Когда я уеду, то буду вспоминать это время как подарок судьбы. Хочется верить, что Богу отрадно смотреть вниз и видеть свет в доме, свет, в центре которого наша дочь. И я молюсь, чтобы он защитил этот приют любви.
Элизабет замедлила шаг. В его голосе была тоска, напомнившая ей, что война ждет, война скоро заберет его. Ей хотелось внимательней вглядеться в любимое лицо, но в слабом лунном свете она едва различала его черты.
– Когда ты должен ехать? – с трудом выговорила молодая женщина, боясь разрыдаться, тронутая до глубины души его простыми словами.
– Завтра вечером. – Его рука соскользнула с ее плеча, и он прошел вперед, пока не остановился около толстого дуба. Прислонившись к дереву, Колтер поднял голову, чувствуя, что она наблюдает за ним. Сколько одиноких ночей он вот так же смотрел в небо, не зная, увидит ли утро! Но теперь жизнь значила для него гораздо больше. Посмотрев на Элизабет, он протянул к ней руку: – Поди ко мне.
Слова были теми же, что с мягкой угрозой звучали прошлой ночью, но не отсутствие угрозы заставило ее подойти, просто ей самой страстно этого хотелось.
– Надо увести тебя в дом, в тепло, – предложил он, согрев дыханием кончики ее пальцев, потом дотронулся до щеки.
– Я могу согреться здесь, – прошептала Элизабет, распахнула полы длинной шинели и прижалась к нему. Ей не хотелось объяснять, что дело не в холодной погоде, а в том, что внутри ее гнездится темный холод страха. Прильнув щекой к его груди, уткнувшись носом в рубашку, она упивалась запахом мужского тела. Какая сила и надежность! Прошлой ночью она сказала, что завидует этим качествам. Теперь верилось, что и ей когда-нибудь суждено обрести их.
– Это опасно, – предупредил он. Близость любимого тела возбуждала каждый нерв, но у него еще оставались силы сопротивляться.
Молодая женщина молча кивнула, чтобы голос не выдал, до какой степени она возбуждена. Пламя, родившееся от краткого поцелуя сегодня вечером, все еще бушевало в ней, а напрягшееся тело Колтера красноречиво говорило само за себя. Элизабет устала бояться, устала быть осторожной, устала быть одна. Наблюдая сегодня Колтера с дочерью, деля их беспечную радость, она поняла, от какого счастья так настойчиво отказывается. Эмили любила ее отца, не ставя никаких условий, и скорбела о его утрате так, как скорбит только любящая и очень любимая женщина. Когда-то казалось, что Колтер любит ее так же. Неужели она утратила уверенность навсегда? Элизабет не знала. Она не могла даже сказать, что ждет ее завтра. Как можно требовать обещаний у другого, если сама не можешь обещать что-либо в ответ?
Дотронувшись пальцем до его губ, она вдруг почувствовала, как меняется их изгиб, и поняла, что он улыбается. Безумие! Форменное безумие – снова дать разгореться страсти. Сознание, что от малейшего ее движения сердце возлюбленного бьется быстрее, и пугало и восхищало одновременно.
– Будь осторожна, маленький лисенок, такие игры рискованны, – предупредил он, как бы подтрунивая над самим собой. И только распалял ее, потому что, пока слова предостерегали, губы пытались удержать ее пальцы.
– Дразня тебя, я дразню и себя, – прошептала она.
– Когда в первый раз я тебя обнимал, – тихо начал Колтер, как будто боясь нарушить интимность момента, – ты тоже гладила мои губы и удивлялась, почему мои поцелуи доставляют тебе больше удовольствия, чем поцелуи других. Ты доводила меня до исступления и одновременно злила своей соблазнительной невинностью. Была весна, и мы стояли под кизиловым деревом, помнишь? На тебе было атласное платье с кружевной шалью, а твоя кожа была гладкой и горячей под моими губами. Как бренди, которым я злоупотребил в тот вечер.
– Ты ревновал меня, потому что я не стала танцевать с тобой вальс. Но, – чопорно продолжала Элизабет, – у тебя не было никакого права считать, что я должна танцевать именно с тобой.
– Верно. Но я ревновал тебя ко всем. Мне хотелось объявить, что ты принадлежишь только мне. Сейчас не весна, но я все еще хочу этого. – Его руки скользнули под ее накидку. Молодая женщина напряглась, и полковник поспешил успокоить ее: – Из-за преклонного возраста у меня мерзнут руки. Позволь согреть их. Кровь в моих жилах бежит не так быстро, как в твоих.
– Колтер, ты...
–...немного слукавил.
Общие воспоминания заворожили Элизабет. Колтер улыбнулся, прижавшись подбородком к ее макушке.
