Нет нужды говорить, что Анна была печальна, да и кто не грустит при испанском дворе! А у королевы было на то больше оснований, чем у других, ведь она страдала от неизлечимой боли.
Заметив, что Берлепш не отвечает ей или отвечает невпопад, Анна углубилась в свои печальные мысли и замолчала.
— Ваше величество, — произнесла наконец Берлепш, — не рассердитесь ли вы на подругу, угадавшую ваши желания и избавившую вас от необходимости выражать их?
— Напротив, я была бы ей очень благодарна; мне кажется, это само собой разумеется, разве можно думать иначе? Но почему вы задаете такой вопрос?
— У меня есть еще несколько вопросов, после чего я буду совершенно спокойна! Не согласитесь ли вы встретиться здесь, в вашей комнате, с другом, который погибнет, если вы не примете его, и которого вы можете вернуть к жизни?
— Что касается этого, Берлепш, то постарайся выражаться яснее, я ничего не понимаю.
— Я сейчас объясню. Вы любите принца Дармштадтского?
— Конечно, очень люблю.
— Ему нужно поговорить с вами, увидеться с вашим величеством наедине, он глубоко переживает… не знаю, отчего… Принц не рассказал, в чем дело, но мне стало так жалко его, что…
— Ты согласилась? — покраснев, перебила ее королева.
— Да, моя госпожа, я плохо поступила?
— Нет, потому что я хотела его видеть, мне необходимо встретиться с ним втайне от всех, я, вероятно, еще не раз позову его, и, если ты согласишься помочь…
— Конечно! Разве я могу в чем-нибудь вам отказать? Я разгадала вас, моя королева; вспомните, о чем я только что говорила: я предвидела ваши желания. Теперь вы понимаете меня?
— Не может быть! Берлепш, ты угадала?.. Но ты не знаешь, почему, не можешь знать…
— Нет, госпожа, нет, я не знаю.
— И не думай, Берлепш, что мною владеет хоть одна мысль, несовместимая с моим долгом. Я не из тех женщин, которых можно в чем-то заподозрить; мое сердце открыто Господу; он знает, какие цели я преследую. Я выбрала принца Дармштадтского за его преданность и умение хранить тайну; кроме того, он слуга нашей дорогой Германии, он мой родственник и говорит на языке моего детства.
— Я прекрасно вас понимаю, госпожа.
— Я задумала великое дело, значение его огромно; хватит ли у меня сил довершить его? Владею ли я даром убеждать? Не знаю, но надеюсь.
Этот разговор длился до того мгновения, когда пришло время ввести принца к королеве. Во дворце все спали, слышны были только шаги часовых и далекие возгласы ночных сторожей. Госпожа фон Берлепш изменила свой план: она не оставила молодого человека ждать у лестницы, а провела его в свои апартаменты, соединенные с покоями королевы коридором, по которому, кроме их обеих, никто не ходил.
Королева, узнав об этом, внесла и свои более разумные дополнения. Она велела г-же фон Берлепш провести принца в соседние апартаменты довольно рано, чтобы появление мужчины в этом крыле дворца не вызвало подозрений у случайных наблюдателей; принц должен был надеть совсем простой костюм, напоминающий одежду торговцев или докторов-хирургов, а именно: черный камзол, накидку того же цвета, а также широкополую шляпу без перьев. Так он мог пройти незамеченным. К фрейлинам и придворным в течение всего дня приходили певцы, писцы, торговцы. Принца должны были принять за одного из них.
В первый раз его допустят к королеве в том виде, в каком он пришел, но это не должно повториться.
— Приведи моего кузена, Берлепш, и оставь нас; я позову тебя, когда надо будет увести его, но ты оставишь принца у себя до завтра. Нельзя, чтобы заметили, как он выходит ночью из женских дворцовых покоев… Я вся дрожу и еле говорю. Как ужасна эта необходимость прятаться… О Боже! Сжалься надо мной! Боже мой! Если я добьюсь успеха, — промолвила она после ухода гувернантки, — я поеду поклониться Богоматери дель Пилар.
Берлепш нисколько не сомневалась, что на этот раз она сделала все правильно и услужила королеве, исполнив ее желание. Она была также уверена, что обеспечила себя на будущее, и охотно потерла бы руки от радости.
Принц, еле живой от волнения, уже ждал ее; Берлепш предложила ему следовать за ней и по пути стала расписывать в радужных красках отношение к нему королевы:
— Я такого и не ожидала, ваша светлость; видно, бедная королева слишком настрадалась и уже теряла силы, чтобы сделать мне такое признание и повести себя так, как это было только что. Помните, что именно я сообщила вам об этом и именно я все подготовила.
Принцу хотелось запомнить кое-что другое! Опьянев от радости, он не шел, а бежал к благословенной комнате, где его ждало счастье. Ему казалось, что сопровождавшая его Берлепш слишком медлительна! Она отстранилась, пропуская его вперед, и жестом указала на королеву, которая сидела, облокотившись на стол. Принц направился к ней, весь дрожа. Королева увидела Дармштадта и встретила его жестом, преисполненным благожелательности, как будто она хотела приободрить его.
Он застыл на месте, оглушенный биениями своего сердца, отдававшимися в его ушах.
— Дорогой кузен, — сказала королева, — подойдите. Принц не пошел дальше, он упал на колени.
— Ваше величество… — прошептал он.
И больше он ничего не мог сказать. Столь долгожданный, столь желанный миг, наконец, наступил: счастье нередко парализует, подавляет нас.
— Ваше величество, — проговорил принц, — смею ли я думать?..
— Встаньте, кузен, вы говорите не с королевой, а с родственницей, с другом, я хочу быть вам полезной, облегчить ваши страдания. Вы грустны, несчастны… Что с вами? Что могу я сделать для вас?..
Доброта и очень нежное участие ясно отразились на лице королевы; Дармштадт прочел на нем то, что хотел прочесть. Он чуть осмелел, приблизился и поцеловал королеве руку, которую та не отняла. В Испании такая милость столь обыкновенна, особенно со стороны королевы, что в ней не видят, как, например, у нас или в другой стране, никакого особого смысла.
— Итак, кузен, выберите кресло, присядьте и поговорим. Вы желаете мне что-то сказать, я тоже испытываю нужду в вас; после того как я выслушаю вас, вам в свою очередь придется послушать меня, и я надеюсь, что вы уйдете довольным.
Ее необыкновенно ясные слова казались слишком смелыми в данных обстоятельствах. Дармштадт предпочел бы видеть у королевы больше смущения. Ему показалось, что с головы его божества упал один из ореолов. Следует заметить, что мужчины предпочитают видеть нас строгими, им нужно побеждать нас с трудом, чтобы гордиться собой; они смотрят на нас другими глазами, когда одерживают победу. Чувство мужчины к женщине, которую он обожает, как правило, на две трети состоит из тщеславия.
Королева об этом не догадывалась. Она продолжала расточать ему знаки внимания, чтобы приободрить его. Когда принц сел, Анна продолжила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138