теперь ни в свите королевы, ни в ее спальне она не занимала почетного положения. В Испании правила придворного этикета не таковы, как у нас (я, кажется, уже упоминала об этом). Королеву провожают в спальню, укладывают в постель, затем все уходят; король появляется один, в ночной сорочке; он проходит в спальню по внутренним покоям.
На этот раз все происходило как всегда. Когда Карл II вошел к королеве, он был бледнее, чем во время брачной церемонии. Два-три раза он молча обошел комнату, подыскивая нужные слова, чтобы не обидеть эту молодую женщину, которую согласился взять в жены по государственным соображениям и которая ни в коей мере не могла быть виновницей его постоянной печали; вместе с тем король сознавал, что неспособен проявить те чувства, которых он не испытывал. Образ Луизы Орлеанской не покидал его, он все время видел ее перед собой, она то умоляла его, то сердилась, то протягивала руки, подталкивая к принцессе, то, напротив, удерживала, в зависимости от игры его воображения.
Карл II был добр, чистосердечен, и не его вина, что он имел несчастье родиться с такими странностями. В возрасте королевы Анны Нёйбургской женщины очень жалостливы, они легко проникаются сочувствием к страданиям других. С самого утра она просила Бога ниспослать ей силы, внушить, как надо вести себя с человеком, отныне ставшим ее супругом, хотя и навязанным ей. При виде его лица, искаженного мукой, и его глаз, наполненных слезами, ее охватила великая жалость, очень похожая на любовь, и в эту минуту родилась та искренняя нежность, которую она потом питала к нему всю свою жизнь.
Когда король проходил рядом с ней, Анна окликнула его. Он обернулся, чрезвычайно удивленный.
— Государь… — очень робко повторила она.
— Что вам угодно, сударыня?..
— Простите меня, государь, но мне кажется, — что между нами не все происходит так, как должно быть, мне кажется, что вы страдаете и боитесь сказать мне б этом, обрекая себя на муку, опасную для нашего будущего. Поговорите со мной так, будто знаете меня давно, расскажите о причине вашей боли; мне предназначено быть вашим лучшим другом, и никто не имеет права узнать о ваших терзаниях раньше меня.
Карл II слушал ее с глубоким удивлением, g ним никогда не вели подобные речи. Он не понимал, сон это или явь. Он подошел к кровати и стал ждать, что Анна скажет еще, чтобы затем ответить.
— От этой минуты может зависеть вся наша дальнейшая жизнь; я очень молода, приехала издалека, не знаю нового для меня мира, двора, не разбираюсь в политике. Я росла в патриархальном замке и не видела вокруг никого, кроме друзей. Наше тихое уединение впервые было нарушено, когда к нам приехали за невестой для императора. Моя сестра оплакивает на троне приют наших юных лет, я же хочу пойти по другому пути. Вы страдаете, государь, вы несчастны, вас вынудили оторваться от ваших печалей и взять в супруги женщину, которую вы не любите. Кто знает? Может быть, Бог посылает вам друга и утешительницу. Вы будете плакать рядом со мной, я буду лить слезы вместе с вами, потому что не смогу спокойно смотреть, как вы терзаетесь, и знаю: жалость и нежность облегчают страдания.
— Вы добры, — ответил наконец король, задыхаясь от слез, и с рыданиями упал на кровать.
— Да, плачьте, плачьте, и не бойтесь, что я буду обижена вами: оскорбить меня может лишь сердечная тайна, которую вы не доверите мне. Ваши политические откровения пусть останутся для министров и тех, кто стремится править государством, я же мечтаю только о вашей дружбе. И цель у меня только одна: сделать вас счастливым.
Бедный король все еще плакал, и слезы, видимо, принесли ему огромное облегчение. Он протянул руку к Анне Нёйбургской, она взяла ее в свою и поцеловала. Сердце ее таяло, и королева почувствовала, что между нею и ее супругом возникает глубокая привязанность. С этой ночи жизненный путь Анны был предопределен; да, странные судьбы выпали на долю этого короля и двух его супруг. Мария Луиза Орлеанская была добродетельной и преданной женщиной, Анна Нёйбургская — ангелом.
Лед тронулся, и Карл II испытал незнакомое ему блаженное состояние рядом с юным созданием, чье присутствие сначала пугало его. Он попросил королеву поговорить с ним еще: ее голос действовал на него благотворно. С детства окруженный придворными и корыстными слугами, король был любим лишь дважды, но ни разу так, как ему было необходимо. Его мать, без сомнения любившая его, в первую очередь думала о том, как подчинить сына своему влиянию, чтобы править от его имени; честолюбие убивало в ее душе материнскую нежность, сводило ее на нет.
