я всегда тщательно скрывала свой дневник, боясь, чтобы Колум его не увидел. С самого начала мысль о том, что он его читает, приводила меня в смущение. А теперь я и подумать об этом не могла, поэтому, когда я заканчивала очередную запись, я убирала его в такое место, где только я могла его найти. Поскольку Мария вернулась, теперь еще более необходимо было прятать его понадежнее.
Так как дневник был спрятан от всех, я знала, что могу писать свободно, а это было единственным способом, каким следовало вести такой документ. По мере приближения Рождества Мария и Колум так изменились, что, если бы я не вела записей, я бы забыла половину и могла бы убедить себя, что я преувеличивала. Я часто прочитывала свои записи. Это помогало мне понять истинную ситуацию, в которой я оказалась.
Теперь Колум стал очень домашним, он со всеми готовился к Рождеству. И Мария стала человечней, менее замкнутой. Казалось, что добрый дух Рождества, желающий всем добра, незаметно прокрался в дом.
— В это Рождество к нам не приедет твоя семья, мы тоже к ним не поедем, — сказал Колум. — Но мы что-нибудь придумаем. К нам приедут артисты и сыграют пьесу. Как ты думаешь?
Дети были в восторге. Тамсин и Сенара сделали рождественские ясли, и, пока они их делали, Тамсин решила, что они сами сыграют пьесу Рождества Христова, а взрослые будут зрителями.
Тамсин была способнее всех, и она написала пьесу, которую дети решили представить в пантомиме, потому что Коннелл отказался учить слова. Были приглашены сквайры-соседи, а так как и у них были дети, то роли было оставлены и для них.
Сенара должна была быть Девой Марией, но она не подходила к этой роли, зато из нее получился чудесный мальчик-пастушок, который видел звезду на Востоке, и Тамсин, к своему удивлению, стала Девой Марией. Я была довольна, потому что, несмотря на ее курносый нос и большой рот, в ней была чистота, и я стала изобретать для нее костюм. И здесь Мария показала себя в новом свете: она дала материал для костюмов и радовалась, помогая наряжать детей. Даже Колум наблюдал за ними с удовольствием, а Коннелл, который сначала считал пантомиму годной только для девочек, с удовольствием согласился быть одним из трех королей.
Всех очень интересовало, кто найдет серебряный пенни и будет Королем рождественской ночи. Коннелл хвастался, что он сделает, если будет королем. Будут танцы, музыка и пение. Дети будут петь мадригалы, к ним присоединятся все присутствующие; затем они покажут умение играть на лютне и флейте.
Из кухни доносился запах пирогов. Праздник будет такой, какого никогда не было. И я почувствовала себя почти в безопасности, но, как только я удалилась в спальню и осталась одна, я начала думать, что меня ожидает, и вспоминать взгляды, которые я перехватила — или думала, что перехватила — между Колумом и Марией. Рождественские волнения не могли развеять подозрений, что они были любовниками. Я думаю, мои страхи были основаны на том, что Колум пытался это скрыть от меня. Я была уверена, что от Мелани он не скрывал ничего. Почему он должен пытаться обмануть меня, если мои чувства его больше не интересовали? Может быть, потому, что он понимал, что страсть к Марии была скоротечной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93