— Я тебя ненавижу? Вовсе нет, — сказала она. — Ты знаешь, что я…
— Я ничего больше не знаю, Франческа, — горько сказал он. — Теперь я не могу даже утверждать, что я знаю тебя. — Плечи его напряглись, пальцы вцепились в матрас. Ей было видно одну его руку: костяшки пальцев стали совсем белыми.
— Я вовсе не испытываю к тебе ненависти, — сказала она снова, как будто повторение превращало слова эти в нечто весомое, ощутимое, реальное, нечто такое, что она могла всучить ему как спасительную опору. — Нет. Совсем я тебя не ненавижу.
Он ничего не сказал.
— Дело не в тебе, а во мне, — продолжала она, теперь умоляюще — а о чем умоляла, сама толком не понимала. Может, она умоляла его не питать ненависти к ней. Кажется, только этого она и не смогла бы вынести.
Но он только засмеялся. Это был ужасный смех, горький, тихий.
— Ах, Франческа, — сказал он с такой бесконечной снисходительностью, что голос его стал ломким, — если бы ты знала, сколько раз я сам говорил это…
Губы ее сами собой поджались и сложились в мрачную гримасу. Ей не нравилось, когда ей напоминали обо всех тех женщинах, которые были у него раньше. Она не желала знать о них, даже вспоминать об их существовании.
— Почему ты не уезжаешь? — снова спросил он, наконец оборачиваясь к ней.
В глазах его горел такой огонь, что она отшатнулась.
— Майкл, я…
— Почему? — требовательно спросил он голосом, в котором клокотала ярость. Лицо его было напряжено, гневные морщины прорезали его, и рука ее сама собой потянулась к дверной ручке.
— Почему ты не уезжаешь, Франческа? — твердил он свое, наступая на нее с хищной грацией тигра. — В Килмартине для тебя нет ничего, кроме этого.
Она даже ахнула, так тяжело легли его руки ей на плечи, и тихий крик вырвался у нее, когда губы его впились в ее рот. Это был гневный поцелуй, грубый поцелуй отчаяния, и все равно ее предательское тело готово было растаять при его прикосновении и позволить ему делать все, что угодно, все его безнравственные фокусы.
Она желала его. Боже всемогущий, даже сейчас она желала его!
И сильно опасалась, что так никогда и не научится говорить ему «нет».
Но он вырвался из ее объятий. Он вырвался. Не она.
— Этого ты хочешь? — спросил он хриплым, прерывающимся голосом. — Этого и больше ничего?
Она не ответила. Даже не шелохнулась, только стояла и смотрела на него безумными глазами.
— Почему ты не уезжаешь? — крикнул он, и она поняла, что он спрашивает ее в последний раз.
Но у нее не было никакого ответа.
Он дал ей несколько секунд. Он ждал, что она заговорит, но молчание между ними росло, как сказочное чудовище, и всякий раз, когда она открывала рот, чтобы заговорить, она не могла издать ни звука и продолжала стоять столбом и трястись, не сводя с него глаз.
Злобно выругавшись, он отвернулся.
— Уезжай, — приказал он. — Сейчас же. Я не желаю, чтобы ты оставалась в доме.
— Что? Как? — Она ушам своим не верила. Неужели он и вправду выставляет ее за порог?
Не глядя на нее, он сказал:
— Если ты не можешь быть со мной, если ты не можешь принадлежать мне полностью, то я хочу, чтобы тебя здесь больше не было.
— Майкл? — Это был всего лишь шепот, и едва слышный.
— Я не могу больше выносить это половинчатое существование, — сказал он так тихо, что она даже подумала, а верно ли расслышала его слова.
И все, что она сумела выговорить, было:
— Почему?
Сначала она подумала, что он не станет отвечать, но он вдруг напрягся всем телом. А затем затрясся.
Рука ее поднялась и закрыла рот. Неужели он плачет? Не может же быть, чтобы он…
Смеялся?
— О Боже, Франческа! — проговорил он, заливаясь хохотом. — Вот это вопрос так вопрос! Почему? Почему? Почему? — Каждый раз он произносил это слово с новой интонацией, словно примеривал его к разным ситуациям или же адресовал разным людям. — Почему? — повторил он снова, но на сей раз в полный голос и обратившись лицом к ней. — Почему? Да потому, что я люблю тебя, будь я проклят! Потому, что я всегда любил тебя. Потому, что я любил тебя, когда ты была еще с Джоном, я любил тебя, когда я был в Индии, и хотя, видит Бог, я не стою тебя, я всегда любил тебя.
Франческа вся обмякла и прислонилась к двери.
— Ну, как тебе эта милая шутка? — насмешливо сказал он. — Я люблю тебя. Я люблю тебя, жену моего двоюродного брата. Я люблю тебя. Единственную женщину, которой никогда не смогу обладать. Я люблю тебя, Франческа Бриджертон Стерлинг, женщину, которая…
— Замолчи. — Она едва не задыхалась.
— Замолчать? Теперь? Когда я наконец заговорил об этом? Нет, не думаю, что мне стоит теперь замолчать, — сказал он величественно и даже рукой взмахнул, как заправский оратор. Он наклонился к ней близко-близко, так что ей стало даже неловко, и добавил: — А ты уже успела испугаться?
—Майкл…
— Потому что я только начал, — не дал он ей договорить. — Хочешь знать, о чем я думал, когда ты выходила замуж за Джона?
— Нет! — воскликнула она и отчаянно затрясла головой. Он открыл было рот, намереваясь продолжить свою речь, и в глазах его сверкало страстное презрение, но тут что-то произошло. Что-то изменилось. Это было видно по его глазам. Глаза были полны гнева, так пылали — и вдруг все это просто…
Прекратилось.
Глаза стали холодными. Усталыми.
Затем он и вовсе прикрыл их. Казалось, что он в полном изнеможении.
— Уезжай, — сказал он. — Прямо сейчас. Она шепотом произнесла его имя.
— Уезжай, — повторил он, не обращая внимания на ее умоляющий тон. — Если ты не можешь быть моей, то я больше не хочу тебя.
—Ноя…
Он подошел к окну, тяжело оперся о подоконник.
— Если наши отношения должны окончиться, то именно тебе придется поставить точку. Тебе придется уйти, Франческа. Потому что теперь… после всего… у меня просто недостанет сил сказать тебе «прощай».
Несколько секунд она стояла неподвижно, а потом, когда напряжение возросло до такой степени, что ей стало уже казаться, что она вот-вот не выдержит и сломается, ноги ее вдруг обрели способность двигаться, и она выбежала из комнаты.
Она бежала.
И бежала.
И бежала.
Бежала, не разбирая дороги и ни о чем не думая.
Бежала прочь из дома, в ночь, под дождь.
Бежала, пока силы не оставили ее. Она нашла приют в беседке, которую Джон соорудил для нее много лет назад и еще сказал, что раз уж невозможно отучить ее от длительных пеших прогулок, то пусть по крайней мере у нее будет место, где отдохнуть.
Она просидела в беседке несколько часов, дрожа от холода и не ощущая его. Ее мучил единственный вопрос…
От чего она, собственно, убегала?
Несколько мгновений, последовавших за ее бегством, совершенно выпали из памяти Майкла. Может, это была минута, а может, и десять минут. Опомнился он, только когда понял, что едва не пробил стену кулаком.
Однако боли он почти не чувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82