Мария Луиза любила его из чувства долга, между ними встала настоящая страсть: королева обожала герцога де Асторга и заботилась о короле, лишь повинуясь совести, желая остаться безупречной. Она утешала его, поддерживала, когда замечала, как он страдает, но не стремилась угадать его боль, не шла ему навстречу; это было, повторяю, исполнением долга, и каким бы сильным ни был его голос, он совсем не похож на голос сердца.
Может быть, и на этот раз это был только долг, но королева, очевидно, не задумывалась, что за чувство она испытывает, ее душа безоглядно устремилась навстречу Карлу П. Анна посвятила себя ему целиком, искренне, без всякой тайной мысли, найдя счастье в этой преданности, и, если бы Бог не отказал ей в помощи, она, вероятно, не искала бы ее у других.
Король все это понял инстинктивно, как понимают дети или безумцы, так легко отличающие тех, кто о них заботится, и он заговорил с Анной, доверил ей свои мысли. Эту ночь всю целиком они провели за беседой, и между ними возникло доверие, благодаря чему королева обрела нерушимую власть над супругом.
Он рассказал ей о пережитых им великих испытаниях, сомнениях и терзаниях души, о своей любви к Луизе, о своей тоске, о страхах, мучивших его, когда им овладевал тот, кого он называл своим демоном. Юная девушка слушала его с интересом и сочувствием, целиком завладевшим ее сердцем.
— Говорят, что я безумен, со мною и обращаются как с безумным; мой бедный друг, какого невеселого человека дали вам в мужья; вы очень дорого заплатите за корону! Однако я не безумен, не верьте этому, Анна, и уж по крайней мере не настолько, чтобы не заметить, что отличаюсь от других людей. Ребенком я не играл в обычные игры, а мои капризы были не такие, как у всех; мне хорошо было лишь наедине с моими грустными мыслями, мрачными видениями; меня тянуло ко всему печальному, и я предпочитал проводить время на кладбищах и у могил. Я всегда питал и сейчас питаю глубокую неприязнь к королевскому сану. Я так слаб здоровьем, что совсем не могу работать, ни одной минуты я не прожил без боли! Иногда эти страдания становятся невыносимы, и тогда голова моя раскалывается, а затем появляется этот ужасный демон, который вонзает свои когти в мой череп, отнимая способность мыслить, и я не знаю, что говорю, что делаю, когда он овладевает мною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
На этот раз все происходило как всегда. Когда Карл II вошел к королеве, он был бледнее, чем во время брачной церемонии. Два-три раза он молча обошел комнату, подыскивая нужные слова, чтобы не обидеть эту молодую женщину, которую согласился взять в жены по государственным соображениям и которая ни в коей мере не могла быть виновницей его постоянной печали; вместе с тем король сознавал, что неспособен проявить те чувства, которых он не испытывал. Образ Луизы Орлеанской не покидал его, он все время видел ее перед собой, она то умоляла его, то сердилась, то протягивала руки, подталкивая к принцессе, то, напротив, удерживала, в зависимости от игры его воображения.
Карл II был добр, чистосердечен, и не его вина, что он имел несчастье родиться с такими странностями. В возрасте королевы Анны Нёйбургской женщины очень жалостливы, они легко проникаются сочувствием к страданиям других. С самого утра она просила Бога ниспослать ей силы, внушить, как надо вести себя с человеком, отныне ставшим ее супругом, хотя и навязанным ей. При виде его лица, искаженного мукой, и его глаз, наполненных слезами, ее охватила великая жалость, очень похожая на любовь, и в эту минуту родилась та искренняя нежность, которую она потом питала к нему всю свою жизнь.
Когда король проходил рядом с ней, Анна окликнула его. Он обернулся, чрезвычайно удивленный.
— Государь… — очень робко повторила она.
— Что вам угодно, сударыня?..
— Простите меня, государь, но мне кажется, — что между нами не все происходит так, как должно быть, мне кажется, что вы страдаете и боитесь сказать мне б этом, обрекая себя на муку, опасную для нашего будущего. Поговорите со мной так, будто знаете меня давно, расскажите о причине вашей боли; мне предназначено быть вашим лучшим другом, и никто не имеет права узнать о ваших терзаниях раньше меня.
Карл II слушал ее с глубоким удивлением, g ним никогда не вели подобные речи. Он не понимал, сон это или явь. Он подошел к кровати и стал ждать, что Анна скажет еще, чтобы затем ответить.
