— Ты не посмеешь, — прошептала она.
Ему было не слишком весело, но все же он улыбнулся:
— Ты не оставила мне выбора.
— Почему? — спросила она, и он, хотя совершенно не понимал, о чем именно она его спрашивает, ответил, и к тому же вполне правдиво:
— Потому что я не могу иначе. Глаза ее расширились.
— Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он. Она покачала головой.
Она была всего в полуметре от него, и оба сидели на полу. Он придвинулся ближе к ней, и когда она не попыталась убежать, сердце у него в груде так и запрыгало.
— Ты позволишь мне поцеловать тебя? — прошептал он" Она не шелохнулась. Он наклонился к ней.
— Я уже говорил, что не стану соблазнять тебя без твоего на то разрешения, — проговорил он тихо и хрипло. Ее губы были так близко от его губ.
Она по-прежнему не двигалась.
— Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он снова. Она потянулась к нему.
И он понял, что теперь она — его.
Глава 19

…мне кажется, Майкл всерьез подумывает о возвращении. Он не говорит в своих письмах об этом прямо, но интуиция подсказывает мне, что именно это у него на уме. Я понимаю, что не годится мне уговаривать его уехать из Индии, где он добился таких успехов, но я думаю, что он очень соскучился по всем нам. Ну разве не замечательно было бы, если б он был с нами рядом, дома?
Из письма Хелен Стерлинг графине Килмартин, написано за девять месяцев до возвращения графа Кшшартина из Индии.
Удивительно, думала Франческа, и как это она совсем не лишилась рассудка, когда губы его коснулись ее губ. Опять Майкл сначала спросил ее позволения. Опять он дал ей возможность ускользнуть заблаговременно, отвергнуть его и сохранить между ними благоразумное расстояние.
Но опять здравый смысл ее оказался в плену тела, дыхание ее участилось, сердце заколотилось как бешеное, и у нее просто недостало сил противостоять легкой дрожи предвкушения, которая объяла ее, едва сильные руки скользнули по ее телу.
— Майкл, — шепнула она, но они оба понимали, что умоляющие нотки в ее голосе отнюдь не означали отказа. Она не просила его остановиться — она просила его продолжать и насытить ее изголодавшееся сердце, как он сделал вчера, напомнить о том прекрасном, ради чего и стоило быть женщиной, и научить ее головокружительному блаженству чувственности.
— М-м… — только и ответил он. Пальцы его проворно расстегнули пуговицы ее платья, и, хотя оно было еще мокрым и возиться с ним было непросто, он сумел снять платье в рекордно короткое время, так что она осталась в одной хлопковой сорочке, которую дождь превратил в почти прозрачное одеяние.
— Ты такая красивая, — прошептал он, не в силах оторвать взгляда от ее грудей, четко обрисовавшихся под влажной тканью. — Я не могу… я не знаю…
Он так больше ничего и не сумел сказать, чем несколько ее озадачил, и она взглянула на его лицо. А ведь это для него были не просто слова, с изумлением поняла она вдруг. Он судорожно сглатывал, и на лице его было выражение, какого она никогда не видала прежде.
— Майкл? — шепотом окликнула она его. Это был вопрос, хотя она и сама толком не понимала, о чем спрашивает.
А он уж тем более не знал, как на такой вопрос ответить. По крайней мере словами. И потому сгреб ее в охапку, и отнес на постель, и, усадив на край матраса, приготовился снять с нее рубашку.
Вот момент, когда можно остановиться, напомнила себе Франческа. Вот сейчас можно положить всему конец. Майкл желал ее, и очень сильно, это она ясно видела. Но он остановится, если она скажет хотя бы слово.
Но она не могла. Какие бы доводы ни приводил ее мозг в пользу благоразумия и сдержанности, губы ее способны были только на одно: тянуться к его губам, моля о поцелуе.
Она желала этого. Она желала его. Хотя и понимала, что это дурно.
Он сделал ее безнравственной теперь ей хотелось наслаждаться своей безнравственностью.
— Нет, — сказала она, и ей самой показалось, что это прозвучало грубо.
Его руки замерли.
— Я сама сниму, — сказала она.
Он поймал ее взгляд, и ей показалось, что вот сейчас она утонет в этих серебристых глубинах. В этих глазах мелькала тысяча вопросов, ни на один из которых она не готова была дать ответ. Но одно она знала твердо, даже если никогда не осмелится облечь свою мысль в слова. Если она сделает это, если пойдет на поводу у желаний своего тела, то она пойдет до конца. Она станет брать, что желает, и красть, что ей нужно, так что к концу дня — если она достаточно придет в себя и положит конец безумию хотя бы к концу дня — на счету ее будет один эротический опыт, одно испепеляющее свидание, в ходе которого командовала она сама.
Он разбудил в ней распутницу, и теперь она желала отомстить.
Рука ее легла на его грудь, и она толкнула его на постель. Он сидел и смотрел на нее сверкающими глазами, чуть приоткрыв рот, и, очевидно, глазам своим не верил.
Она отступила на шаг, наклонилась, взялась за подол сорочки и шепотом спросила:
— Ты хочешь, чтобы я ее сняла? Он кивнул.
— Тогда скажи, — потребовала она. Ей хотелось знать, окончательно он потерял дар речи или нет. И еще, способна ли она довести его до безумия, сделать рабом своих желаний так, как он вчера подчинил себе ее.
—Да, — выдохнул он. Слово это прозвучало хрипло и прерывисто.
Франческа отнюдь не была невинной девицей: она была два года замужем за мужчиной, который был молод, энергичен и полон здоровых желаний и который научил ее давать выход и ее собственным желаниям. Она умела держаться бесстыдно и знала, что это может подстегнуть ее собственную чувственность, но в ее прошлой жизни не было ничего, что могло бы подготовить ее к этому моменту, насыщенному, как электричеством, порочным восторгом, когда она стала раздеваться для Майкла.
Или к тому жару, который объял все ее существо, когда она подняла глаза на Майкла и увидела, как он смотрит на нее.
Она ощутила свою власть.
И власть эта ей понравилась.
С нарочитой медлительностью она стала поднимать подол рубашки, сначала до колен, а затем обнажая понемногу бедра.
— Так достаточно? — насмешливо спросила она со знойной полуулыбкой.
Он затряс головой, мол, нет, и потребовал:
— Еще.
Потребовал? Это ей не понравилось. И она прошептала:
— Попроси.
— Еще, — сказал он гораздо смиреннее.
Она одобрительно кивнула, но когда средоточие ее женственности должно было открыться его взорам, повернулась спиной и только тогда стянула через голову рубашку.
Она слышала, как он тяжело и часто дышит, слышала совершенно отчетливо, и почти чувствовала жар этого дыхания на своей спине. Но все не поворачивалась. Вместо того она издала ленивый, соблазнительный стон и провела руками по бокам снизу вверх — по бедрам, ягодицам и потом к груди. И хотя знала, что он не может этого видеть, сжала грудь ладонями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82