Дело вовсе не в позах. Главное, сесть так, как он велел, и говорить.
– Говорить? – удивилась Элинор. – О чем?
Жаклин улыбнулась и продолжала идти к их любимой скамье между двумя цветочными клумбами.
– Обо всем. Темы вовсе не важны. Я даже не уверена, что он меня слушает.
– Тогда зачем говорить? – нахмурилась Элинор, садясь.
Жаклин последовала ее примеру.
– Видишь ли, для него имеет значение, о чем я думаю. Ведь не могу же я бездумно молоть языком. Его больше интересует выражение моего лица в такие моменты.
– Вот как! – кивнула Элинор. Несколько минут они сидели молча, после чего она оживилась: – Мистер Адер – такой интересный джентльмен, верно?
Сдержав циничную усмешку, Жаклин с готовностью согласилась.
– Знаешь, он третий сын графа!
Затем последовало длинное, в большинстве своем одностороннее обсуждение характера и личности Барнаби, прерываемое нечастыми сравнениями с Джерардом. Жаклин сразу определила, что Элинор считает Джерарда куда более привлекательным, и это влечение только усиливалось его очевидной недоступностью, полным невниманием к Элинор, которая считала Барнаби легким завоеванием.
– Джерард, возможно, слишком поглощен своим творчеством. Насколько мне известно, художники могут быть ужасно эгоистичными в этом отношении.
Элинор выжидающе молчала.
– По крайней мере, я так считаю, – пробормотала Жаклин.
Но вчера он ничуть не походил на эгоиста. Он был ... каким? Добрым? Определенно великодушным. Должно быть, привык к опытным любовницам. Не то, что она с ее неумелыми поцелуями. Однако он не казался разочарованным. Или это простая вежливость с его стороны?
Жаклин слегка нахмурилась.
– Хм ... – промурлыкала Элинор и довольно потянулась. Глядя в ее поднятое к солнцу лицо, Жаклин снова отметила впечатление, которое произвела на нее подруга сегодня утром. Настоящая сытая кошка, слизавшая сливки и теперь вальяжно потягивающаяся под теплым солнышком.
Жаклин уже видывала такое выражение лица: вчера ночью Элинор была с любовником.
Странные чувства охватили ее: не ревность, потому что как можно ревновать к тому, кого не знаешь ... но, возможно, всему причиной жажда жизни? Элинор всего на год старше ее, и все же Жаклин остро чувствовала, как растет пропасть между ними. До исчезновения Томаса они были куда ближе, хотя Элинор уже тогда имела любовника. Но когда Томас ушел и не вернулся, ее жизнь словно остановилась. Потом умерла мать, и мир окрасился в черные тона.
Да, она была жива, но словно превратилась в ледяную статую: никуда не выезжала, ничему не училась, не испытывала всего того, из чего, по ее мнению, и состояла настоящая жизнь. Она устала влачить унылое существование.
И так будет продолжаться, пока Джерард не закончит портрет. Не вынудит окружающих увидеть правду и начать поиски убийцы ее матери. Отомстить за ее гибель. Только тогда она будет свободна начать все сначала и идти дальше.
Ее вдруг охватило беспокойство. Почему она не находит себе места? Жаклин встала и расправила юбки, чем крайне удивила Элинор.
– Мне нужно вернуться домой. Я обещала Джерарду, что буду свободна всякий раз, когда он назначит сеанс. Должно быть, он уже успел просмотреть эскизы.
Вопреки ожиданиям Жаклин Джерард не искал ее. И не послал никого на ее поиски. Тредл сообщил, что мистер Деббингтон все еще находится в мастерской.
Жаклин сказала Элинор, что Джерард запрещает кому-то еще присутствовать на сеансах и дал ясно понять, что не покажет посторонним предварительные наброски или этюды. Разочарованная, но заинтригованная, Элинор отправилась домой.
Жаклин вернулась к себе, только чтобы обнаружить, что не нужна никому, в особенности самому модному лондонскому художнику.
Раздраженная и злая на себя за то, что так расстраивается по пустякам, она взяла новый роман и уселась в гостиной. И попыталась читать. Когда Тредл сообщил, что второй завтрак готов, она облегченно вздохнула.
Но Джерард за столом не появился. Миллисент, благослови ее Господь, спросила, где мистер Деббингтон, чем избавила Жаклин от необходимости сделать это самой. Тредл уведомил их, что камердинер мистера Деббингтона отнес в мастерскую поднос. Очевидно, хозяин, погруженный в работу, частенько пропускал не только обеды, но и ужины, и в обязанности Комптона входило не дать ему умереть с голоду.
Жаклин никак не могла понять, достойно ли восхищения подобное качество.