— От этой минуты может зависеть вся наша дальнейшая жизнь; я очень молода, приехала издалека, не знаю нового для меня мира, двора, не разбираюсь в политике. Я росла в патриархальном замке и не видела вокруг никого, кроме друзей. Наше тихое уединение впервые было нарушено, когда к нам приехали за невестой для императора. Моя сестра оплакивает на троне приют наших юных лет, я же хочу пойти по другому пути. Вы страдаете, государь, вы несчастны, вас вынудили оторваться от ваших печалей и взять в супруги женщину, которую вы не любите. Кто знает? Может быть, Бог посылает вам друга и утешительницу. Вы будете плакать рядом со мной, я буду лить слезы вместе с вами, потому что не смогу спокойно смотреть, как вы терзаетесь, и знаю: жалость и нежность облегчают страдания.
— Вы добры, — ответил наконец король, задыхаясь от слез, и с рыданиями упал на кровать.
— Да, плачьте, плачьте, и не бойтесь, что я буду обижена вами: оскорбить меня может лишь сердечная тайна, которую вы не доверите мне. Ваши политические откровения пусть останутся для министров и тех, кто стремится править государством, я же мечтаю только о вашей дружбе. И цель у меня только одна: сделать вас счастливым.
Бедный король все еще плакал, и слезы, видимо, принесли ему огромное облегчение. Он протянул руку к Анне Нёйбургской, она взяла ее в свою и поцеловала. Сердце ее таяло, и королева почувствовала, что между нею и ее супругом возникает глубокая привязанность. С этой ночи жизненный путь Анны был предопределен; да, странные судьбы выпали на долю этого короля и двух его супруг. Мария Луиза Орлеанская была добродетельной и преданной женщиной, Анна Нёйбургская — ангелом.
Лед тронулся, и Карл II испытал незнакомое ему блаженное состояние рядом с юным созданием, чье присутствие сначала пугало его. Он попросил королеву поговорить с ним еще: ее голос действовал на него благотворно. С детства окруженный придворными и корыстными слугами, король был любим лишь дважды, но ни разу так, как ему было необходимо. Его мать, без сомнения любившая его, в первую очередь думала о том, как подчинить сына своему влиянию, чтобы править от его имени; честолюбие убивало в ее душе материнскую нежность, сводило ее на нет.
Мария Луиза любила его из чувства долга, между ними встала настоящая страсть: королева обожала герцога де Асторга и заботилась о короле, лишь повинуясь совести, желая остаться безупречной. Она утешала его, поддерживала, когда замечала, как он страдает, но не стремилась угадать его боль, не шла ему навстречу; это было, повторяю, исполнением долга, и каким бы сильным ни был его голос, он совсем не похож на голос сердца.
Может быть, и на этот раз это был только долг, но королева, очевидно, не задумывалась, что за чувство она испытывает, ее душа безоглядно устремилась навстречу Карлу П. Анна посвятила себя ему целиком, искренне, без всякой тайной мысли, найдя счастье в этой преданности, и, если бы Бог не отказал ей в помощи, она, вероятно, не искала бы ее у других.
Король все это понял инстинктивно, как понимают дети или безумцы, так легко отличающие тех, кто о них заботится, и он заговорил с Анной, доверил ей свои мысли. Эту ночь всю целиком они провели за беседой, и между ними возникло доверие, благодаря чему королева обрела нерушимую власть над супругом.
Он рассказал ей о пережитых им великих испытаниях, сомнениях и терзаниях души, о своей любви к Луизе, о своей тоске, о страхах, мучивших его, когда им овладевал тот, кого он называл своим демоном. Юная девушка слушала его с интересом и сочувствием, целиком завладевшим ее сердцем.
— Говорят, что я безумен, со мною и обращаются как с безумным; мой бедный друг, какого невеселого человека дали вам в мужья; вы очень дорого заплатите за корону! Однако я не безумен, не верьте этому, Анна, и уж по крайней мере не настолько, чтобы не заметить, что отличаюсь от других людей. Ребенком я не играл в обычные игры, а мои капризы были не такие, как у всех; мне хорошо было лишь наедине с моими грустными мыслями, мрачными видениями; меня тянуло ко всему печальному, и я предпочитал проводить время на кладбищах и у могил. Я всегда питал и сейчас питаю глубокую неприязнь к королевскому сану. Я так слаб здоровьем, что совсем не могу работать, ни одной минуты я не прожил без боли! Иногда эти страдания становятся невыносимы, и тогда голова моя раскалывается, а затем появляется этот ужасный демон, который вонзает свои когти в мой череп, отнимая способность мыслить, и я не знаю, что говорю, что делаю, когда он овладевает мною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138