– А во второй раз... Постой, где же мы были? В саду. Помнится, стоял дурманящий запах роз и светила луна. Сначала ты негодовала, что я вытащил тебя из дому и...
– Ты смеялся, поймав меня в объятия.
– Вот так, – закончил Колтер, крепко обняв ее, отчего у обоих захватило дыхание. – Вот так, – повторил он сорвавшимся от избытка чувств голосом. – Да, любимая, о Господи, да!
В его голосе были страсть и отчаянье. Элизабет подняла голову, напрасно пытаясь разглядеть выражение его глаз. Ее губы набухли от лихорадочного ожидания поцелуя. Так нельзя! – стыдила она себя. Я превратилась в вора, который хочет украсть все, что может.
Их губы пылали. Опасность приближалась. Стало совершенно ясно: так будет всегда, едва Колтер дотронется до нее и поцелует. Он коснулся языком уголков ее губ, и они жадно раскрылись навстречу поцелую. Уже нельзя было различить, кого из них бьет дрожь, так тесно прижимались они друг к другу. Элизабет полностью отдалась ласкам, с упоением отвечая на них. Прохладный ночной ветерок мог бы хоть немного охладить их пыл, но ничто уже не имело значения, кроме напряженных, жарких тел. Весь мир перестал существовать, осталась только страсть.
Молодая женщина чувствовала, как набухает и болит грудь, и невольно изогнулась.
– Скажи, любовь моя, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею, – скажи, где тебе больно, и я вылечу тебя.
– Ты знаешь. Ты всегда знаешь.
Колтер дотронулся до выреза на ее груди. Он чувствовал, как дрожит ее тело; ноги стиснули его бедро так сильно, что он застонал от непреодолимого желания. Захватив ладонью полную грудь, его палец безошибочно обнаружил набухший сосок и стал ласкать это наиболее чувствительное место. Со стоном, в котором слышался призыв, Элизабет прижала его руку своею ладонью.
Движение ее губ приводило его в неистовство. Колтер не мог больше медлить, ему было необходимо соединиться с ее телом, любить ее, только это могло восстановить его жизненные силы.
Он страстно хотел вновь обладать тем, что принадлежало ему по праву. И был уверен, что и она хочет того же.
Снова и снова шепча его имя, Элизабет покрывала частыми поцелуями лицо возлюбленного. Так было с самого первого раза – взрыв страсти, бушующий пожар, требующий удовлетворения.
Но тогда она еще не знала, что ее ждет впереди. Невинная, она просила все больших удовольствий, была послушной и жаждущей ученицей в его умелых руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Элизабет замедлила шаг. В его голосе была тоска, напомнившая ей, что война ждет, война скоро заберет его. Ей хотелось внимательней вглядеться в любимое лицо, но в слабом лунном свете она едва различала его черты.
– Когда ты должен ехать? – с трудом выговорила молодая женщина, боясь разрыдаться, тронутая до глубины души его простыми словами.
– Завтра вечером. – Его рука соскользнула с ее плеча, и он прошел вперед, пока не остановился около толстого дуба. Прислонившись к дереву, Колтер поднял голову, чувствуя, что она наблюдает за ним. Сколько одиноких ночей он вот так же смотрел в небо, не зная, увидит ли утро! Но теперь жизнь значила для него гораздо больше. Посмотрев на Элизабет, он протянул к ней руку: – Поди ко мне.
Слова были теми же, что с мягкой угрозой звучали прошлой ночью, но не отсутствие угрозы заставило ее подойти, просто ей самой страстно этого хотелось.
– Надо увести тебя в дом, в тепло, – предложил он, согрев дыханием кончики ее пальцев, потом дотронулся до щеки.
– Я могу согреться здесь, – прошептала Элизабет, распахнула полы длинной шинели и прижалась к нему. Ей не хотелось объяснять, что дело не в холодной погоде, а в том, что внутри ее гнездится темный холод страха. Прильнув щекой к его груди, уткнувшись носом в рубашку, она упивалась запахом мужского тела. Какая сила и надежность! Прошлой ночью она сказала, что завидует этим качествам. Теперь верилось, что и ей когда-нибудь суждено обрести их.
– Это опасно, – предупредил он. Близость любимого тела возбуждала каждый нерв, но у него еще оставались силы сопротивляться.
Молодая женщина молча кивнула, чтобы голос не выдал, до какой степени она возбуждена. Пламя, родившееся от краткого поцелуя сегодня вечером, все еще бушевало в ней, а напрягшееся тело Колтера красноречиво говорило само за себя. Элизабет устала бояться, устала быть осторожной, устала быть одна. Наблюдая сегодня Колтера с дочерью, деля их беспечную радость, она поняла, от какого счастья так настойчиво отказывается. Эмили любила ее отца, не ставя никаких условий, и скорбела о его утрате так, как скорбит только любящая и очень любимая женщина. Когда-то казалось, что Колтер любит ее так же. Неужели она утратила уверенность навсегда? Элизабет не знала. Она не могла даже сказать, что ждет ее завтра. Как можно требовать обещаний у другого, если сама не можешь обещать что-либо в ответ?