Когда в конце завтрака Миллисент спросила, не хочет ли племянница посидеть вместе с ней в гостиной, та покачала головой:
– Пожалуй, я погуляю на террасе.
Она медленно прошла от одного конца до другого, пытаясь ни о чем не думать, особенно о художниках, приберегавших весь свой огонь души для творчества. К сожалению, ничего не получилось. Добравшись до южного конца террасы, она подняла глаза к его балкону, потом скользнула взглядом по широким чердачным окнам старой детской. Ничего.
Жаклин прищурилась, поджала губы, пробормотала совершенно не подобающее леди ругательство и шагнула в ближайшую дверь, рядом с которой оказалась ведущая в мастерскую лестница.
Джерард стоял у окна и смотрел в сад, но не видел ни единого дерева. Он держал в руках лучший из сделанных вчера набросков. Правда, все были хороши, а перспективы казались просто сказочными, но ...
Как идти вперед? И каким должен быть следующий шаг? Он провел весь день, перебирая возможности. Может, настоять, чтобы отныне на сеансах присутствовала Миллисент?
Его творческие инстинкты немедленно восстали. Миллисент будет отвлекать не только его, но и Жаклин. Они должны оставаться наедине, особенно теперь, когда между ними возникла близость. Но эта близость должна оставаться строго духовной. Самое главное – не дать этой духовной близости перерасти в физическую. Возможно, они и стали бы любовниками ... но она невинна, и мудрость диктовала ему держать в узде свои сладострастные порывы.
– Войдите! – крикнул он, услышав стук в дверь и предположив, что это горничная пришла за подносом.
На пороге появилась Жаклин. Увидела Джерарда, спокойно встретила его взгляд и, захлопнув за собой дверь, огляделась.
Она впервые была здесь с тех пор, как детскую переделали под мастерскую, и сейчас с любопытством отметила появление длинного раскладного стола; а также кистей, красок и бумаги, разложенных по всей его длине. На одном конце лежала стопка эскизов. Да и в руке он держал несколько бумажных листочков.
Но тут она отвлеклась, заметив большой мольберт и пустой холст, натянутый на него. На холст была наброшена марля, вероятно, чтобы защитить его от пыли.
Девушка медленно шагнула вперед, словно оценивая открывшуюся перед ней сцену.
– Я хотела спросить, не нужно ли сегодня позировать? – пробормотала она, остановившись у окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Говорить? – удивилась Элинор. – О чем?
Жаклин улыбнулась и продолжала идти к их любимой скамье между двумя цветочными клумбами.
– Обо всем. Темы вовсе не важны. Я даже не уверена, что он меня слушает.
– Тогда зачем говорить? – нахмурилась Элинор, садясь.
Жаклин последовала ее примеру.
– Видишь ли, для него имеет значение, о чем я думаю. Ведь не могу же я бездумно молоть языком. Его больше интересует выражение моего лица в такие моменты.
– Вот как! – кивнула Элинор. Несколько минут они сидели молча, после чего она оживилась: – Мистер Адер – такой интересный джентльмен, верно?
Сдержав циничную усмешку, Жаклин с готовностью согласилась.
– Знаешь, он третий сын графа!
Затем последовало длинное, в большинстве своем одностороннее обсуждение характера и личности Барнаби, прерываемое нечастыми сравнениями с Джерардом. Жаклин сразу определила, что Элинор считает Джерарда куда более привлекательным, и это влечение только усиливалось его очевидной недоступностью, полным невниманием к Элинор, которая считала Барнаби легким завоеванием.
– Джерард, возможно, слишком поглощен своим творчеством. Насколько мне известно, художники могут быть ужасно эгоистичными в этом отношении.
Элинор выжидающе молчала.
– По крайней мере, я так считаю, – пробормотала Жаклин.
Но вчера он ничуть не походил на эгоиста. Он был ... каким? Добрым? Определенно великодушным. Должно быть, привык к опытным любовницам. Не то, что она с ее неумелыми поцелуями. Однако он не казался разочарованным. Или это простая вежливость с его стороны?
Жаклин слегка нахмурилась.
– Хм ... – промурлыкала Элинор и довольно потянулась. Глядя в ее поднятое к солнцу лицо, Жаклин снова отметила впечатление, которое произвела на нее подруга сегодня утром. Настоящая сытая кошка, слизавшая сливки и теперь вальяжно потягивающаяся под теплым солнышком.
Жаклин уже видывала такое выражение лица: вчера ночью Элинор была с любовником.
