– Я не все время на спине, грубиян, – сказала она, толкнув его.
Он не шелохнулся, затем, схватив ее за плечи, стал наклонять к земле.
– Действительно, моя Гиз с бедрами цвета слоновой кости. Когда ты на коленях…
Он продолжал ее наклонять до тех пор, пока она не вцепилась в его постепенно терявшее свою упругость естество. Он прошипел грубое ругательство. Она изогнулась и ударила его своим телом под колени.
– Сука! – прорычал он, теряя равновесие.
Золотые и оранжевые листья взметнулись, когда он приземлился под дубом. Она взобралась на него, схватила за волосы, сжала бедра коленями. Прижимаясь к его чреслам, она бросила на него лукавый взгляд.
– Да, иногда я бываю на коленях, мой Бат, обладатель железных мускулов.
Он крепко прижал ее к груди, и она почувствовала, как он смеется. Он перевернулся, поменявшись с ней местами и чуть не придавив ее своим телом. Это была знакомая тяжесть, тяжесть, которой она жаждала. Он грубо поцеловал ее. Она раздвинула ноги и приподняла навстречу ему бедра.
Он, опираясь на локти, отстранился от нее. Она, захныкав, запротестовала.
– Я хочу тебя, я хочу, чтобы ты… – Она облизала его лицо, затем изрекла непристойное приглашение.
Он сунул язык ей в ухо и прижался своей вновь напрягшейся плотью к ее прикрытым юбкой бедрам. Она закрыла глаза и торжествующе застонала.
Но он прошептал «нет» и откатился от нее.
Она расстроенно вскрикнула, перевернулась на живот и стала бить кулаками по ковру опавших листьев.
– Ты мерзавец.
Фон Меклен оперся на локоть и засмеялся.
– Ты нужна мне, Гиз, – сказал он и шлепнул ее по заду. – Но не пресыщенная. Ты особенно на высоте, когда немного… голодна.
– Дай мне то, что я хочу, это займет немного времени. А потом я сделаю все, что ты захочешь.
– Ты в любом случае сделаешь.
Она зашипела от раздражения, пальцы ее погрузились в листья.
– Появились два новых лакея…
– Я их кастрирую, если только ты к ним прикоснешься.
– Ты не возражал, когда тот австрийский майор довольно основательно прикасался ко мне в прошлом месяце.
– То было совсем другое дело. Я наблюдал. – Он устремил на нее взгляд своих больших невинных глаз. – Так же, как и его жена, хотя он и не знал об этом.
Гизела попыталась подавить смешок, но не смогла.
– Она завизжала, да?
– Словно крестьянская свинья в день святого Мартина!
Гизела села, смеясь, и встряхнула головой, чтобы сбросить листья.
– Но ничто не сравнится с тем, как завизжал он, когда ты спокойно принялся за нее.
– Восхитительная парочка, – бросил фон Меклен. Он скрестил свои обтянутые сапогами лодыжки и бросил на нее взгляд из-под полуприкрытых ресниц. – Скоро у нас будет большой выбор… удовольствий.
Она вздохнула:
– Опять скоро. Не только я размякла во время этого проклятого мира.
Она искоса посмотрела на него, рассматривая его высокую крепкую фигуру. Они стали любовниками более трех с половиной лет назад, познакомившись на роскошных похоронах его жены, и за эти годы Гизела хорошо усвоила, на что он способен. Чуть заметная улыбка приподняла уголки ее губ. Она даже обнаружила у него такие «способности», о которых он и не подозревал.
Ноздри ее расширились от чувственных воспоминаний. Лучше всего было сразу же после битвы. Прошлый май, битва при Зусмарсе… сотни тысяч имперских солдат погибли. Его собственные полки уничтожены, но фон Меклен все же пришел к ней. Даже сейчас она, казалось, слышала тяжелый стук его сапог по деревянному полу купеческого дома, где они встретились.
Стук был все громче и громче по мере того, как он приближался, одежда его была разорвана и перепачкана кровью – чужой кровью. От него пахло порохом. На лице отражалась борьба между жаждой крови и вожделением. Он подходил все ближе и ближе. Одной рукой он разорвал ее одежду от выреза до подола, прижал ее к стене и вошел в нее одним толчком, а к тому времени, когда они закончили, кровь была их собственной так же, как и их исступление.
Сейчас фон Меклен вытащил из-за голенища нож и принялся вонзать его в землю. То была его постоянная привычка, когда он пускался в размышления о своих интригах, касающихся политических событий. Если же он обдумывал планы, связанные со своими плотскими наслаждениями, то играл золотой английской монетой, которую однажды извлек из руки мертвеца. Он как-то назвал ее «ангелом», и это название позабавило его. Гизела видела, как согнулась его обтянутая перчаткой рука, когда он схватил нож за рукоятку и вытащил его из земли. Ее тело по-прежнему хотело его, хотело того, что только он мог дать ей. Лезвие вонзилось глубоко в землю. У нее возник свой собственный замысел, питаемый чувством неутолимого голода.
Она снова перекатилась на живот и оперлась на локти. В результате такого маневра она приблизилась к нему.
– Я сказала, – снова начала она, – что этот мир заставил нас обоих размякнуть.
Единственным ответом на ее слова был звук стали, вонзающейся в землю.
– Размякли, Бат. До такой степени размякли, что фон Леве проскользнул у тебя между пальцев.
Лезвие замерло. Он медленно поднял на нее глаза. Они были холодными, голубыми, словно застывшее озеро. По телу ее пробежала дрожь ожидания.
– Так он и поступил, Гизела, – голос его прозвучал тихо, спокойно и угрожающе.
Она надула губы и бросила на него взгляд, полный нетерпения.
– Вот чего мы ждем, не так ли? Ты не выступишь против отца до тех пор, пока не разделаешься с этим светловолосым негодяем. Почему бы просто не послать пару отрядов в долину Карабас и не убить его? Это всего лишь двухдневный переход к югу. Ты сказал, что он может стать препятствием в осуществлении твоих планов, так как слишком много знает.
Он склонился к ней, и лезвие ножа впилось в землю в дюйме от ее руки.
– Какой великий повелитель поверит лжи ничтожного полковника? Мои родственные связи остаются в безопасности. – Нож вонзился в землю еще ближе. – Я сам позволил фон Леве бежать в долину Карабас. Раз мне известно, куда направляется моя жертва, то, без сомнения, я смогу одновременно отомстить моему отцу и этому предателю фон Леве.
– Да-а-а, – протянула она, одержимая вожделением, – но как?
Дыхание ее участилось, кровь пульсировала, вся ее похоть устремилась к Бату.
– Полковник Александр Леве умрет от моей руки. – Он бросил взгляд на тушу убитого оленя, лежавшего футах в двадцати от него. – Или будет растерзан моими псами. – Лезвие впилось в землю между ее расставленными пальцами. – Когда мои войска войдут в долину Карабас, они сотрут с лица земли все, что попадется им на пути. Все, моя кровожадная шлюха. Не останется ни одного несрубленного дерева, ни одного неразрушенного колодца, ни одного несожженного моста.
Она облизала губы.
– Восхитительно, – хрипло простонала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92