Дотронувшись пальцем до его губ, она вдруг почувствовала, как меняется их изгиб, и поняла, что он улыбается. Безумие! Форменное безумие – снова дать разгореться страсти. Сознание, что от малейшего ее движения сердце возлюбленного бьется быстрее, и пугало и восхищало одновременно.
– Будь осторожна, маленький лисенок, такие игры рискованны, – предупредил он, как бы подтрунивая над самим собой. И только распалял ее, потому что, пока слова предостерегали, губы пытались удержать ее пальцы.
– Дразня тебя, я дразню и себя, – прошептала она.
– Когда в первый раз я тебя обнимал, – тихо начал Колтер, как будто боясь нарушить интимность момента, – ты тоже гладила мои губы и удивлялась, почему мои поцелуи доставляют тебе больше удовольствия, чем поцелуи других. Ты доводила меня до исступления и одновременно злила своей соблазнительной невинностью. Была весна, и мы стояли под кизиловым деревом, помнишь? На тебе было атласное платье с кружевной шалью, а твоя кожа была гладкой и горячей под моими губами. Как бренди, которым я злоупотребил в тот вечер.
– Ты ревновал меня, потому что я не стала танцевать с тобой вальс. Но, – чопорно продолжала Элизабет, – у тебя не было никакого права считать, что я должна танцевать именно с тобой.
– Верно. Но я ревновал тебя ко всем. Мне хотелось объявить, что ты принадлежишь только мне. Сейчас не весна, но я все еще хочу этого. – Его руки скользнули под ее накидку. Молодая женщина напряглась, и полковник поспешил успокоить ее: – Из-за преклонного возраста у меня мерзнут руки. Позволь согреть их. Кровь в моих жилах бежит не так быстро, как в твоих.
– Колтер, ты...
–...немного слукавил.
Общие воспоминания заворожили Элизабет. Колтер улыбнулся, прижавшись подбородком к ее макушке.
– А во второй раз... Постой, где же мы были? В саду. Помнится, стоял дурманящий запах роз и светила луна. Сначала ты негодовала, что я вытащил тебя из дому и...
– Ты смеялся, поймав меня в объятия.
– Вот так, – закончил Колтер, крепко обняв ее, отчего у обоих захватило дыхание. – Вот так, – повторил он сорвавшимся от избытка чувств голосом. – Да, любимая, о Господи, да!
В его голосе были страсть и отчаянье. Элизабет подняла голову, напрасно пытаясь разглядеть выражение его глаз. Ее губы набухли от лихорадочного ожидания поцелуя. Так нельзя! – стыдила она себя. Я превратилась в вора, который хочет украсть все, что может.
Их губы пылали. Опасность приближалась. Стало совершенно ясно: так будет всегда, едва Колтер дотронется до нее и поцелует. Он коснулся языком уголков ее губ, и они жадно раскрылись навстречу поцелую. Уже нельзя было различить, кого из них бьет дрожь, так тесно прижимались они друг к другу. Элизабет полностью отдалась ласкам, с упоением отвечая на них. Прохладный ночной ветерок мог бы хоть немного охладить их пыл, но ничто уже не имело значения, кроме напряженных, жарких тел. Весь мир перестал существовать, осталась только страсть.
Молодая женщина чувствовала, как набухает и болит грудь, и невольно изогнулась.
– Скажи, любовь моя, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею, – скажи, где тебе больно, и я вылечу тебя.
– Ты знаешь. Ты всегда знаешь.
Колтер дотронулся до выреза на ее груди. Он чувствовал, как дрожит ее тело; ноги стиснули его бедро так сильно, что он застонал от непреодолимого желания. Захватив ладонью полную грудь, его палец безошибочно обнаружил набухший сосок и стал ласкать это наиболее чувствительное место. Со стоном, в котором слышался призыв, Элизабет прижала его руку своею ладонью.
Движение ее губ приводило его в неистовство. Колтер не мог больше медлить, ему было необходимо соединиться с ее телом, любить ее, только это могло восстановить его жизненные силы.
Он страстно хотел вновь обладать тем, что принадлежало ему по праву. И был уверен, что и она хочет того же.
Снова и снова шепча его имя, Элизабет покрывала частыми поцелуями лицо возлюбленного. Так было с самого первого раза – взрыв страсти, бушующий пожар, требующий удовлетворения.
Но тогда она еще не знала, что ее ждет впереди. Невинная, она просила все больших удовольствий, была послушной и жаждущей ученицей в его умелых руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54