Странные чувства охватили ее: не ревность, потому что как можно ревновать к тому, кого не знаешь ... но, возможно, всему причиной жажда жизни? Элинор всего на год старше ее, и все же Жаклин остро чувствовала, как растет пропасть между ними. До исчезновения Томаса они были куда ближе, хотя Элинор уже тогда имела любовника. Но когда Томас ушел и не вернулся, ее жизнь словно остановилась. Потом умерла мать, и мир окрасился в черные тона.
Да, она была жива, но словно превратилась в ледяную статую: никуда не выезжала, ничему не училась, не испытывала всего того, из чего, по ее мнению, и состояла настоящая жизнь. Она устала влачить унылое существование.
И так будет продолжаться, пока Джерард не закончит портрет. Не вынудит окружающих увидеть правду и начать поиски убийцы ее матери. Отомстить за ее гибель. Только тогда она будет свободна начать все сначала и идти дальше.
Ее вдруг охватило беспокойство. Почему она не находит себе места? Жаклин встала и расправила юбки, чем крайне удивила Элинор.
– Мне нужно вернуться домой. Я обещала Джерарду, что буду свободна всякий раз, когда он назначит сеанс. Должно быть, он уже успел просмотреть эскизы.
Вопреки ожиданиям Жаклин Джерард не искал ее. И не послал никого на ее поиски. Тредл сообщил, что мистер Деббингтон все еще находится в мастерской.
Жаклин сказала Элинор, что Джерард запрещает кому-то еще присутствовать на сеансах и дал ясно понять, что не покажет посторонним предварительные наброски или этюды. Разочарованная, но заинтригованная, Элинор отправилась домой.
Жаклин вернулась к себе, только чтобы обнаружить, что не нужна никому, в особенности самому модному лондонскому художнику.
Раздраженная и злая на себя за то, что так расстраивается по пустякам, она взяла новый роман и уселась в гостиной. И попыталась читать. Когда Тредл сообщил, что второй завтрак готов, она облегченно вздохнула.
Но Джерард за столом не появился. Миллисент, благослови ее Господь, спросила, где мистер Деббингтон, чем избавила Жаклин от необходимости сделать это самой. Тредл уведомил их, что камердинер мистера Деббингтона отнес в мастерскую поднос. Очевидно, хозяин, погруженный в работу, частенько пропускал не только обеды, но и ужины, и в обязанности Комптона входило не дать ему умереть с голоду.
Жаклин никак не могла понять, достойно ли восхищения подобное качество.
Когда в конце завтрака Миллисент спросила, не хочет ли племянница посидеть вместе с ней в гостиной, та покачала головой:
– Пожалуй, я погуляю на террасе.
Она медленно прошла от одного конца до другого, пытаясь ни о чем не думать, особенно о художниках, приберегавших весь свой огонь души для творчества. К сожалению, ничего не получилось. Добравшись до южного конца террасы, она подняла глаза к его балкону, потом скользнула взглядом по широким чердачным окнам старой детской. Ничего.
Жаклин прищурилась, поджала губы, пробормотала совершенно не подобающее леди ругательство и шагнула в ближайшую дверь, рядом с которой оказалась ведущая в мастерскую лестница.
Джерард стоял у окна и смотрел в сад, но не видел ни единого дерева. Он держал в руках лучший из сделанных вчера набросков. Правда, все были хороши, а перспективы казались просто сказочными, но ...
Как идти вперед? И каким должен быть следующий шаг? Он провел весь день, перебирая возможности. Может, настоять, чтобы отныне на сеансах присутствовала Миллисент?
Его творческие инстинкты немедленно восстали. Миллисент будет отвлекать не только его, но и Жаклин. Они должны оставаться наедине, особенно теперь, когда между ними возникла близость. Но эта близость должна оставаться строго духовной. Самое главное – не дать этой духовной близости перерасти в физическую. Возможно, они и стали бы любовниками ... но она невинна, и мудрость диктовала ему держать в узде свои сладострастные порывы.
– Войдите! – крикнул он, услышав стук в дверь и предположив, что это горничная пришла за подносом.
На пороге появилась Жаклин. Увидела Джерарда, спокойно встретила его взгляд и, захлопнув за собой дверь, огляделась.
Она впервые была здесь с тех пор, как детскую переделали под мастерскую, и сейчас с любопытством отметила появление длинного раскладного стола; а также кистей, красок и бумаги, разложенных по всей его длине. На одном конце лежала стопка эскизов. Да и в руке он держал несколько бумажных листочков.
Но тут она отвлеклась, заметив большой мольберт и пустой холст, натянутый на него. На холст была наброшена марля, вероятно, чтобы защитить его от пыли.
Девушка медленно шагнула вперед, словно оценивая открывшуюся перед ней сцену.
– Я хотела спросить, не нужно ли сегодня позировать? – пробормотала она, остановившись у окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110